Черная Леди - Резник Майкл (Майк) Даймонд - Страница 3

— Прекрасно. Ну, я ушел.

И он ушел. Я заставил себя сосредоточиться не на своем одиночестве, а на картинах, и постепенно чувство беззащитной обнаженности отступило перед полным погружением в работу.

Возраст большинства двухмерных картин был от шестисот лет до тысячи, хотя одна из них (причем не самая лучшая), вероятно, могла быть написана около трех тысячелетий тому назад. Большинство голограмм, особенно стасисные композиции — застывшие электростатические модели — оказались не старше ста лет, хотя опять же — попалась одна, созданная почти пять тысяч лет назад, в дни, когда человеческая раса впервые устремилась в галактику.

Все работы, кроме двух, были, безусловно, творениями человеческих рук, и я подозревал, что одна из этих двух — тоже. Всего двое художников оказались действительно крупными: Яблонски, живший тысячу лет назад на Кабалке V, и Примроуз, добившийся определенной популярности на Бариосе IV, но забытый со временем; все работы относились к легко узнаваемым и четко определенным школам скопления Альбион.

Я осмотрел Примроуза, незначительное полотно давно вышедшего из моды художника, определил, что оно написано на Бариосе IV и подпись на нем подлинная, потом занялся остальной коллекцией.

Мое внимание особенно привлекла одна картина — женский портрет.

Портрету не хватало техники Яблонски, и все же он заинтересовал меня.

Изысканные, точеные черты лица излучали одиночество, чувство глубокой тоски, стремления к недостижимому. Название ничего не говорило о модели (картина называлась просто — «Портрет»), но вероятно, это была весьма известная леди, потому что я видел нечто похожее уже дважды: в голограмме с Байндера X, и на картине с Патагонии IV.

Я отошел к Яблонски и двум наиболее экзотическим стасисным голограммам, попытался сконцентрироваться на них, но что-то тянуло меня назад к портрету. В конце концов я вернулся и стал изучать мазки кисти, нежные оттенки и нюансы светотени, композицию с еле заметной асимметрией.

Фамилия художника была Килкуллен и ничего мне не объяснила. Беглый анализ структуры холста, химический состав красок и почти каллиграфическая манера подписи в верхнем левом углу позволили мне определить возраст картины, около 542 лет, а также место ее создания — одна из колоний землян в системе Бортаи.

Нахлынувшее вдруг тепло и чувство облегчения сразу подсказали, что я уже не один в зале.

— Рад видеть вас снова, друг Гектор, — обернулся я к нему.

— Ну что, — сказал он, отпив вина из изящного хрустального бокала.

— Примроуз подлинный?

— Да, друг Гектор, — ответил я. — Но это не лучшая его работа. Учитывая его репутацию, за нее можно взять 250 тысяч кредитов, но, по моему мнению, в ближайшие годы цена поднимется не значительно.

— Вы в этом уверены?

— Уверен.

Он вздохнул.

— Обидно. Я уже чувствую, что Яблонски будет слишком дорого стоить.

— Наши мнения совпадают, друг Гектор. Он обойдется не меньше, чем в полмиллиона кредитов. Вполне возможно, что и все шестьсот тысяч.

— Ну что ж… А что порекомендуете вы?

— Мне очень нравится вот эта картина, — сказал я, указывая на портрет.

Он подошел к нему и с минуту рассматривал.

— Не знаю, — наконец ответил он. — Если смотреть через зал, это весьма привлекательно, но чем ближе подходишь, тем яснее становится, что Килкуллен — не Яблонски.

Он еще немного полюбовался картиной, потом обернулся ко мне.

— Как вы думаете, на сколько она потянет?

— Возможно, пятьдесят тысяч кредитов, — предположил я. — Если Килкуллен известен в пределах Бортаи, то шестьдесят.

Он еще посмотрел на полотно и нахмурился.

— Не знаю, — пауза. — Покупая полотно практически неизвестного автора, мы здорово рискуем. Не уверен, что это обернется выгодным вложением. По качеству картина может стоить пятьдесят тысяч, но это не означает, что дальнейший рост ее стоимости опередит скорость инфляции.

Еще одна пауза.

— Придется подумать.

Новый взгляд на картину.

— Хороша. Этого у нее не отнимешь.

