Волшебные сказки - де Лабулэ Эдуар Рене Лефевр - Страница 8

В королевстве Бешеных Трав, счастливой и благословенной небом земле, где всегда правы мужчины, где никогда не бывают виноваты женщины, много лет тому назад жил король, который заботился исключительно о благополучии своих ближних и никогда не ведал скуки. Пользовался ли он всеобщей любовью? Сомнительно. Достоверно лишь то, что приближенные питали к нему мало уважения и еще меньше любви. Они-то и прозвали его королем «Капризником», единственным именем, под которым он известен и в истории, как это видно из «Великой хроники королевств и княжеств мира, никогда не существовавших», замечательного труда, обессмертившего ученость и остроумие преподобного прелата дона Мельхиседека де-Ментерас и Неседад.

Овдовев после одного года супружества, Капризник перенес всю свою любовь на своего сына и наследника. Это был красивый ребенок. Его личико было свежо, как бенгальская роза, прекрасные русые волосы ниспадали по плечам золотистыми кудрями. Прибавьте к этому голубые ясные очи, прямой нос, маленький рот, продолговатый подбородок, и вы получите облик херувима. На восьмом году это юное чудо восхитительно плясало, ездило верхом, как опытный наездник, и фехтовало, как испытанный рыцарь. Кто не пленялся его улыбкою и величественными движениями, которыми он приветствовал толпу, когда был в настроении? За это глас народный, который никогда не ошибается, окрестил его принцем «Прелестником», и это прозвище за ним так и осталось.

Прелестник был прекрасен, как день, но и на солнце, говорят, есть пятна, а короли не пренебрегают сходством с солнцем. Наш принц пленял всех окружающих своим приветливым видом, но в нем были и темные стороны, которые не ускользали от пытливых глаз любви и ненависти. Гибкий, ловкий, проворный, Прелестник был ленив в ученьи. Он вбил себе в голову, что и без ученья знает всё. Правда, гувернантки, льстецы и дворня без умолку повторяли ему, что труд не для королей и что король считается достаточно сведущим, если щедрой, пренебрежительной рукою бросает поэтам, писателям, художникам частицу тех денег, которые преподносят ему его счастливые крестьяне. Эти речи льстили гордости Прелестника, поэтому на двенадцатом году милое дитя, с твердостью не по летам, отказалось открыть букварь. Три наставника, избранных из числа самых искусных и терпеливых, — аббат, философ и полковник, тщетно пытались по очереди сломить непреклонность ученика. Аббат потерял при этом свою философию, философ — свою тактику, а полковник — свою латынь. Оставив поле сражения за собою, Прелестник никого более не слушался и жил без принуждения и обязанностей. Упрям, как мул, вспыльчив, как индюк, ласков, как кошка, и ленив, как уж — он был славой прекрасной страны Бешеных Трав, предметом всеобщей любви и восторгов.

Хотя король Капризник и получил дворцовое воспитание, он все-таки был человеком рассудительным. Невежество Прелестника ему очень не нравилось и его часто беспокоил вопрос, что станет с королевством при наследнике, которого даже самый ничтожный из льстецов может легко провести. Но как тут быть? Какое средство избрать против ребенка, завещанного ему обожаемой женой на смертном одре? Капризник скорее уступил бы корону сыну, чем хотел бы видеть его в слезах. Любовь обезоруживала его, но она не была слепа, хотя поэты и утверждают обратное. Мучение любящего состоит в том, что он, помимо своей воли, становится рабом того, кто чувствует себя любимым.

Ежедневно после заседаний совета Капризник проводил конец дня у маркизы де-Косторо. Это была дама преклонных лет, которая когда-то баюкала короля на своих руках и теперь одна могла напомнить ему сладкие дни его детства и юности. Она была, говорят, ужасно уродлива и занималась немного колдовством, но свет так злоязычен, что его сплетням всегда лучше верить наполовину. У маркизы были крупные черты лица и аристократические седые волосы, и легко можно было себе представить, что она была красавицей в былые времена.

