Selbstopfermanner: под крылом божественного ветра - Аверкиева Наталья "Иманка" - Страница 25

— Еще раз влезешь в мою семью! Оскорбишь мою мать! Мари! Тронешь ее детей! Я убью тебя за свою семью! Ты слышала меня?! Я уничтожу тебя за свою семью!

Карл не дал мне ударить по-настоящему. Навалился сзади, скрутил руки. Билли закрыл собой вопящую Тину, оттесняя ее в противоположную сторону.

— Что происходит? — влетел в кабинет Билл. — Тина! Том! Том! Ты рехнулся? Тина!

— Он хочет меня убить! Вы все слышали?! Все! — рыдала Тина, размазывая косметику по лицу. — Вот! Вот! Смотрите! Он порвал ожерелье и чуть не удушил меня! Моя одежда! Вот! Вы все свидетели! Он избил меня!

Я дернулся вперед, но Карл крепко держал меня.

— Успокойся, — приказал он мне в ухо.

— Ты сумасшедший! — завопил Билл на меня.

— Он сказал, что не даст нам жить нормально! Он сказал, что все сделает, чтобы разрушить наш брак! — жалась к нему Тина, содрогаясь в рыданиях. — Он пытался меня убить! Билли, Билли! Защити меня от этого убийцы! Вы все свидетели! Он хочет меня убить!

Я попытался высвободить руки, чтобы уж точно ударить ее.

— Уведи ее! — рявкнул Карл на Билла.

— Как ты можешь? — кричал мне в лицо брат. — Она моя жена! За что ты так ее ненавидишь?

Я лягнул его ногой в бедро:

— Очнись, идиот! Она разрушает твою жизнь!

Карл оттащил меня подальше от Тины и Билла.

— Убирайтесь все отсюда! — с коповской профессиональностью распластал он меня на столе, заломив руки за спину. — Габи, Билли, уберите их! Пошли вон!

Меня трясло от злости. Зубы стучали. Я понял, что не могу дышать, потому что Карл локтем пережал мне шею.

— Отпусти, — прохрипел я.

— Если ты пообещаешь, что больше не будешь ни на кого бросаться.

— Отпусти! — психанул я.

Карл быстро убрал руки и отошел в сторону.

— Что на тебя нашло?

Я потирал запястья и шею.

— Ну и захват, — процедил сквозь зубы.

Карл внимательно следил за каждым моим движением, как будто я псих и сейчас опять на кого-нибудь кинусь.

— Она оскорбила меня, Мари, детей и мою мать. Она сидела и оскорбляла меня. Нас. Всех!

— Это повод набить ей морду, — хмыкнул он с сарказмом и недовольно перекривился.

— Она хочет отобрать у нас студию.

Карл присвистнул.

— А на хуй она не хочет? Билл не даст.

— Билл?! — завопил я не своим голосом. — У Билла полная ампутация мозга и сознания! Он в коме!

Карл вздохнул:

— Вообще ничего нельзя сделать?

Я еще раз оценил горящую кожу на запястьях.

— Надо подумать. Она получит студию только через мой труп.

— С ней никто работать не будет.

— Здесь вообще никто работать не будет, — мстительно прорычал я.

Карл улыбнулся и вышел.

— Габи, сделай боссу кофе с коньяком. И побольше коньяка, — услышал я из приемной.

— Я за рулем! — крикнул я секретарше.

— Я безалкогольное! — отозвалась Габриэлла. Ой, ну какая дура! Где она видела безалкогольный коньяк?

Еще минут пятнадцать меня натурально трясло. Я выкурил несколько сигарет, но все равно не отпускало. Габи как-то странно косилась на меня, притащив мне третью чашку кофе.

— Габриэлла, — опять крикнул я секретарше.

Она тут же нарисовалась передо мной, словно стояла за дверью и только и ждала, когда я ее позову.

— Собери людей в переговорной.

Она кивнула, с настороженностью посмотрела мне в рот, видимо ожидая дополнительных распоряжений.

— Это всё.

— Герр Каулитц, все собрались, — через две минуты сообщила мне секретарша. Я даже не успел посмотреть, как там мои мальчики.

Я выбрался из-за стола и решительно направился в переговорную.

Наш небольшой коллектив забился в маленькой комнате, собрав по офису все стулья. Все внимательно смотрели на меня. Габи и Билли держали наготове записные книжки, чтобы зафиксировать мои гениальные мысли.

— Я собрал вас здесь для того, чтобы извиниться за произошедшее. Мне очень жаль, что вы стали свидетелями этой безобразной сцены. Эта женщина… — Меня опять затрясло. Я сделал над собой усилие и продолжил: — Эта женщина разрушила семью моего брата. Она поссорила его со мной, родителями, со всеми. Сегодня она позволила себе покуситься на самое святое — мою мать. Она серьезно ее оскорбила. Я вел себя недостойно, не сдержался и повелся на провокацию. Мне очень жаль, что так получилось. Прошу извинить меня.

