Остров на птичьей улице - Орлев Ури - Страница 9

— Я должен вернуться… туда, где я жду отца, — сказал я им.

— Где это? — воскликнули в один голос папаша и мамаша Грин.

— Это… — промямлил я.

— Ты что, не доверяешь нам? Почему не хочешь сказать? Что, и твой отец тоже там? Или кто-то еще? Кто тебя послал?

Они говорили все одновременно.

— Да нет, — ответил я. — Меня никто не посылал. Я там один. Я жду папу.

— Так зачем же ты пришел сюда? — спросил папаша Грин.

— Взять Снежка.

— Снежка? — спросили Грины.

Йоси пояснил:

— Его белого мышонка.

Все расхохотались, кроме самого Грина. Я по-настоящему испугался. Хорошо, что Снежок тихо сидел в моем кармане и не свистел.

— Я хотел взять продукты, но нигде ничего не было. Тогда я пришел сюда, и хочу забрать все, что нам принадлежит. Я заберу все в нашу квартиру и каждый раз буду приходить туда и брать понемногу. Я больше не спущусь в бункер и не буду стучать.

— Так не пойдет, — сказал папаша Грин.

Он с женой отошел в сторону и шептался с ней несколько минут. Они о чем-то спорили. В конце концов она вернулась и сказала довольно злобно:

— Ты можешь остаться или уйти, но не получишь ничего из еды.

— Почему?

— Нам жаль продуктов, — сказал папаша Грин, — тебя все равно поймают через день или два, и все пропадет зря.

— Оставайся, — прошептал Йоси.

— Не могу, — сказал я, с трудом сдерживая слезы. — Я жду моего папу!..

— Но он придет за тобой и сюда, — сказал Аврахам.

Он был прав. Это было разумно. Мне надо было бы остаться с ними. Я внимательно посмотрел на их лица. Йоси выжидательно смотрел на меня. Ципора и Аврахам были не такими уж плохими. Но мне было ясно, что оставаться я не должен, мне следовало вернуться в мое укрытие. Я начал усиленно размышлять. Ведь и Барух знал о бункере, но он не говорил мне, чтобы я сюда пришел, если ночью папа не заберет меня. Он сказал совершенно определенно: «Жди под развалинами дома № 78. Неделю, месяц, даже целый год». Так он сказал. И я должен действовать в соответствии с его указаниями.

Мамаша Грин дала мне три банки консервированного молока. Я не смог сказать ей, что это было молоко из нашего шкафа на кухне. Еще она дала немного сухарей и банку варенья.

— Это все, — сказала она.

— Алекс, останься, — снова прошептал Йоси.

— Замолчи, — прикрикнул на него отец, — не вмешивайся.

Если бы мне даже приплатили, я бы не остался с ними без отца. Они всегда были такие вежливые, когда приходили к нам. Может, они такие же, как стукачи. Вежливые и обаятельные до тех пор, пока им выгодно. И только потом неожиданно выясняется, какие они есть на самом деле.

Я вернулся в нашу квартиру и завернул мое теплое одеяло и подушку в тонкое одеяло. Положил туда несколько книг. Продукты, которые они мне дали. Простыню. Полотенце. Нижнее белье и одежду на смену, как будто собирался в летний лагерь. Потом немного подумал и прихватил спички и свечи. Карманный фонарь моего отца. Теперь их у меня было два. Взял вилку, ложку и нож. И кое-какую посуду на случай, если папа придет. Я уже собирался уходить, когда вспомнил о коробке с нашими фотографиями, и бросил ее в кучу приготовленных вещей. Мне не хотелось, чтобы фотографии нашей семьи в один прекрасный день были разбросаны по земле, как это было со снимками других людей.

Сам я не обратил бы на них внимания, но мама объяснила мне, что это фотографии людей, которые когда-то были счастливы. К примеру, свадебные фотографии. Или портреты пожилых родителей. Или фотография ребенка, который недавно появился на свет. Она говорила, что эти фотографии — словно воспоминание о людях, которых уже нет. А для посторонних они не представляют никакой ценности.

Я вышел из квартиры. С трудом протолкнул свой узел в маленькое отверстие у входа. Потом выпрямил железный прут, как это было вначале. Может, еще вернусь. Никто не должен знать, что здесь был проход. Барух сделал все очень удачно.

