Беглец (СИ) - Харп Виктор - Страница 49

— Орлин говорил, — вспомнил я, — что князя Доранта как раз две сотни сопровождало, а он Гончар.

— Неофит, но это не существенно, — поправил Граднир, опускаясь на четвереньки. Земли коснулись уже тигриные лапы, а голос приобрел невнятность — клыки мешали. — Жрецы с ним точно будут. Придется бежать быстро-быстро и далеко-далеко. Райтэ, карета подана. Стихия воды враждебна дракону, если он огненный, а не водяной. А ты у нас, к несчастью для мира, огненный. Ксантис, тебя подвезти вон до того бережка твоего рукотворного болотца или сам дойдешь? — он показал лапой на возвышенность, видневшуюся на юго-востоке в стороне от приближавшегося с юга отряда. — Спорим, сил не хватит?

Дарэйли земли криво усмехнулся и беззвучно провалился на месте. Только земля причмокнула, затягивая образовавшуюся дырку, откуда немедленно забил мутный ключ.

— Зар-р-раза земляная! — восхитился тигр. — Не мог не плюнуть напоследок! Ну, поехали, принц, попробуем этому ничтожному червю нос утереть!

Граднир преодолел версту вплавь довольно быстро, но Ксантис уже поджидал на берегу и потребовал, чтобы тигр, проигравший спор, и его тащил на хребте — мол, земляной последние силы потратил.

Пока они пререкались, я думал, что с дарэйли в Подлунном мире что-то не так. Мы этой ночью потеряли друзей, и шуточки казались неуместными. Какие могут быть шутки и соревнования, когда нужно спасать потерянных, планировать нападение или, на худой конец, выигрышную капитуляцию?

"Тьфу, Райтэ, как ты нуден, — проворчал внутренний голос. — Тоже мне, древний дракон… мудрость аж прет из всех щелей. Поплачь, авось полегчает! Если не можешь плакать — смейся. Помогает не сойти с ума". Как надоел мне этот голос совести! Я, похоже, давно уже сошел с того, чего и не было, если верить Ринхорту. Дьявол! Если бы я был уверен, что жрецы выполнят обещание оживить их! Но ведь знал же — это только крючок для меня.

Любой мой ход казался безнадежным. Стать Гончаром — это узнать тайны Сферикала, понять, как искоренить слуг Эйне из Подлунного мира раз и навсегда. Стать Гончаром — потерять друзей, которые меня проклянут, предать и погибшего брата, и вассалов, и самого себя.

Но и предложение, переданное через Шойну, наверняка — только уловка Сферикала. Может ли дарэйли быть Гончаром? Даже мысль об этой возможности казалась дикой.

Прежде, чем скрыться за поворотом, выводящим из низины, я оглянулся. Цепь княжеского отряда приблизилась и растеклась в стороны, огибая неожиданное водное препятствие. Одна клешня скоро до нас дотянется. Их скорость не удивила: Граднир устал, потому двигался медленно с двумя седоками на широкой мохнатой спине.

Но нашим шкурам грозила другая опасность, оказавшаяся куда ближе всех остальных, в полете стрелы.

Из-за возвышенности с лиственной рощицей, навстречу нам вынеслись всадники и оказались слишком близко — два жреца и шестеро дарэйли. Рассвело уже достаточно, чтобы разглядеть их одежды и нагрудные знаки.

— Верховный! — вздыбилась шерсть на загривке Граднира.

Пользуясь тем, что Гончары собрались на совет, а стража сосредоточилась на охране командного шатра и периметра лагеря, Щепка ползла к палатке, куда были доставлены окаменевшие дарэйли: померещилось, или нет, что один из занесенных сюда камней был точь-в-точь, как Ринхорт? Если это он, Ханна согласится на все, только бы Мариэт его оживила.

Она пробиралась между неподвижных огромных птиц — огромных, с коня, с чудовищными клювами и лошадиными гривами на головах и загривке. С этой стороны палатку не охраняли.

Странные птицы не шевелились, хотя их черные глаза были открыты и, казалось, наблюдали. Ханна уже слышала, что их парализовало укусом змеи, да и лапы их были связаны, но девушка все равно отчаянно боялась.

Не успела она проползти за полог, как тут же пожалела себя, как жалела последнюю неделю почти о каждом своем поступке. Почему-то с тех пор, как она отказалась ехать с черноглазым демоном-искусителем, каждый ее шаг приводил к плачевным последствиям. Злой рок какой-то. Наверняка, демон ее сглазил.

В палатке был кто-то живой.

— Ну же, Бенх! — послышался свистящий шепот. — Не прикидывайся дохлым, ты уже можешь шевелиться…

Щепка помертвела, узнав голос ненавистной змеи.

