Ведьмаки и колдовки - Демина Карина - Страница 45

— Вставай, — велел он глухим рычащим басом — и был услышан.

Пан Острожский нелепо дернулся и захрипел:

— Поможите…

— Поможем, — пообещал ему Аврелий Яковлевич.

— Поможите… убивают! — Мертвяк, который выглядел до отвращения живым — и рука Лихо сама легла на рукоять револьвера, — перевернулся, встал на колени. — Развяжи меня, мил-человек!

— Конечно, развяжу…

— Сейчас?

— А то когда ж? Ползи сюда…

— Я тебя не вижу, — пожаловался мертвяк, поводя головой влево и вправо, ноздри его раздувались, средь всех запахов выискивая один — обидчика.

— А ты на голос…

И пополз, изгибаясь всем телом, дергаясь, шипя от натуги. Дополз до меловой черты и уперся.

— Выпусти… — заныл высоким, тонким голосом, от которого задребезжали хрустальные подвесы на люстре. — Выпусти… выпусти…

— Выпущу. Если договоримся.

Мертвяк зашипел и вывалил черный распухший язык, длинный и подвижный, будто бы не язык даже, а болотная гадюка, что вылезла из расщелины рта.

— Раньше в миру случалось бывать? — Аврелий Яковлевич языка не испугался, как и бурых, будто гнилые яблоки, бельм мертвяка.

— С-с-лучалось.

— Часто ходишь?

— Час-с-сто…

— Зачем посылают?

— За девками… ей девки нужны… одних прислугой брал… на других ж-женился…

Лихо стиснул кулаки, приказывая себе молчать, хоть бы другая, звериная часть натуры требовала довершить начатое и упокоить мертвяка уже насовсем.

— И сколько у тебя жен перебывало?

— Дюжина… без-с-с-с одной. Помеш-шали… он помеш-ш-шал… плохая с-собака. — Мертвец повернулся к Лихо, и тот не удержался, ответил рыком.

— Сидеть, — рявкнул Аврелий Яковлевич. — Зачем тебе женщины?

— Девуш-ш-шки… не мне, ей нужны. Пьет… с-силу пьет… крас-сивая.

— Красивая — это аргумент… она здесь?

— С-з-сдесь…

— Самолично, значит, явилась… и зачем ей купеческая дочь? Не так молода, не особо красива… Лихо, тебя не спрашивают. Ко всему, уже не девица. Лихо, еще раз пасть откроешь, и за дверь выставлю…

— Ей — нет. Мне нуж-шно. Деньги. Уехать. Она с-з-сказала, награда… з-заслужил.

— Награда, значит… — Аврелий Яковлевич дернул себя за бороду, выдрав клок темных волос, которые, не глядя, кинул на жаровню. — Имя ее знаешь?

— Нет.

— А что знаешь?

— А что ты мне дашь? — поинтересовался мертвяк, устраиваясь на границе мелового круга. — Крови хочу.

И черный язык скользнул по темным же губам.

— Крови, значит…

— Ее крови…

— Колдовкиной?

— Девкиной, — уточнил мертвяк, не спуская с Лихо гнилых глаз. В них чудилось издевательство. — Много…

— Обойдешься.

— Я? Обойдусь, ведьмак… а вот ты… она з-с-знает о тебе… она тебя не боитс-ся… у тебя не хватит с-сил… думай… что тебе одна девка? Одной больше, одной меньше…

Мертвяк полз вдоль границы круга и на Лихо уже не глядел. О нет, он боялся оторвать взгляд от Аврелия Яковлевича, который явно задумался.

Сомневается?

И вправду, если Хозяйка Серых земель вышла на охоту… если она сильнее ведьмака, а по всему так и выходит, то остановить ее — первейший долг…

— Ты же с-сам баб не любиш-шь… — с тихим шипением продолжал уговаривать мертвяк, и черный язык его дергался судорожно. — Твари… хитрые твари… коварные… она раз-с-сгуляется… ус-строит тут кровавый век… решайся, ведьмак… с-сотни погибнут. Тыс-сяч-ши… ш-сто такое одна ж-жизнь против многих…

— Ничего, ты прав, — сказал Аврелий Яковлевич, — один или сотня… один или тысяча… Хельмова арифметика… а я, человек простой, не ученый… с арифметикою у меня никогда-то не ладилось.

И руку выкинул, незримую стену пробив. Отпрянуть мертвяк не успел, темные пальцы ведьмака впились в голову, и та заскрипела.

— Имя!