Небо затянули облака. Начал накрапывать дождь. Вдруг я припомнил разные вещи, которые мне захотелось забрать из нашего дома. Впрочем, почему я не остался там спать? Или, может, мне стоило остаться в бункере, хоть я их и ненавидел? Но я продолжал идти вперед.

Обратный путь я прошел быстрее. Наверно, потому, что меньше остерегался. Но боялся так же, как и раньше. Было невозможно не бояться.

Когда я спустился в подвал, дождь пошел в полную силу. Узел мне пришлось разобрать у входа, потому что невозможно было его втащить. Одеяло немного промокло. Книги тоже. Ничего. Высохнут.

Я устроил себе постель. Земля была твердая, поэтому я решил спать на одеяле. Завтра пойду в один из ближайших домов и принесу матрас. Может, найду и продукты. Не очень-то я в это верил, ведь все брали еду с собой или прятали ее. Вот матрасов наверняка было полно.

Ночью мне снился отец. Он улыбался. Был так близко. Я протянул руки, чтобы обнять его. Но не мог. Попробовал еще раз, но он был далеко, хотя совсем не двигался с места. Я крикнул: «Папа!» Не помогло. Тогда бросился за ним. Я видел его вдалеке, но ноги мои отяжелели. Я не мог сдвинуться с места. А он продолжал улыбаться, словно ободрял и поддерживал меня, как будто хотел сказать: «Держись, Алекс, я к тебе приду!»

Я просыпался дважды и в первый раз никак не мог понять, где я. Проснулся из-за сна. Во второй раз проснулся из-за грома, который громыхал снаружи. Где-то неподалеку от меня в подвал проникали капли дождя. Я пощупал свое тонкое одеяло, оно было сухим. С тех пор, как кончились бомбежки, впервые перед сном я не надел пижаму.

Ценные вещи, утратившие всякий смысл

Проснулся я рано, с пением птиц. Посмотрел в отверстие во двор. Было раннее утро, я чувствовал запах дождя, который очень любил. Но выходить мне пока не хотелось. Я вернулся на свое место, взял карманный фонарь и решил обследовать подвал. Это была обычная система подвалов, только из-за центрального коридора, делающего несколько поворотов, все выглядело довольно пугающим. Странно, что теперь, когда у меня не было выхода, я осмелел и с фонарем вошел внутрь. Без долгих размышлений. Раньше, во время наших игр, я решался пройти от входа не больше двух шагов. Ребята сверху завывали: «О-о-о-у-у-у!» — я мигом выскакивал наверх. Предположим, что духи есть на самом деле и что они, к примеру, обитают в таких местах. К чему думать, что они хотят навредить мне? Может, наоборот, захотят помочь? Ведь они, конечно же, ненавидят немцев.

Все секции подвального помещения были пусты, стояли с открытыми дверями. При свете фонаря можно было увидеть кучи угля или какой-то мешок, прислоненный к стене. В конце коридора под потолком было маленькое окошко, которое снаружи было завалено обломками кирпичей. Я решил, что мне стоит притащить сюда лестницу и попробовать выйти через это окошко на двор. Ведь во всяком укрытии должен быть запасной выход. Так учил меня Барух.

Я выбрал себе самое лучшее помещение и подмел его старым мешком. Оно было недалеко от входа, так что если папа позовет меня, я его сразу услышу. Ведь если я заберусь слишком глубоко, я его не услышу. Не услышу ни мертвой тишины еврейской улицы, ни звуков с польской улицы, расположенной за стеной. Я перенес сюда все свои вещи. Решил, что читать буду при свете дня у входного отверстия, чтобы не тратить свечи и батарейки карманных фонарей. Тут я сразу смогу услышать, что кто-то собирается проникнуть внутрь, и тогда я скроюсь где-то в глубине подвала.

Я просидел у входа целый день, но папа не пришел. На третий день решил пойти в соседний дом и принести матрас. Я уже подошел к его входу, но побоялся войти внутрь среди бела дня. И тут я вспомнил, что как-то мы обнаружили проем в стене, который вел в квартиру соседнего дома. Этот проем был заделан досками. «Теперь, когда в доме никто не живет, я смогу оторвать доски», — подумал я. Нашел этот проем, но досок не было. Возможно, люди оторвали доски, чтобы бежать и скрыться в развалинах, когда немцы собирались вывозить их.