Босиком по лужам - Аверкиева Наталья "Иманка" - Страница 27

— Ты решил меня съесть?

— А что он так призывно торчит? — обиженно вопросил он.

— Кто? — прохрюкала я, рыдая от смеха. Такого просто не бывает!

— Сосок, — покраснел парень.

Я не могла говорить минут пять. Обливаясь слезами, корчась на полу, задыхаясь от смеха до боли в животе и спине, мы ржали. Когда становилось совсем невмоготу, поднимали друг на друга глаза и опять начинали хохотать.

— Ну это же не повод его есть! — кое-как между смеховыми всхлипами произносила я.

— Но он такой вкусный! — захлебываясь отвечал Билл.

Он все еще смеялся, а я нависла над ним, любуясь зажмуренными глазами, слезами, сползающим к вискам, морщинками, образующимися от смеха. Такой хороший веселый мальчик.

— Что ж, придется тебе объяснить, что делать с сосками, — строго сказала я.

Я, не отрываясь, смотрела ему в глаза. Рука спокойно, но уверенно развязывала пояс его халата. Билл перестал ржать, пялился на меня, почти голую, и улыбался. Черт! Ну почему мне опять кажется, что он боится. Робкая улыбка. Не самоуверенная, как на фотографиях, на концертах, на встрече с журналистами, а робкая и стыдливая, как у… Бред! Этого просто не может быть! Никогда не поверю! Секс-символ для миллионов девчонок… Кумир, по которому льют слезы, на фотографии которого молятся, которого хотят все…

Пальчик, едва касаясь кожи, начал рисовать круги на его груди. Он затаил дыхание. Улыбка словно приклеилась, стала натянутой, чужеродной на всё еще счастливом лице. Я коснулась дыханием его соска — так бабочка касается цветка. Пощекотала языком — словно росинку срывая с листка. Мышцы в месте поцелуя едва заметно напряглись. Да что с ним?

— Одно твое слово… — посмотрела серьезно.

Он вздрогнул и покраснел.

— Я… — беззвучно, одними губами, — хочу…

— Расслабься… — шепотом.

Язык по шее. Мочка. Ушная раковина. Такая небольшая, аккуратная. Горячая. Пара ничего не значащих глупых фраз, просто чтобы ты улыбнулся. Обжечь дыханием. В ответ легкий стон. Поцелуй прикрытых век. Кончик носа в кончик носа. Язык легко скользит по губам. Ты отвечаешь, ловишь мои губы, хватаешь язык, что-то бормочешь глупое. Нет, мы не будем задерживаться. Опять шея. Ямочка ключицы. Какая сладкая. Грудь. Сосок. Хватаю его зубами, слегка сжимаю. Ты стонешь громче. Моя рука опускается вниз. Гладит кожу живота. Твои руки несмело движутся по моему телу. Застреваешь где-то на бедрах. Словно не знаешь, что делать дальше, боишься коснуться кружевной резинки стрингов. Не важно. Пусть ладони поглаживают поясницу и бедра. Мы не спешим. Я не устаю тебя целовать, наслаждаясь каждым миллиметром твоего тела. Боже, как ты возбужден! Надо быть осторожной, чтобы все не кончилось раньше времени. Я опустилась к татуировке звезды внизу твоего живота. Целую каждый лучик, касаюсь тату кончиком носа, вдыхая аромат твоего тела. От пупка вниз веду языком, дую на образовавшуюся влажную дорожку. Тело покрывается мурашками. Рука плавно ласкает тебя вверх-вниз. Ты постепенно теряешь над собой контроль. Злишься, что не достаешь до моего тела, лишь треплешь волосы, захватываешь их иной раз слишком сильно, дергаешь. Вот сейчас ты готов… Откидываешься назад, полностью отдаваясь удовольствию, отдаваясь мне. Уже не стонешь, кричишь, вцепившись в мои плечи когтями, выгибаешься навстречу моим движениям, ласкам… Отключаешься от мира, кусаешься, дерешь мою кожу. Я кричу, не замечая, как сама вонзаю зубы в шею, как ногти оставляют красные следы на плечах. Резким рывком ты переворачиваешь нас. Всего мгновение ты удивлен и растерян — что дальше. Все просто. Секс – это танец. Ты же умеешь танцевать. Я подсказываю — двигаюсь под тобой. Ты ловишь мой темп, но через несколько секунд задаешь свой, перехватываешь инициативу. Я извиваюсь. Постепенно отключаюсь, ухожу, исчезаю. Голова кружится. Ноги наполняются теплом и тяжестью. В груди холодит, живот становится тяжелым. Замри, — шепчу я, с силой обхватывая ногами твои бедра и прижимаясь к тебе всем телом. Ты не слышишь. Двигаешься быстрее, сильнее, кажется, ты поставил себе цель пробить меня насквозь. Удовольствие судорогой проходит по телу. Ты на секунду останавливаешься и, расширившимися от ужаса глазами, смотришь, как я кончаю. Двигайся же! — требую я, почти кричу. Пара движений и ты со стоном изливаешься. Падаешь на меня, тяжело дыша. Наши сердца колотятся друг об друга. Мне даже показалось, что в унисон. Ты касаешься моей мокрой шеи губами, что-то бормочешь, но я не понимаю. Мне хорошо. Мне очень хорошо. Обхватываю тебя ногами и руками, сжимаю сильно-сильно. Нежно целую в губы. Жмурюсь от капельки пота, упавшей с кончика твоего носа прямо мне в глаз. Ты умница, ты великолепен.

