Бог и мистер Слаттерман - Резник Майкл (Майк) Даймонд - Страница 1

Майк Резник

Бог и мистер Слаттерман

Бог решает, что Ему пора вмешаться, и Он говорит: «В последний раз посмеялся ты над именем Моим!»

А мистер Слаттерман, он словно и не замечает, что стол, за которым бросают кости, исчез вместе со стоящими вокруг людьми, смотрит Богу в глаза и отвечает: «Я не упоминал твоего имени всуе, особенно если ты тот, за кого я тебя принимаю, а потому, если тебя не затруднит свериться со стенограммой, то сказал я вот что: „Ребенку нужна новая пара обуви“.

И грозно смотрит на него Бог, и голос Его подобен грому:

— Как смеешь ты говорить со мной в подобном тоне!

Мистер же Слаттерман, прищурившись — очень уж ярок свет, исходящий от Всевышнего — не лезет за словом в карман:

— А нечего обвинять людей в том, чего они не делали. И вообще не верю я в тебя.

— Вера твоя значения не имеет. — У Бога складывается ощущение, что доводам его недостает убедительности. — Ты не чтил установленный Мною священный день отдохновения и нарушал Мои законы, которые Я передал Моисею. Ты бельмо у Меня на глазу!

— Секундочку, секундочку! — взвивается мистер Слаттерман. — Барменам тоже надо как-то жить, не правда ли? Если бы не твое желание обречь всех на адские муки — а иначе чем объяснить все то, что вытворяет налоговая инспекция, тогда я бы не пахал по субботам, как проклятый, и мог бы даже поиграть в гольф.

Монолог этот выводит Бога из себя, Ему уже не надо притворяться, что Он сердится, а потому возглашает:

— Да как язык твой…

— Не хотелось прерывать… — вклинивается мистер Слаттерман, которому все-таки несколько не по себе, — но нельзя ли не столь высокопарно?

Бог, Он смотрит на Слаттермана, устало вздыхает, заставляет себя успокоиться, прежде чем продолжить.

— Бернард Слаттерман, — говорит Он нараспев, словно священник на воскресной мессе, — жизнь твоя прошла в погоне за земными удовольствиями, и твоей бессмертной душе грозит серьезная опасность. По всему выходит, что ждут ее вечные муки.

— Так-то лучше. — Уверенности у мистера Слаттермана заметно прибавилось. — Учитывая, кто ты есть и все такое, можешь звать меня Берни.

— Ты понимаешь, что Я тебе говорю? — грохочет Бог.

— Мне представляется, что разговор беспредметен, если я уже умер, — отвечает мистер Слаттерман. — А раз мы затронули эту тему, должен отметить, что ты поступил жестоко и бесчувственно, призвав меня к себя в такой момент.

— Ты не умер.

Мистер Слаттерман с трудом удерживает готовое сорваться с языка ругательство и ограничивается суровым взглядом.

— Уж не хочешь ли ты сказать, стоя передо мной и сияя, как медный таз, что ты оторвал меня от игры потехи ради, когда на кону стояли три «штуки» и я наверняка выкинул бы шесть очков?

— Ты выкинул бы семь, — не без ехидства отвечает Бог.

— Четыре и три или пять и два? — желает знать Слаттерман.

— Шесть и один, — отвечает Бог. Он чувствует, что теряет контроль над ситуацией.

— Я в это не верю, — бормочет мистер Слаттерман.

— Я никогда не лгу. — Бог выпрямляется в свой немалый рост.

— Да что же это получается? — вопит мистер Слаттерман. — Подложить такую свинью! И кому? Мне, отличному парню, который в жизни и мухи не обидел, да еще создан по твоему образу и подобию!

И Бог, который уже ругает себя за то, что не придал человеку большего сходства с рогатой жабой или медведем-коалой (тогда бы он слышал этот упрек гораздо реже), говорит:

— Ты похож на Меня гораздо меньше, чем многие, да и не помню Я, чтобы создавал тебя.

А мистер Слаттерман, он хищно вперивается в Бога:

— Ты уж, пожалуйста, с этим определись. Создавал ты меня или нет?

— Да, да, разумеется, создавал. — Бог идет на попятную. — Я лишь сказал, что не помню, как это случилось.

