Одиночество-12 - Ревазов Арсен - Страница 7

Когда конкуренты гиганта начали ответную кампанию «Разрешить толлинг, хватит грабить Россию!» буквально на соседних щитах, у части московского общества начала ехать крыша, а я лично понял из статей на первых полосах газет, что выражение «давальческое сырье» не носит сексуального-пренебрежительного оттенка.

Точку в этой кампании поставило Русское Радио, разместив за свои деньги щит, с одной стороны которого было написано «Запретить петтинг, хватит развращать Россию!», а с другой – «Разрешить петтинг, хватит закрепощать Россию!»

– Мы не можем использовать прямую рекламу. Это привлечет ненужное внимание к нам.

– Но вы же можете разместить ее анонимно! Вот хоть через нас.

– Я повторяю… – голос ФФ был какой-то избыточно монотонный и дребезжал как противный маленький советский будильник. Такой будильник семидесятых годов. Потому что будильники пятидесятых-шестидесятых – большие, металлические, с молоточком между двумя колбами звонили куда приятней.

– Ну хорошо. Совсем последний вопрос.

Мне уже несколько раз заботливые сотрудники делали замечание, что у меня в беседе с клиентом бывает от трех до пяти последних вопросов.

– А если журналисты что-нибудь пронюхают? Мы же не можем размещать эту х… рень легко и непринужденно?! Мне самому до конца не ясно, как мы это сделаем. Под каким соусом, в каком контексте?

– Я уже вам сказал. Если журналисты что-то заподозрят, то у вас будут большие неприятности. Больше чем вы можете себе представить. Напоминаю. Вы подписали бумагу.

Это была правда. В самом начале разговора я подписал бумагу. Довольно странную. Она сначала напрягла меня, но потом я отвлекся на костюм и голос гостя. На бумаге, вылезшей из обычного принтера, было напечатано очень крупным шрифтом «Я, Иосиф Мезенин, получаю доступ к конфиденциальной информации и готов нести полную ответственность за ее разглашение».

Я подписал ее, пожав плечами. Без нее ФФ не начинал говорить вовсе, даже визитку не дал. Теперь я уже начал об этом жалеть. Мне стало казаться, что он сидит здесь не потому что мы самое маленькое PR-агентство, а потому что мы самое глупое.

Наверняка половина тех, кому он звонил, послало его к черту по телефону, а вторая половина сделала это при встрече, посмотрев на его фиолетовый костюм и эту странную бумагу.

– Неприятности какого рода? – оживился я.

Этого добра у меня хватало.

– Я надеюсь больше никогда не возвращаться к вопросу, который касается вашей личной безопасности. Знать о заказе можете только вы. Ни один ваш сотрудник, ни один журналист, ни один знакомый. Тогда у нас, и у вас не будет проблем.

Я нахмурился. Я очень общителен. Я терпеть не могу секретов. Я лучше всего соображаю, обсуждая что-то с кем-то. Строго по выражению «откуда я знаю, что думаю, пока не услышу, что скажу?» Но кроме того, что я общителен, я еще и пофигист.

Поэтому вечером я сидел с Антоном в пивном ресторане Тинькофф на Смоленке и рассказывал ему эту историю.

– Так денег он, значит, дал, – уточнил Антон. Это уже неплохо.

– Ну знаешь! Если бы он еще и денег не дал! После этих бумажек и «Дейр-Эль-Бахри»! Дал пять штук, как миленький. Даже расписку не взял. И зачем это ему – совершенно непонятно. Мистика.

Антон внимательно разглядывал три слова и число, которые я воспроизвел на салфетке.

– Или мистика. Или энэлпишные коды. Или скрытый PR. Или он посылает некие сообщения. Позывные.

– Голова кругом идет. Давай оставим мистику и начнем с НЛП. Я про него мало что знаю. Хотя мне по должности вроде бы надо…

– Техника, которая позволяет влиять на нервную систему людей с помощью определенных кодов. Поэтому называется нейро-лингвистическое программирование.

– Это я знаю. А как выглядят коды?

