Заклание волков - Ренделл Рут - Страница 8

Он уже собирался презрительно передернуть плечами и пойти дальше, но тут увидел сквозь грязное стекло стоявшую за прилавком девушку. Дрейтон не мог толком разглядеть её, а посему был вынужден удовольствоваться созерцанием силуэта и блестящих светлых волос. Когда девушка подошла к витрине и, открыв её, потянулась к стопке открыток, лежавшей рядом с детской игрой, констебль почувствовал легкое любопытство. Дрейтон с досадой отметил про себя, что девушке не пришло в голову собрать фишки или смахнуть с коробки пыль. Сам констебль был человеком дотошным, аккуратным и любил содержать в порядке как рабочие инструменты, так и личные вещи.

Движимый негодованием и стремлением показать девушке, что хотя бы один возможный покупатель не одобряет такую постановку дела, он поднял голову и посмотрел в глаза продавщицы. Дрейтон тотчас понял, кто она. Это лицо уже пятый день неотступно стояло перед его мысленным взором. Глядя на девушку, констебль чувствовал, как заливается краской. Она не могла знать, что он уже видел её прежде, а если и знала, то не подозревала, какие чувственные и мечтательные грезы посещали Дрейтона всякий раз, когда он воскрешал в памяти её образ, что бывало довольно часто, почти постоянно. Знать она не могла, но констеблю казалось, что и не знать этого девушка тоже не могла: наверняка те живые дикие картины, которые рисовало ему воображение, должны были каким-то образом передаваться на расстояние и достигать предмета его мечтаний.

Девушка словно не замечала Дрейтона. Лишь на мгновение её тусклые серые глаза встретились с его глазами. Она взяла с витрины колоду игральных карт, для чего ей пришлось присесть на корточки в куче пыли и конфетти, и вернулась к дожидавшемуся покупателю. У девушки были чересчур длинные и тонкие ноги. На коленках остались круглые пыльные заплатки. Дрейтон следил за медленно закрывающейся дверцей витрины. Сквозь её захватанное пальцами синеватое стекло ему была видна только копна серебристо-желтых волос продавщицы.

Констебль пересек переулок, обходя лужи, покрытые радужными разводами от пролитого бензина, и посмотрел в сторону гаражей, гадая, почему никто никогда не красил их ворота: ведь краска дешева, а наводить чистоту и придавать вещам веселый вид — чертовски приятное занятие. От ларька перед цветочной лавкой пахло желтыми нарциссами. Констеблю показалось, что между этими цветами и девушкой было нечто общее: все они выглядели свежими, нетронутыми, и все расцветали средь убожества. Грубо сколоченный цветочный ящик был достоин своего желтого содержимого не более чем жалкая газетная лавка — захватывающей дух красоты её работницы.

Неужели и днем в понедельник он испытывал к ней такие же чувства? Добравшись до перил моста и окинув взором речку, Дрейтон снова задал себе этот вопрос. Конечно, он видел её в городе, когда она делала покупки. Любой мужчина наверняка заметит такую девушку. Вот уже несколько месяцев констебль испытывал смутное влечение к ней. А в прошлый понедельник, под вечер, он проходил по этому самому мосту и видел, как на тропинке у реки девушка целовала какого-то мужчину. Тогда он испытал странное чувство, глядя на нее, такую беззащитную и уязвимую в плену страсти, которую при желании мог наблюдать любой прохожий, вышедший на прогулку в сумерках. Значит, девушка сделана из плоти и крови, не чужда чувственности и, следовательно, доступна.

Он вспомнил, как их фигуры отражались в темной воде. На мужчину Дрейтон не обратил ни малейшего внимания. А тонкое продолговатое отражение девушки дрожало и колыхалось. С той минуты её образ стал неотвязно преследовать Дрейтона; укоренившись в сознании, он тревожил констебля всякий раз, когда тот оставался в одиночестве.

Отражение самого констебля, гораздо более четкое сейчас, в полдень, чем отражение парня и девушки в сумерках, холодно смотрело на него из воды. Смуглое средиземноморское лицо с настороженными глазами и искривленными губами не выдавало мыслей его обладателя. Волосы у констебля были довольно длинные для полицейского. Он носил темно-серое байковое пальто, мешковатые брюки и свитер. Бэрдену это не нравилось, но придраться к Дрейтону он не мог: констебль был немногословен и замкнут, хотя его скрытность несколько отличалась от скрытности самого Бэрдена.