— Я так и думал! — победно восклицает мистер Слаттерман. — Тебе пришлось встать очень рано, чтобы найти время для Берни Слаттермана. — Он чешет затылок, а Бог молча смотрит на него, не зная, что и сказать. — Так на чем мы остановились? А, вспомнил. Почему ты выбрал меня? Почему этого предупреждения не слышат от тебя убийцы и двоеженцы, адвокаты и прочие дегенераты?

— Потому что им по определению суждено гореть в аду, а у твоей души еще есть шанс на спасение.

Мистер Слаттерман скептически смотрит на Бога.

— Ты уверен, что вытащил меня не за тем, чтобы получить квалифицированный совет, какое вино следует покупать, а какое — нет?

— Ты здесь потому, что ты плоть от плоти Моей и твоя душа — частица Моей души, а ко всем Моим детям я питаю безграничные любовь и сострадание. — Бог выдерживает паузу, прежде чем признать: — Хотя иной раз никакого терпения не хватает.

Тут мистер Слаттерман смотрит на Бога с таким видом, будто тот сморозил какую-то глупость, и отступает на пару шагов.

— Давай-ка не вспоминать о любви и сострадании, когда мы говорим о делах. — Он многозначительно добавляет: — Особенно о любви.

— Как низки твои помыслы! — В голосе Бога слышится отвращение.

— Да ну? — бросает в ответ мистер Слаттерман. — Я, между прочим, не соблазнял девственницу, и у меня нет внебрачных детей. — Он переходит на шепот: — Как-нибудь ты должен рассказать мне, как ты это сделал. Видишь ли, в таверну каждую субботу приходит одна девушка, которая утверждает, что бережет себя для первой брачной ночи и…

— Хватит! — кричит Бог, багровея лицом и гадая, как это разговор о душе мистера Слаттермана привел к обсуждению весьма деликатного происшествия, имевшего место много лет тому назад, когда Бог был помоложе и куда более порывистым.

Мистер Слаттерман пожимает плечами и ухмыляется с таким видом, будто иной реакции и не ждал.

— Раз не хочешь, не будем об этом. Но уж и ты не спрашивай меня, как смешивать коктейли. В конце концов профессиональные секреты могут быть у каждого.

Бог приходит к выводу, что он уже стар для подобных дискуссий, но решает предпринять последнюю попытку:

— Слушай меня, Бернард Слаттерман. Твоя душа в опасности, но Я даю тебе шанс спасти ее.

— Послушать тебя, так Небеса — это какой-то ломбард, — заявляет мистер Слаттерман.

— Небеса — абсолютное совершенство, — сурово отвечает Бог. — Я их создал.

На лице мистера Слаттермана отражается сомнение.

— Одно не обязательно следует из другого. Ты ведь создал и Феникс, штат Аризона, не говоря уже о Чикаго.

— Нет в тебе веры, — бормочет Бог, чувствуя, что аргумент этот слабоват, а разговор все более выходит из-под Его контроля.

— Не будешь возражать, если я закурю? — Слаттерман достает из кармана пачку «Кэмела».

Бог рассеянно кивает, и Слаттерман закуривает. Тут же спохватывается, предлагает сигарету Богу.

— Ни в коем разе! — отказывается Всевышний, и Слаттерман, пожав плечами, убирает пачку в карман.

— Значит, — продолжает он, решив, что Бог — парень-то неплохой, только очень уж много работающий, — устроился ты неплохо, так?

— О чем ты? — удивляется Бог.

— О Небесах, — отвечает мистер Слаттерман. — Разве мы не о них говорим?

Бог решает, что проще отвечать на вопросы мистера Слаттермана, чем пытаться удержать разговор в определенном русле. Кроме того, он не уверен, стоит ли душа мистера Слаттермана таких усилий.

— Рай великолепен.

— Места много?

— Больше, чем может вообразить себе человек, — с законной гордостью отвечает Бог.

— Да? И на скольких акрах ты выращиваешь зерновые?

Бог явно сбит с толку.

— Ни на одном. — У него возникает ощущение, что он отстает от времени.

— То есть у тебя одни пастбища? — По лицу мистера Слаттермана видно, что тот удивлен столь неэффективным использованием угодий.

— Небеса — это райские луга, — объясняет Бог. Мистер Слаттерман хмурится.

— Да, да, все это прекрасно. Но вот соевые бобы в этом году подорожали на тридцать процентов.