Шхуна «Колумб» (рис. Л. Лурье) - Трублаини Николай Петрович - Страница 46

Надежда на спасение, вызвавшая бурный приток энергии, исчезла так же быстро, как и появилась. Разочарование было так велико и так мучительно, что пловцы даже не сказали друг другу ни слова и снова, закрыв глаза, откинули головы на воду. Шум самолета замирал, и, только напрягая слух, Марко едва улавливал его. Вдруг ему показалось, что он услышал треск пулемета. Потом наступила тишина…

Повернуло за полдень. Сверху нестерпимо жгло солнце, в воде сводило судорогой ноги. От жажды распух язык, от усталости мутилось сознание.

Море было пустынно, и даже ни одна птица не пролетала над ними. Только какое-то белое облачко сжалилось над пловцами и на несколько минут закрыло от них солнце.

Глава XX

ПОД ОГНЕМ ЗЕНИТНЫХ ПУЛЕМЕТОВ

— Флаг на ней есть?

— Не вижу.

— Это наша или иностранка?

— Не знаю.

— Я не заметил ни одного человека на палубе.

— Я тоже.

— Снижусь и сделаю над ней круг, а ты присмотрись.

— Советую быть осторожным.

Эта беседа с помощью переговорной трубки происходила на «Разведчике рыбы», летевшем на высоте шестисот метров над морем.

Бариль и Петимко заметили внизу военное судно и сразу определили, что это подводная лодка. Она всплыла на поверхность и стояла неподвижно, не подавая никаких признаков жизни. Металлическая палуба, освещенная солнцем, была пустынна. Бариль, делая над лодкой круг, снизился почти на двести метров. В этот момент Петимку показалось, точно что-то скользнуло мимо его лица, и тотчас же на борту машины появились две черточки, словно кто-то чиркнул по нему невидимым резцом. Затем раздался сильный удар в крыло, и Петимко, посмотрев туда, увидел несколько маленьких дырочек. Штурман, хоть он был гражданский, а не военный моряк, сразу понял, в чем дело.

— Стреляют! — крикнул он в переговорную трубку.

Бариль понял это одновременно со штурманом: ему обожгло плечо, и по звуку мотора он почувствовал неожиданную перемену в его работе.

На палубе подводной лодки все еще не видно было ни одного человека, но зенитные пулеметы продолжали осыпать самолет пулями. Стрельба заглушалась работой мотора.

Летчик рванул свою машину вверх и прочь от лодки. Через несколько секунд пули попадали уже только в хвост самолета. Возникла опасность, что выйдут из строя штурвальные тросы. К счастью для летчиков, тросы остались целы. Зато, очевидно, не все было ладно в моторе: по прямой он тянул удовлетворительно, но высоту набирал понемногу, а выше шестисот метров идти отказывался.

— Как дела? — крикнул Петимко.

— Небольшое повреждение, — ответил Бариль. — Надо сделать посадку. Подвернем пару гаек и полетим дальше.

Пилот знал, что небольшое повреждение надо исправлять как можно быстрее, потому что минут через десять оно может привести к большим неприятностям. Он сразу пошел на снижение, чем встревожил штурмана, который, оглянувшись назад, заметил, что подводная лодка полным ходом двинулась за ними. Там догадались, что самолет идет на вынужденную посадку, и решили догнать его и захватить.

Ни пилот, ни штурман не знали, чья это подводная лодка. Ясно было лишь одно: лодка не была советской. Во-первых, командир «Буревестника» сообщил им, что в этом районе советских подводных лодок нет. Во-вторых, с лодки безусловно разглядели самолет в бинокль, прочли его название и все же открыли по нему огонь.

Перспектива стать пленниками подозрительной подводной лодки не привлекала летчиков, и когда Петимко крикнул, что лодка идет за ними, Бариль быстро снизился и пошел над морем бреющим полетом, стараясь уйти от неизвестных подводников. Чтобы замести следы, пилот повернул в открытое море, взяв немного вправо, на восток. Если будут искать самолет, то, конечно, по прямой и ближе к берегу. А в это время он исправит мотор, взлетит и помчится на поиски «Буревестника», чтобы оповестить его о своей находке.

Через несколько минут Бариль выключил мотор и коснулся лыжами воды. Посадка оказалась не совсем удачной. Левый поплавок, очевидно, был поврежден пулями во время обстрела, но, к счастью, не сломался.