– По-разному. Например, ты беседуешь с клиентом. Говоришь ему, как он хорошо выглядит. И какие у него замечательные дети, если уговорил показать их фотографии. Это называется «позитивная установка». А во время произнесения установки ты как-то особенно трогаешь его за рукав. Это называется «фиксация или якорь». Можно зафиксироваться чем угодно. Например, хрюкнуть. А вот когда ты ему говоришь: «А не пора ли, Иван Иваныч, нам уже и контракт подписать?» – ты точно также хрюкаешь. Или трогаешь за рукав. И добиваешься необходимого результата. – Антон сделал короткую паузу, за которую перелистал меню, а потом поднял на меня глаза. – Или не добиваешься. Все зависит от человека.

– Или от компании…

– Почему от компании, – наморщил лоб Антон. – От какой компании?

– Так… Вспомнил одну фразу. Недавно мы летали всем агентством в Петербург одного пивного клиента раскручивать. И обсуждали, что вот никто из нас никогда не пробовал трахаться в самолете. А наша референточка Люба, девушка вполне продвинутая говорит: «Я вот пробовала». Все: «Ну как, расскажи!» А она говорит: «А ничего особенного. Как всегда. Все зависит от компании». Извини, я тебя отвлек. Так что НЛП?

– Как на тебя они воздействуют эти твои «калипсолы» с «одиночествами»?

– Они меня раздражают. Я не люблю, когда программируют, зомбируют и привораживают.

– Ну да, – вздохнул Антон. – Вообще-то воздействие должно быть секретным. А то это не воздействие будет, а рекламный ролик стирального порошка. НЛП, кстати, часто используется в рекламе. Причем, хорошо, когда в примитивной форме. Тогда нормальные люди НЛП чувствуют и от него уклоняются.

– Например?

– «Ложные выборы». Ты предлагаешь человеку выбор, который не важен… «Теперь вы можете купить Айс как с красной, так и зеленой крышечкой!»

– И это НЛП?

– Классическое! Вот еще пример. Называется «Вопросы». Задача – замаскировать нужное внушение вопросом: Акция «Тайд или Кипячение». Вы еще кипятите?! Тогда мы идем к вам! А дальше, сам понимаешь, переход в акцию «Тайд или Отрубание Головы».[6]

Я задумался. Вроде бы я занимался подобными вещами уже давно. Но мысль о том, что я с помощью рекламы или PR зомбирую людей мне не приходила. Антон продолжал.

– Высший пилотаж для НЛП-шника – программировать человека с помощью звуков. То есть ты замечал, конечно, что некоторые слова звучат как-то мрачно, а другие, наоборот, весело. Вот например, «сарказм» звучит мрачновато. Такое сочетание звуков. А «ирония» звучит весело. Но если комбинации звуков могут управлять настроением, то при правильном подходе они могут воздействовать на людей и серьезней. Особенно на тех, кто к этому предрасположен.

Я опять задумался. Меня всегда удивляло, что у людей с одинаковыми именами существует довольно легко уловимое сходство некоторых особенностей характера.

Например, Марины – порывистые, чуть отчаянные, немного с заносом вверх. Марии – своенравные, со скрытой, но сильной внутренней духовной работой, Ольги – умны, конкретны и у них все хорошо с силой воли. Веры – приветливы и спокойны. Наташи – романтичны, нерешительны, их обаяние идет от той неуверенности в себе, которая так нравится мужчинам. Проблема только с Александрами. Потому что их с детства зовут то Аликами, то Сашами, то Шуриками, что создает, естественно, разные характеры…

Получается, что это сходство связано с воздействием звуков собственного имени на психику в детстве. Ведь имя – это самые частые звуки, которые слышит человек в детстве. И самые, кстати, любимые. Похоже, что на стыке Фрейда и НЛП можно защитить диссертацию по психологии!

– Да! – Я очнулся и поднял голову. Но Антон погрузился в клип и махнул мне рукой в сторону телевизора.

– Смотри! Это чуть ли не первый клип в истории рок музыки. Strawberry Fields Forever.

Я задрал голову. Телевизоры в «Тинькофф'е» висели высоко. На экране битлы медленно танцевали вокруг пианино, с которого были сняты все деревянные панели. Они поливали вертикальные струны краской, обходя пианино по кругу. Песню я слышал сто раз, а вот клипа не видел.

Я заслушался партией флейты, нервной, умной и нежной, как будто слушал это впервые.