— Шойна, — сдавленно ответил кто-то змее. — Почему ты…

— Тс-с… дуй отсюда, пока жрецы о тебе не вспомнили. Им пока не до пленников.

— И принц здесь?

— Гуляет наш мальчик на свободе, — тихо рассмеялась змея. — Хотя бы Ксантис смог воспользоваться тем, что я не очень торопилась. А я уж и надеяться перестала. Вали давай. Ты не принес клятву принцу, и наиболее уязвим, поэтому Ллуф не стал обращать тебя в камень.

— Какая забота.

— Дурак неблагодарный. Камню-то уже не сбежать. Остальных, даже если оживят, то на цепь посадят, но рабами их уже не сделать. Мой тебе совет, бестолочь воздушная: найди принца и присягни ему… Подожди-ка, у нас тут проблема: одна мелкая вошь приползла. Сейчас я ее прищелкну.

"Убьет, мамочки!" — Щепка всхлипнула про себя, пытаясь выползти наружу. Но пояс по закону подлости за что-то зацепился, и, пока Ханна шарила рукой и дергала узел, надеясь развязать и освободиться, к ней метнулась длинная черная тень.

Рывок, и пояс лопнул, но сама Щепка омертвело повисла в крепкой руке воительницы. В тусклом свете, сочившемся сквозь ткань полога, сверкнули клыки. Шею обожгло адской болью, тут же расползшейся по телу холодным огнем.

— Какая удача! — второй раз мелькнули перед глазами клыки, уже окровавленные, и засветились в темноте красные глаза. — А я-то собиралась тебя поискать, но ты сама нашла свою смерть. Следишь, дрянь? Убью!

Ханна попыталась закричать, но из мгновенно опухшего горла вырвался невнятный хрип. Кто-то, спотыкаясь, шел к ним и тоже хрипел:

— Оставь ее, Шойна!

— Поторопись, Бенх, — бросила через плечо демоница. — Уходи, пока они все заняты.

— А ты?

— Я — опять рабыня. Но… хоть так жрецам подгажу. И присмотрю пока за этой вошью, чтобы не уползла, — рука дьявольской женщины разжалась, и Ханна рухнула, ударившись обо что-то твердое, как камень. — Осторожней, тля безмозглая! Тут дарэйли! Сломаешь его — я тебя на мелкие кусочки порежу.

Руки и ноги Ханны не двигались, а сердце колотилось, как бешеное. А еще смелой себя на миг посчитала, дуреха.

Тот, кого змеиха назвала Бенхом, почти не различимый в темноте, уточнил, где расположены постовые и выскользнул за полог. Подождав — не обнаружат ли беглеца? — но не услышав ни криков, ни шума, змея наклонилась к неподвижной девушке.

— Ну, что? Сразу или постепенно будешь умирать? Как же я ненавижу людей! И особенно, женщин. Даже такие рябые дуры, как ты, могут родить какого-нибудь ублюдка. Хотя… — Шойна села на живот лежавшей девушки, провела когтем по ее полураскрытым губам.

Беспомощную Ханну прошиб пот ужаса, когда дьяволица разрезала кинжалом шнуровку ее платья и прижала лезвие к соску груди. На коже выступили капельки крови. Шойна, нагнувшись, слизнула их раздвоенным языком.

— Вкусная девочка, — свистящий шепот защекотал шею жертвы. — У Ринхорта губа не дура, в тебе много жизненной силы, мне надолго хватит, на много ночей. Но я тороплюсь, детка. Ты тоже можешь дать мне часть своей души. Или всю сразу.

— З-зачем? — прохрипела несчастная селянка.

— Затем, чтобы мне жить. Проклятый Глир забрал у меня слишком много сил, мне надо восстановиться. Ты же ничего обо мне не знаешь. Я такой создана, но никто не спросил, хочу ли я быть такой! Никто!

Красные глаза змеи вспыхнули, она едва не задушила парализованную жертву, но через миг Шойна снова обрела человеческий вид, и почему-то это было еще страшнее для Ханны. Потому, наверное, что от человеческого существа ждешь человечности, но в дьяволице ее не было никогда.

Темная дарэйли зашипела, скаля клыки:

— Ты ненавидишь меня, человечица, я это чувствую. Ненавидь! Этим ты тоже даешь мне силу, потому что я — темная дарэйли, созданная разрушать. Мне не нужна любовь. Мне нужен твой страх, твоя ненависть — они разрушают твою душу быстрее, чем это делает мой яд. Хочешь убить меня? Ты можешь, знаешь? Полюби, и ты меня обессилишь. Полюби меня, Ханна!