Тут в зал вошла Тай Чонг.

— Так и знала, что найду вас здесь, — сказала она. — Аукцион начнется через пять минут.

— Уже идем, мадам Чонг, — сказал Рейберн, и я пошел за ним.

— Нашли что-нибудь интересное? — спросила меня Тай Чонг.

— Пожалуй, только одну работу, Достойная Леди, — ответил я.

— Портрет женщины в черном? — спросила она.

— Да, Достойная Леди.

Она кивнула.

— Я его тоже заметила.

Она выдержала паузу и улыбнулась мне:

— Ну что, вы готовы взглянуть на скульптуры Мориты?

— О да, Достойная Леди! — с жаром ответил я. — Я всю жизнь мечтал увидеть скульптуру Мориты в подлиннике!

— Тогда идемте, — предложила она и взяла меня под руку. — Вряд ли вы еще когда-нибудь увидите три из них на одной планете.

Она повернулась к Рейберну.

— Мы вернемся через несколько минут, Гектор.

— Я продержусь, — кивнул он. — Нам, как специалистам, в ближайшие полчаса все равно делать нечего.

Она повела меня через кольцевой коридор в маленькое боковое помещение.

Я безуспешно пытался сдержать свой цвет, который бешено переливался от возбуждения, и пережил момент почти болезненного смущения от такого проявления страсти, касавшейся исключительно моих личных интересов.

— Предъявите, пожалуйста, ваши документы, — произнес, преградив нам путь, дородный охранник в фиолетовой униформе.

— Но я здесь уже была, не прошло и пяти минут, — возразила Тай Чонг.

— Знаю, мадам Чонг, но у меня приказ.

Она вздохнула и вынула удостоверение.

— О'кей. Можете проходить.

— Спасибо, — сказала она. — Идем, Леонардо.

— Ему нельзя, — произнес охранник. — Или ей.

— Он со мной, — объяснила она.

— Не могу ничего сделать, — уперся охранник.

— Леонардо, покажите ему приглашение.

Охранник покачал головой.

— Не тратьте время, — обратился он ко мне. — Сюда пропускают только директоров галерей.

— Я высокий представитель Дома Крстхъонн, — сказал я.

— Это инопланетная галерея? — спросил он.

— Да, — ответил я. Это было проще, чем объяснять ему структуру Бъйорннского Дома.

— Сожалею. Вход только для директоров человеческих галерей.

Я опешил. Я не знал, как ответить, и поэтому промолчал, лишь мой цвет выдал безнадежное унижение. До этой минуты я даже не отдавал себе отчета, насколько сильно я жажду и надеюсь увидеть скульптуры Мориты;

Казалось, что Мать Всего Сущего наказывает меня за то, что я посмел поставить личные интересы над интересами Дома, пусть даже на миг. И по мере того, как я осознавал, что наказание заслуженное, пропадал всякий смысл сердиться, оставалось только молчаливое смирение со справедливостью ситуации.

Но я-то мог промолчать, а Тай Чонг не могла.

— Что происходит? — возмутилась она. — Леонардо прибыл на Дальний Лондон по программе обмена специалистами, и сотрудничает с галереей Клейборн. Его документы в порядке, и я лично за него ручаюсь.

— Мадам Чонг, мы воюем более чем с пятидесятью инопланетными расами в галактике.

— Но не с бъйорннами! — огрызнулась она.

— Послушайте, я всего лишь выполняю приказ. Если вы хотите жаловаться, идите к директору.

— Непременно пойду! — резко бросила она. — Такое отношение к почетному гостю непростительно!

— Пожалуйста, Достойная Леди, — я робко потянул ее за блестящий рукав, стараясь всеми силами скрыть свою униженность. — Я не хочу послужить причиной подобной дисгармонии. Я посмотрю скульптуры Мориты в другой раз.

— К полуночи они окажутся на трех разных кораблях, их все увезут Бог знает куда, — возразила она. — Другого раза не будет.

— Я посмотрю их на аукционе.

— Они слишком тяжелы и громоздки, их нельзя вынести в зал аукциона. Поэтому они здесь и выставлены.

Она еще раз обратилась к охраннику.

— В последний раз прошу вас пропустить в экспозицию моего коллегу!

— У меня приказ, — покачал головой тот.