— Ты правда так считаешь? — весьма удивленно спросил Билл. — Тебе понравилось?

Я даже не сразу поняла, о чем он.

Билл с сожалением переместился с меня на ковер, обнял.

— Что ты сказал? — рассеянно переспросила я.

— Я спросил, понравилось ли тебе и правду ли ты сказала?

— Не помню, что я там сказала, но ты божественен, великолепен… Ты просто… ах…

— Тебе понравилось? — отчего-то волновался он.

— Очень.

Он аж расцвел.

— А тебе? — на всякий случай поинтересовалась я. Хотя и так было понятно, что мальчик в восторге.

Вместо ответа Билл меня ласково поцеловал.

Мы лежали молча, наслаждаясь тишиной, стуком сердец и объятиями. И лишь мое сознание глодала одна мыслишка. Я никак не могла от нее отделаться. Гнала прочь, но любопытство было сильнее. И оно в конце концов победило.

— Билл, — протянула я. — Биииль…

— Мммм, — отозвался он лениво.

— Скажи, а что случилось? Кто обидел тебя настолько, что ты начал бояться… эээ… ммм… отношений…

— Секса? — совершенно спокойно уточнил он.

Я кивнула.

— Дай мне сигареты, пожалуйста.

Протянула ему уполовиненную пачку и зажигалку. Он затянулся. Молчал. Лицо серьезное, сосредоточенное. Я ждала.

Сигарета выкурена наполовину.

Нет, не расскажет. Не сможет. А жаль. Было бы понятно, что за «таракан» живет в его голове, а, следовательно, можно было бы попробовать его от этого комплекса вылечить.

— В четырнадцать лет я встречался с девочкой. Там… В Германии… Дома… — неожиданно начал он, когда я уже решила от него отвязаться со своим любопытством. — Мы почти полгода дружили. Ну там всякие прогулки совместные, кино, мороженное. Казалось, что она меня понимает. Мы часто зависали у нее дома, смотрели кино, целовались, обнимались… Ну ты знаешь, чего я тебе рассказываю. А потом она начала намекать, что не мешало бы наши отношения перевести из романтических в более взрослые. Я был не против. Стеснялся только сильно. Толком даже не понимал, что и как делать. Она тоже была девственницей, и тоже не знала, что и как. Она так сильно мне нравилась, что я безумно боялся причинить ей боль. В общем, я перенервничал и…

Билл замолчал. На лице никаких эмоций. Лишь пальцы крошат остатки сигареты.

Когда пауза затянулась, я вкрадчиво спросила:

— Она высмеяла тебя?

Он грустно ухмыльнулся:

— Если бы. На следующий день это обсуждала вся школа. В подробностях. А потом кто-то пустил слух, что я гей. Мне очень помог Томми. Он не давал меня в обиду, защищал. Готов был убить любого, кто хотя бы криво посмотрит в мою сторону. Том занимался каратэ, с ним лишний раз предпочитали не связываться. А потом нас развели по разным классам. Начался настоящий кошмар. Такое ощущение, что я остался один во всем мире в стае диких голодных зверей. Травили так… — Дыхание участилось. Я почувствовала, как его рука на моей спине сжимается в кулак.

— Почему ты не защищался? Почему позволил себя унизить? Почему? — в негодовании вскочила я. — Ты ведь сильный! В тебе такой потрясающий стержень, который просто так не согнешь. Почему ты позволил этим ублюдкам вытирать об себя ноги?

— Этих ублюдков был целый класс, и они собирались против меня всем скопом. Периодически к травле присоединялись старшеклассники и лупили нас с Томом почем зря. А если учесть, что большинство учителей нас ненавидели за хулиганские выходки, даже за те, которые мы не совершали (представляешь, Тому однажды отвесили оплеуху при всех и влепили выговор только за то, что кто-то выключил свет в зале, а подумали на него!), то ты хоть обзащищайся, толку все равно никакого. Что я мог сделать против них всех? — Удивительно, но Билл говорил абсолютно безразлично. Ни грамма эмоций. — Потом группа стала стремительно набирать популярность. Все тут же решили, что мы зазнались, и агрессия достигла своего максимума. Однажды мы с Томом пришли в школу, а они все ходят в майках с надписью «Убить Билла». Мы спокойно развернулись и ушли домой. И уже там, дома, у меня была такая истерика, что Том хотел вызвать врача. Больше ни я, ни Том, ни Георг, ни Густав не появлялись в той школе.