Однажды, когда Прелестник был безрассуднее обыкновенного, король вошел к маркизе особенно озабоченным. Как всегда, он сел к столу, на котором лежала приготовленная колода карт, и принялся раскладывать пасьянс. Это помогало ему притуплять мысль и предавать забвению на несколько часов деловые заботы и навеянную делами скуку. Едва успел он разложить шестнадцать карт правильным четырехугольником, как, глубоко вздохнув, воскликнул:

— Маркиза, перед вами несчастнейший из всех отцов и королей! Несмотря на своё врожденное обаяние, Прелестник с каждым днем становится своенравнее и непослушнее. Господи! Вправе ли я оставить после себя такого наследника и вверить свои владения светлейшему глупцу?

— Такова уж судьба, — ответила маркиза. — Она одаривает всегда лишь с одной стороны. Лень — вечный спутник красоты, ум же и безобразие никогда не расстаются. Пример этому в моей собственной семье: несколько дней тому назад мне прислали мою двоюродную внучку, у которой, кроме меня, нет родных. Она мерзка, как жаба, худа, как паук, притом хитра, как обезьяна, и умна, как книга, и всей этой прелести нет еще и десяти лет. Судите сами, сир,[2] мой маленький урод сам пришел с вами поздороваться.

Король обернулся и увидел ребенка, полностью соответствовавшего описанию маркизы. Выпуклый лоб, темные, неприветливые глаза, взъерошенные волосы, матово-смуглый цвет кожи, большие белые зубы, загорелые длинные руки — все это нимало не походило на нимфу лесов. Но из куколки появляется бабочка. Дайте ребенку расправить свои крылышки и вы увидите, в каких красавиц превращаются иногда эти противные десятилетние девчонки.

«Маленький урод» подошел к королю и сделал перед ним такой серьезный реверанс, что Капризник не мог удержаться от смеха, хотя и не был расположен к веселости.

— Кто ты? — спросил он, дотрагиваясь до подбородка девочки.

— Ваше Величество, — с важностью ответил ребенок, — я — донна Долорес-Розарио-Кораль-Конха-Валтасара-Мельхиора-Гаспара и Тодос Сантос, дочь благородного рыцаря дона Паскаля-Бартоломео-Франческо де Асиз и…

— Довольно, — прервал король, — я не спрашиваю тебя о твоей родословной, мы здесь не на твоих крестинах, не на твоей свадьбе. Как тебя зовут запросто?

— Сир, — отвечала она, — меня зовут Паццой.[3]

— А почему тебя зовут Паццой?

— Потому что это не мое имя, сир.

— Это странно, — сказал король.

— Нет, сир, — отвечала девочка, — это весьма просто. Моя тетка утверждает, что я слишком сорви-голова для того, чтобы хоть один святой признал бы меня своей крестной дочерью. Вот почему она назвала меня именем, которое в раю никого не оскорбит.

— Ответ хорош, дитя мое. Я вижу, что ты не простая девочка. Не всякому дано оказывать подобное внимание обитателям рая. Если ты так смышлена, не можешь ли ты сказать мне, кто такой ученый?

— Да, сир. Ученый — это человек, который знает, что он намерен сказать, когда начинает говорить, и что он хочет сделать, когда берется за работу.

— О, если бы мои ученые были такими, какими ты их себе представляешь, — сказал король, — я сделал бы их своими советниками и поручил бы им управлять моими владениями. А кто такой невежда?

— Сир, — отвечала Пацца, — бывают три вида невежд: тот, кто ничего не ведает, тот, кто говорит о том, чего он не ведает, и тот, кто ничего не хочет ведать. Все три пригодны разве что для костра или для виселицы, потому что они не тонут.

— То, что ты говоришь, похоже на пословицу. Знаешь, как называют пословицы?

— Да, сир. Их называют мудростью народов.

— А почему их так называют?

— Потому, что они сумасшедшие, — отвечала Пацца. — Они режут правду в глаза, они бывают на всякий цвет и вкус. Пословицы похожи на колокола, они отвечают: да или нет, смотря по душевному состоянию того, кто вслушивается в их перезвон.