Пан Острожский завыл, а из-под ведьмачьих пальцев полилось темное…

— Имя, чтоб тебя…

— Не з-снаю… пус-сти… — Мертвяк вдруг затих.

И язык перестал дергаться.

Под рукой Аврелия Яковлевича кипела, пузырилась плоть, облезала лохмотьями. И вонь от нее, гниющей, была нестерпима. Лихо зажал нос рукавом, с трудом сдерживая рвотные позывы.

— Имя… смотри, я ж тебя и без упокоения оставить могу…

Пальцы погружались все глубже, и мертвяк вдруг заскулил, а Лихо понял: скажет. И пан Острожский, втянув в рот язык-гадюку, заскулил.

— Имя… — глухо повторил ведьмак.

— Обойдешься, — вдруг ответил ему пан Острожский тоненьким женским голосом. — Какой ты, однако, любопытный, Аврельюшка…

Труп вспыхнул зеленым гнилым пламенем. Оно пожирало тело быстро, как-то жадно и норовило зацепиться и за ведьмаковскую руку, но оказалось способно лишь слизать крупицы чужой плоти.

— Вот оно как, — задумчиво произнес Аврелий Яковлевич, глядя на черную лужицу, что растеклась по паркету. — Бывает-с… ты, крестничек, если блевать тянет, то не стыдись… туалет там…

Отказываться от предложения столь щедрого Лихо не стал.

Рвало его долго, а когда вернулся, обнаружил, что Аврелий Яковлевич окошко открыл, а на черную лужицу бросил покрывало с кресла, и вид розового банта, вполне себе мирного, вызвал новый приступ дурноты.

— От так оно и бывает. — Устроившись на широком подоконнике, Аврелий Яковлевич крошил местным ленивым голубям остатки булки. Голуби булку клевали и курлыкали. — Иди, крестничек… и не бойся, поймаем мы эту паскудину. Ты, главное, себя береги… стать зверем — не так оно и страшно… главное, чтоб душа человеческою оставалась.

— А если…

— Если нет, то я тебя самолично и пристрелю.

— Спасибо.

— Да не за что, дорогой, не за что… братцу своему передай, чтоб не лез голой жопой ежей пугать… тихо пусть сидит…

Лихо передал.

Правда, сомневался, что дорогой брат это предупреждение воспринял всерьез. Сидеть тихо у Себастьяна никогда-то не получалось.

ГЛАВА 9

О происшествиях случайных и решениях скоропалительных

— Ах, моя дорогая, вы сегодня выглядите чудесно! — воскликнул Матеуш, прижимая руку панночки Тианы к широкой своей груди. Следовало сказать, что грудь сия, облаченная в уланский синий китель, переливалась золотом многочисленных орденов, которые его высочество надели, желая произвести на даму сердца впечатление. Ордена накладывались один на другой и при малейшем движении позвякивали, камни, их украшавшие, сверкали на солнышке.

Привлеченная блеском их, сорока, жирная и солидного вида, как и вся живность, каковой случалось обретаться в королевских владениях, спустилась на дорожку и прохаживалась взад-вперед. Взгляд круглых сорочьих глаз прикипел к ордену Сигизмунда Драконоборца, каковым, по обыкновению, награждали за особые заслуги перед королевством. Орден был круглым, крупным и щедро усыпанным алмазною крошкой.

— И вы тоже, — мрачно ответил Себастьян, в свою очередь наблюдая за сорокой.

Вот не внушала ему птица доверия.

В последние дни ничего-то ему доверия не внушало, а чем ближе становилось полнолуние, тем хуже предчувствия…

…и Гавел пропал.

…и Аврелий Яковлевич, передавши через Лихо сидеть тихо, сам будто бы исчез.

…и покушения, что самое интересное, прекратились. Последнее обстоятельство Себастьяна нервировало более остального, поскольку вовсе не означало, что колдовка от своего решила отступиться, но, напротив, верно, сочинила план, не требовавший устранения панночки Тианы…

— Я вам нравлюсь? — Его высочество даму сердца приобняли, благо объятиям амулет Аврелия Яковлевича не препятствовал.

И Себастьян почти уже смирился.

— Конечно, — ответила панночка Тиана, глядя на ухажера с верноподданническим восторгом, который давался ей не без труда. — Как вы можете не нравиться? Вы же ж королевич!

Услышанное Матеуша, кажется, нисколько не смутило. Напротив, собственный титул он полагал столь же неотъемлемым достоинством, как стать, силу и ордена.