Сотрудники продолжали смотреть на меня, не шевелясь.

— Том, может по пивку? — осторожно подал голос Карл.

— Да, Том, давай, — поддержал друга Вольфган. — День сегодня полное говно. Заодно и расслабишься.

— Только без фанатизма и стриптиза на окне. — Я достал из портмоне двести евро. — Габи, Билли, сгоняйте в магазин. Купите что-нибудь на стол и выпить. Если кто-то хочет, может валить домой. Пусть этот мерзкий день уже закончится.

И я позорно ретировался в свою нору. Надо пройти еще пару уровней и замочить еще десяток тиномонстров.

Все-таки дети — это чудесно! После небольшой попойки на работе, я уехал к Мари, посчитав, что только там могу нормально расслабиться. К тому же она должна была вернуться с работы ближе к часу ночи, поэтому надо было отпустить фрау Ирину домой. Мы возились с детьми на полу в гостиной, играли в лошадку. То есть я был кривой на все четыре лапы лошадкой, а Дэнни и Алекс пытались на мне кататься. В итоге дело кончилось тем, что мы с детьми начали табуном бегать на четвереньках из комнаты в комнату, пугая своим лихим видом несчастную фрау Ирину. Когда у старой лошадки кончились силы и она протянула усы, лапы и хвост поперек коридора, Дэнни забрался ей на живот и обхватил ручками и ножками. Алекс попытался спихнуть брата, но тот крепко держал мое неподвижное тело. Алекс захныкал и уполз от нас на кухню. Я различал их! Это было мое главное достижение! Нам больше не нужны были браслеты и разные комбезы. Я очень четко отличал детей.

— Папа! — четко сказал кто-то сбоку.

— Что? — ошарашено повернулся я к Алексу.

— Папа! — радостно сообщил мне ребенок и… со всей дури засандалил моим грязным ботинком в глаз.

Фрау Ирина суетилась вокруг, прикладывая к синеющему глазу лед. Она охала, ахала, через слово извинялась и что-то кудахтала на русском, наверное, забыв, что я не понимаю ни слова на этом варварском наречии. Глаз дергало, обжигало льдом. Я чувствовал, как кожа опухает даже под кубиками льда. Близнецы сидели в стульчиках и «ели» кашу, если так можно назвать процесс размазывания еды по столикам и друг другу.

— Вы лучше детей покормите, — посоветовал я женщине, поняв, что ей опять придется мыть всю кухню.

— Как же вы, герр Том?

— Лед я могу и сам подержать, — вздохнул я. — Знаете, я за последние сутки пытался подраться два раза. Никто меня не достал. Никакого вреда мне не причинил. И только восьмимесячный Александр умудрился глаз подбить. Все-таки жизнь очень смешная штука.

— Подраться? — округлила глаза женщина.

— Помните, Мари показывала вам фотографию женщины, которую категорически нельзя подпускать к детям? — Она кивнула. — Это жена моего брата-близнеца, если вы не знаете. Вчера я пытался помириться с братом. Она закатила истерику и начала нести очень обидную для меня чушь. Мы разругались. Билл, мой брат, выкинул меня из своего дома.

— Герр Том…

— Том. Зовите меня просто Том. Герр… — я недовольно поморщился. — А сегодня она пришла ко мне на работу и оскорбила мою мать…

— Фрау Симону? — ахнула няня. — Как можно?

Я кивнул.

— Меня от нее оттащил сотрудник, бывший спецназовец.

Фрау Ирина засмеялась:

— Знаете, Том, это провидение. Вы же хотели выпустить пар и получить по морде? Ну вот. Все ваши желания сбылись. Бойтесь исполнения…

— …своих желаний, — улыбнулся. Я бы хотел, чтобы мое другое желание сбылось. Только оно не дает мне никаких шансов и надежд.

Домой я уехал до возвращения Мари. Мы искупали детей с няней, уложили их спать, я традиционно рассказал им сказку про злую ведьму и околдованного мальчика, с которым не понятно, что делать и как его расколдовать, о принце, который мечтает о принцессе-несмеяне, но вынужден жить с другой принцессой — очень классной, достойной, но совершенно нелюбимой. И о том, как этот самый принц запутался, нет на него доброй крестной-феи, ну, на худой конец джина из волшебной лампы или хоть какой-нибудь маленькой волшебной палочки. Когда дети заснули, я понял, что тоже выдохся и больше не могу. Оставив фрау Ирине сто евро на такси, я удрал домой, иначе вырублюсь у Мари на коврике в прихожей.