Миссис Фрисби и крысы НИПЗ - О'Брайен Роберт К. - Страница 15

– Мой кабинет, – сказал он. – Прошу.

Комната, в которую она вошла, была меньше, чем библиотека, но гораздо уютнее, изысканнее обставлена. На полу лежал ковер (она заметила, что рисунок на нем был таким же, как в холле наверху), на потолке и рядом со столом светили лампы. В комнате были книжные полки; на одной из полок тихо тикали часы. На столе лежала раскрытая книга, у стола стоял стул; у противоположной стены расположился маленький диванчик, аккуратно обшитый тканью. Но больше всего внимание миссис Фрисби привлекла коробка в одном из углов комнаты, коробка с кнопками и маленькой лампочкой на передней панели; из этой коробки лилась тихая музыка. Она зачарованно слушала.

– Вы любите музыку? – спросил Никодимус. – Я тоже.

– Должно быть, это радио.

И вновь она смутно вспомнила то, о чем Джонатан когда-то ей рассказывал. Музыка. Она слышала ее всего два или три раза в жизни, когда Фитцгиббоны оставили окно открытым, и кто-то играл в доме. И никогда вблизи. Звуки были приятными.

– Да, – проговорил Никодимус. – Мы раздобыли его не из-за музыки, конечно, а чтобы слушать новости. Но раз и ее можно услышать, почему бы этим не воспользоваться?

Он присел, миссис Фрисби сделала то же самое.

– А теперь, – сказал он, – я расскажу о НИПЗе. Думаю, вам будет интересно, потому что ваш муж был его частью. А когда я закончу, думаю, вы поймете, почему он считал, что не мог рассказать все сам.

История начинается (продолжал Никодимус) не в НИПЗе, а на рынке на окраине большого города. Он назывался фермерским, это была большая, частью крытая площадь, а стен и вовсе не было. Туда каждым ранним утром приезжали фермеры из окрестностей на грузовиках набитых помидорами, кукурузой, капустой, картошкой, яйцами, курицами, ветчиной, продуктами для города. Одна часть рынка была отведена рыбакам, которые привозили крабов, устриц, окуней и камбалу. Это было отличное место, полное запахов.

Мы жили рядом с этим рынком – отец, мать, девять сестер и братьев и я – под землей в большой трубе, которая раньше была частью водостока, но теперь ею не пользовались. По соседству жили сотни других крыс. Жить было трудно, но не настолько, как вы могли подумать, потому что рынок был рядом.

Каждый вечер в пять часов фермеры и рыбаки закрывали лавочки, забирались в грузовики и уезжали домой. Ночью, несколько часов спустя, с метлами и шлангами приходили уборщики. Но между одними и другими рынок был нашим. Сколько еды оставляли фермеры! С грузовиков сыпались фасоль и горох, тыквы и помидоры, куски мяса и рыбы выбрасывались как мусор – и лежали на тротуарах и в канавах; они заполняли огромные баки, которые должны были быть закрыты, но никогда не были. Всегда было раз в десять больше еды, чем мы могли съесть, поэтому за пищу никто не дрался.

Драться? Наоборот, рынок был идеальным местом для проведения игр, что мы и делали, по крайней мере, молодые крысы, как только мы заканчивали есть. Для пряток были пустые коробки, на стены можно было карабкаться, в жестяных банках можно было кататься, а куски веревки можно было завязывать и крутить. В центре площади даже был фонтан, чтобы плавать, когда было жарко. А потом с первыми шагами уборщиков одна из крыс издавала тревожный крик, все набирали как можно больше еды, чтобы унести домой. У всех нас были запасы, потому что в определенные дни – по воскресеньям и в праздники – рынок закрывался, мы никогда не знали заранее, когда это произойдет.

Когда я ходил на рынок, то обычно брал с собой двух компаньонов, старшего брата Джеральда и друга по имени Дженнер. Они были моими лучшими друзьями; нам нравились одни и те же игры, шутки, темы разговоров, даже одинаковая еда. Особенно я восхищался Дженнером, который был очень быстр и умен.

