Затерявшиеся в тайге - Репин Леонид - Страница 2

Сушняк, собранный, пока было светло, только с виду был сушняком, а горел кое-как, и костер грозил в любую минуту задохнуться в собственном дыму. Мы подбросили сухой сосновой хвои — и огонь оживился немного. Потом взяли охапку тонких березовых веток, предусмотрительно нарезанных засветло, постелили их на траву и, тесно прижавшись друг к другу — неожиданно сделалось холодно, — попытались уснуть.

Но только напрасно мы на это рассчитывали.

Теперь самое время рассказать, как и зачем мы оказались в тайге — без компаса, без каких-либо запасов еды и без ружья. Мы, сугубо городские люди, которые и в подмосковный-то лес иначе как за грибами никогда не ходили. А ведь подмосковный лес, даже и самый глухой, очень мало похож на тайгу... Только как дальний родственник. Так зачем мы глубоко забрались в тайгу, нарочно в ней заблудились, чтобы и не помышлять в скором времени вернуться назад? Начать придется издалека.

Разные люди, безусловно, по-разному относятся к ночным телефонным звонкам. Что касается меня, то, по правде сказать, я их просто боюсь. Ночной телефонный звонок по самой сути своей не может предвещать ничего хорошего. В лучшем случае вас разбудит подгулявший приятель, который, выдержав этикет, сначала вежливо осведомится, чем вы занимаетесь и спросит, не хотите ли присоединиться к его компании.

Бывает, что ваш ночной собеседник просто ошибся— неправильно номер набрал, и это, на мой взгляд, вариант самый худший. Потому что в таком случае вам и обругать-то его не всегда удается: выяснив свою ошибку, он спешно бежит, оставив вас в положении кипящего чайника.

Случаются, конечно, ночные звонки и серьезные. И я надеюсь, что вам не довелось узнать, что это такое. Потому что такой звонок обязательно несет неприятность.

Суммируя все вышеобозначенные категории ночных телефонных звонков и вырабатывая усредненное к ним отношение, я решил для себя раз и навсегда: что бы ни случилось, ночью к телефону не подходить.

Но однажды я не выдержал, не знаю почему, и, чертыхаясь, подошел к телефону. Звонил мой старый приятель, доктор наук, спелеолог. Говорил он возбужденно, взволнованно. В тайге пропал человек— ушел один и не вернулся, хотя давно уже истекли всякие сроки. Приятель сказал, что рано утром вместе с группой московских спелеологов он срочно вылетает на поиски. Есть предположение, что тот человек мог потеряться в пещерах, а раз так, то без них, спелеологов, не обойтись. Мы с приятелем нередко ездили в экспедиции вместе, и сейчас он тоже звал поехать с собой: людей мало, а район поисков довольно обширный.

Очень жаль, но тогда я не смог с ним поехать.

Вернулся он через две недели, совершенно измотанный— я еле узнал его, столь сильно он изменился, — и рассказал всю эту историю. Историю о том, как один молодой человек, понадеявшись на себя самого, пошел в тайгу, взяв все необходимое, что могло ему пригодиться, и исчез. Навсегда.

Ему было двадцать семь лет. Ведущий конструктор. Жил и работал в Москве, но лес в общем-то знал: дважды ходил по тайге в одиночку. Его как-то спросили: «Зачем ты ходишь в тайгу?» Он ответил: «Так... Для самоутверждения». — «А почему все время один?» — «Одному как-то спокойнее... Однажды я с другом пошел, так к концу экспедиции мы не могли с ним даже разговаривать спокойно».

Он и работать любил больше один. Человек был целеустремленный, рисковый. Безусловно, он сумел бы многого в жизни добиться, не случись эта трагедия... Однажды в тайге он сильно вывихнул ногу и все-таки выбрался, хотя полтора месяца шел до жилья. В другой раз — за год до несчастья — он прошел на резиновой лодке по реке через очень трудный порог. Местные жители уверяли, что на лодке этот порог пройти невозможно. А он прошел и окончательно, уже чрезмерно поверил в себя, в свои силы. Друзья удивились, когда узнали, что он рискнул идти через трудный порог, хотя никакой необходимости в этом не было. А ведь плавать он не умел... На все вопросы давал короткий ответ: «Я хожу по таким рекам, что все равно не выплывешь, если перевернешься».

Я рассказываю подробно об этом человеке для того, чтобы стало понятным, что привело его к катастрофе. Я не считаю, что он стал жертвой случайности.

В последнем походе у него была более конкретная цель. В одном из научно-популярных журналов он прочитал статью, в которой говорилось о том, что существует место в Сибири, где, вполне возможно, потерпел аварию инопланетный корабль. И что местные жители, разумеется много лет тому назад, из его обшивки понаделали ножей для хозяйства. Место это в статье указывалось вполне конкретно.

И вот молодой человек, увлекающийся, хотя и последовательный, начинает готовиться к экспедиции в этот район. На всякий случай он запасся рекомендательным письмом от журнала, а также письмом от одной из организаций Академии наук, которую заинтересовало его предложение. Люди, работающие в той организации, совершенно не представляли всей сложности экспедиции, ее опасностей; только этим можно объяснить тот факт, что сопроводительные письма он получил.

Из Москвы он отбыл в конце июня. В Якутии, в поселке Маар-Кюель, засел надолго — готовился увлеченно, серьезно: встречался с разными людьми, которые могли чем-то помочь, собирал легенды, могущие, как ему казалось, внести хоть какое-то дополнение к тому, что было известно об инопланетном визите. Поверил он, кажется, твердо...

Из этого поселка отправил письмо отцу. Единственное. «Был на реке Селенге... Прекрасно. Даже если ничего больше не попадется, материала для статьи достаточно. Потерпел аварию., перевернулся, упустил весло. Вернулся в поселок. Завтра ухожу на Кет-Кап. Если не встречу никого по пути, то до сентября писем не жди». Больше его никто не видел.

Только потом потрясенный горем отец, разбирая стол сына, случайно наткнулся на какие-то записки, где речь шла о пещерах. Спелеологи, когда узнали об этом, сразу же поняли, сколь безрассудно отнесся он к подготовке своей экспедиции: шел в пещеры, а взял только один фонарь-жужжалку, неудобный, слабый фонарь. Веревок и крючьев — предметов первой необходимости, если уж собираться в пещеры, и вовсе не взял. Он не взял ни палатки, ни спального мешка... Продуктов заготовил из расчета четыреста граммов в сутки — очень немного. К охотничьему ружью — всего десяток патронов. «Для облегчения веса...» — как он говорил... А три фотоаппарата все-таки взял.