Отражение констебля дрогнуло и слилось с отражением ограды моста. Дрейтон порылся в карманах, проверяя, не забыл ли перчатки. Впрочем, он сделал это лишь для очистки совести: констебль редко что-либо забывал. Он оглянулся, но увидел только покупателей, детские коляски, велосипеды, высокую кирпичную стену и переулок, мощеный булыжником и усеянный мокрым мусором. Констебль зашагал к окраине городка, в сторону Памп-лейн.

Он никогда не бывал в этом отдаленном и почти деревенском районе Кингзмаркхема, но, подобно другим закоулкам, Памп-лейн представляла собой туннель со сводом из древесных крон. На здешней мостовой едва ли смогли бы разъехаться две машины. Из-за плетня на Дрейтона пялилась корова, её копыта топтали цветы примул. Констебль не интересовался естественной историей и не был подвержен пасторальным настроениям. Он смотрел только на белую спортивную машину, стоявшую двумя колесами на мостовой, — единственный рукотворный предмет, находившийся в пределах видимости. Разглядеть сам коттедж было сложнее, но Дрейтону это удалось. За зеленеющим боярышником и белыми цветами терновника виднелась узкая ободранная калитка. Ощетинившиеся колючками ветки блестели от воды. Дрейтон отвел их в сторону, окропив себе плечи. Стволы яблонь позеленели от лишайника. Перед домом росли деревья. Грязную белизну обшарпанных стен оживляли оранжевые цветы какого-то высокого кустарника. Дрейтон не знал, что это — айва, давшая название дому.

Констебль натянул перчатки и влез в «альпин». У Дрейтона не было почти никакого личного имущества, но, тем не менее, он уважал собственность в её вещественном выражении. Должно быть, приятно владеть такой машиной и раскатывать на ней. Его несколько раздражало то, что хозяйка, похоже, считала свое авто эдаким самоходным мусорным баком и бросала спички и окурки прямо на пол. Дрейтон понимал, что прикасаться можно только к тем деталям, без прикосновений к которым никак не обойтись, но стекло было залеплено газетой, и констеблю пришлось убрать её, иначе он не смог бы вести машину. Заслышав скрип веток боярышника по крыше «альпина», Дрейтон содрогнулся, словно колючки скребли его кожу.

Констеблю пришлось подавить соблазн поехать кружным путем через Форби. Движение в этот час было вялое, и оправдать такую поездку он мог бы разве что стремлением получить удовольствие. Но Дрейтон приучил себя бороться с искушениями. Впрочем, скоро его наверняка одолеет один большой соблазн. И, тем не менее, против заурядной блажи он устоит.

На спинке пассажирского сиденья валялась пятнистая желто-бурая шубка, источавшая терпкий пьянящий запах красивой женщины, и Дрейтон вновь принялся размышлять о любви, прошлой и будущей. Машина мягко катила по дороге. Констебль добрался до середины Хай-стрит, когда, наконец, заметил тревожное подрагивание стрелки на приборном щитке. Мотор опасно перегрелся. В этом квартале главной улицы не было станций техобслуживания, но констебль вспомнил, что видел гараж на Йорк-стрит, совсем рядом с ювелирным магазином Джоя и биржей труда.

Добравшись туда, Дрейтон поднял капот машины. В лицо ударила струя пара, и констебль отпрянул.

— Радиатор прохудился, — сказал он работнику.

— Я налью вам воды. Если не станете гнать, все будет в порядке. Вам далеко?

— Нет, — ответил Дрейтон.

Вода вытекала из радиатора едва ли не быстрее, чем работник заливал её. До полицейского участка было рукой подать. Констебль миновал ювелирный магазин с красными бархатными подушками в витринах, забитых горным хрусталем, и лавочку Гровера. В её сторону он даже не посмотрел. Поэзия не занимала большого места в его круге чтения и не была составной частью жизни констебля, но все же он готов был согласиться, что любовь мужчины — это вещь в себе, никак не связанная со всем остальным. К Гроверу он отправится после работы.