Бариль влез на мотор, стал осматривать повреждение. Его, как и надеялся летчик, легко и быстро можно было исправить. Немного тревожил поплавок. Пилот объяснил Петимку, что теперь надо быть осторожными, делать как можно меньше посадок, потому что если сломается поплавок, дела их станут совсем плохи. Оставалось после ремонта мотора, не поднимаясь в воздух, идти по морю, превратив самолет в моторную лодку, и только в крайнем случае рисковать поплавком.

Ремонт отнял немного времени, но только Бариль закончил его, выяснилась новая неприятность. Петимко обратил внимание пилота на поверхность воды вокруг. Волны блестели жирными разводами. Бариль бросился к бензиномоторам и увидел, что запас горючего уменьшается с катастрофической быстротой. Осмотрев баки, пилот установил, что один из них пробит пулями, а бензин из другого бака уже израсходован. Исправить пробитый бак было невозможно. Пилот решил как можно скорее использовать бензин, который еще оставался, и, включив мотор, двинулся по морю. Шли все же не по прямой, а полукругом, обходя район возможного столкновения с подводной лодкой. Вначале самолет шел неплохо, оставляя за собой пенный след и взбивая волну, как торпедный катер. Но на половине дуги, как раз в самой отдаленной от берега точке, мотор зачавкал, извещая о том, что горючее кончается. Бариль отчаянно бранил подводного пирата. Наконец, немного успокоившись, пилот постучал деревянной ногой и пытался пошутить:

— Ну, я не утону: меня деревяшка удержит. А ты как?

Петимко засмеялся:

— А у меня клипербот. Я, пожалуй, еще в лучшем положении.

Оба усмехнулись. Но надо было что-нибудь придумать. Пилот решил, по морскому обычаю, выкинуть аварийный сигнал.

— Ну, штурман, поднимай свои флаги, — может быть нас кто-нибудь заметит.

— А что подымать: «ОВ» или «ОУ»?

— А какая разница?

— Первый означает: «Случилось несчастье, необходима немедленная помощь», второй: «Случилось несчастье, просим помощи». Можно и такой сигнал: «ШД», то есть «Нужна помощь», или «ШЕ»: «Просим помощи, на судне несчастье».

— Да какая же разница? Только бы кто-нибудь заметил и немедленно подошел.

— Еще можно «БО» — это значит: «Имею значительные повреждения», или «ГБ»: «Шлите немедленную помощь».

— Ставь такой сигнал, чтобы, заметив, немедленно подошли и забрали нас отсюда.

— Можно еще…

— Да что ты мне все «можно» да «можно»! Поднимай хоть все флаги!

Бариль разозлился, но, взглянув на своего штурмана, увидел, что тот смотрит на него не менее сердито.

— В чем дело? — спросил пилот.

— А в том, — отвечал штурман, — что у нас нет ни одного флага. Вылетая из Лузан, командир самолета так спешил, что решил лететь без флагов.

Бариль вспомнил, что так оно и было.

Петимко махнул рукой, влез на фюзеляж и, вооружившись биноклем, начал зорко всматриваться в пустынный горизонт, надеясь заметить какой-нибудь пароход. Но вместо парохода он увидел в нескольких сотнях метров две неподвижные человеческие фигуры.

— Петр Петрович! Мы, кажется, приобрели приятных соседей.

— Что?

— Утопленники плавают.

Стуча деревяшкой, Бариль полез к штурману и стал смотреть в свой бинокль. Он тоже увидел неподвижных пловцов.

— Надувай, Степаныч, клипербот и гони в разведку, — сказал он. — Посмотрим, что это за мертвецы.

Штурман занялся лодкой и вскоре, усевшись в нее, оттолкнулся веслом от самолета. Бариль, расположившись на крыльях, следил, как лодка приближалась к утопленникам. Петимко греб изо всех сил. Он сидел спиной к самолету и лишь время от времени оглядывался назад. Вот лодка уже совсем близко от утопленников. И в этот момент пилоту захотелось протереть объективы своего бинокля. Ему показалось, что мертвец зашевелился и поднял голову. Желая добиться большей четкости. Бариль покрутил линзы, но они точно покрылись туманом. Он снова привел линзы в прежнее положение. Но теперь за клиперботом ничего не было видно. У Бариля заболели глаза от напряжения, он зажмурился, а когда снова посмотрел, то ясно увидел, что Петимко втаскивает кого-то в лодку.