Ранней осенью, в один из вечеров мы с Дженнером отправились на рынок. Наверное, был сентябрь, потому что листья только стали желтыми, а некоторые дети играли в футбол на пустыре. Джеральду пришлось остаться дома тем вечером; он простыл, а так как воздух был холодным, мама решила, что ему не стоит выходить. Поэтому мы с Дженнером пошли без него. Помню, что мы обещали принести ему любимой еды, говяжьей печени, если сможем ее найти.

Мы пошли на рынок обычным путем, не по улицам, а по узким переулкам между зданиями, в большинстве это были коммерческие склады и гаражи. Пока мы шли, к нам присоединились другие крысы; в то время суток они стекались к рынку со всех сторон. Когда мы дошли до рынка, я заметил, что на улице, прилегающей к нему, примерно в квартале от места, припаркован белый фургон странной квадратной формы. Я сказал, что заметил, но на самом деле, я не обратил на него внимание, потому что в этой части города фургоны не были редкостью; но если бы я это сделал, то заметил бы, что на каждой его стороне были напечатаны маленькие буквы: НИПЗ. Я не знал, что они значат, потому что в то время ни я, ни другие крысы не умели читать.

Становилось темно, когда мы дошли до рынка, но в сумерках мы увидели, что еды было необычно много, целая гора, рядом с центром площади, в отдалении от крытой части. Полагаю, что это должно было нас встревожить, но этого не произошло. Помню, что Дженнер сказал: «Должно быть, у них был трудный день». И мы радостно побежали вместе с несколькими дюжинами крыс к куче еды.

Как только мы подбежали к ней, все случилось. Вдруг вокруг нас все зашумело. Яркие, ослепляющие фонари, были направлены на еду так, что когда мы попытались скрыться, мы не видели куда бежать. Между и за огнями быстро двигались тени, а когда они подошли к нам, я смог увидеть, что это были люди – люди в белой форме, несшие круглые сетки с длинными ручками.

– Осторожно! – закричал Дженнер, – они хотят поймать нас.

Он бросился в одну сторону, я в другую, а потом и вовсе потерял его из виду.

Все мы бежали прямо к людям с сетками. Больше некуда было бежать; нас окружили. Сетки опускались, поднимались, опускались вновь. Полагаю, некоторым крысам удалось бежать, проскочив между людьми и огнями. Я услышал со свистом рассекаемый воздух – сетка пролетела мимо меня. Я повернулся и побежал обратно к куче еды, думая, что могу в ней спрятаться. Но вдруг раздался свист, и в тот момент я ощутил, как меня окутывают веревки: за лапы и за шею. Меня подняли с земли вместе с еще тремя крысами, попавшими в сеть вместе со мной.

В клетке

Миссис Фрисби спросила:

– Но почему они хотели вас поймать? И как вам все-таки удалось сбежать?

– Сначала, – сказал Никодимус, – я подумал, что это потому что им не нравилось, что мы крадем еду. Но это с трудом можно было назвать кражей – это были отходы, и все, что они с ними делали – это отвозили в городскую переработку. Так чем мы навредим, съев немного? Конечно, есть люди, которым крысы просто не нравятся, не важно, вредят они или нет.

– И мыши тоже, – добавила миссис Фрисби.

– Точно, – сказал Никодимус. – Хотя, думаю, не так сильно, как крысы. В любом случае причина была вовсе не в этом; но настоящую причину я понял не сразу. Что касается побега – это тоже случилось гораздо позже.

Нет, я был плотно и сложно связан, запутавшись в сетке, я был абсолютно беспомощен (продолжил Никодимус). Когда человек, державший ее, увидел, что поймал четырех крыс, он потянул за шнурок, завязавший ее. Он отложил сетку и взял другую, пустую. Он пошел на площадь, оставив нас лежать там. Я попытался прогрызть сетку, но веревки были сделаны из какого-то пластика, твердого, как проволока.

Шум и суета начали постепенно утихать; полагаю, крысы на площади либо сбежали, либо были пойманы. Я слышал, как один человек сказал другому: «Думаю, это много». Кто-то передвигал фонарь то в одну, то в другую сторону, обыскивая остальную часть рынка.

– Никого не видно.

– Мы можем спрятаться и подождать еще волну.

– Другой волны не будет. Не сегодня. Возможно, еще четыре или пять ночей.

– Молва распространяется.

– Ты думаешь, они общаются? – Это был третий голос.