Свободное падение - Миллер Лорен - Страница 66

– Чем могу помочь? – спросила она, вглядываясь в нас сквозь толстые стекла очков. – Что-то мне не припомнить ваши лица. Вы – мои студенты?

– Нет… – сказала я, осторожно проходя внутрь. – Но вы… Возможно, вы лечили мою маму.

– Да? – Доктор Хильдебранд сдвинула очки на лоб. – Назовите ее имя.

– Авиана Джекобс, – ответила я. – В две тысячи тринадцатом году она училась в Тэдемской академии. Скорее всего, вы лечили ее в школьной клинике. Это было где-то в апреле того года.

– Ошибаетесь, – уверенным тоном возразила доктор Хильдебранд. – В Тэдеме я никого не лечила. Я занималась исследовательской работой. Мне помогала одна из учениц, но ее звали не Авиана.

– Вы уверены, что не лечили и даже не осматривали мою маму? Она страдала акратической паракузией.

Глаза доктора Хильдебранд тут же вперились в меня.

– А у вас тоже есть симптомы?

Такого вопроса я никак не ожидала. Я посмотрела на потолок, затем в пол:

– У меня? Нет.

– Тогда зачем вы пришли?

Она не сердилась. В карих глазах читалось откровенное любопытство.

Я запнулась. Легенда об интересе к психологии уже готова была сорваться с моих губ, но что-то меня останавливало.

Скажи ей правду, – посоветовал голос.

Я закусила губу. Правду? Я знала лишь крохи правды.

– Где-то месяц назад я нашла мамину историю болезни, – начала я. – И там увидела результаты нескольких осмотров, подписанных доктором К. Хильдебранд. Осмотры проводились в клинике Тэдемской академии. Это были психиатрические освидетельствования. У моей мамы выявили синдром акратической паракузии и рекомендовали поместить ее в лечебницу закрытого типа. – Кристин удивленно посмотрела на меня. Я шумно вдохнула и продолжила: – Но я сомневаюсь, что у моей мамы был САП. Я думаю, результаты осмотров просто подделали.

– Могу вам сразу сказать, что я подобных документов не подписывала. Когда, вы сказали, это было?

– В апреле тринадцатого года.

– Тогда я знаю ответ на ваш вопрос. Я хорошо запомнила весну того года. Мой компьютер подвергся хакерской атаке. – Она пожала плечами. – Тот, кто это сделал, мог поместить и фальшивые отчеты об осмотрах вашей матери. А почему и зачем – этого, увы, я сказать вам не могу, поскольку сама не знаю.

– У вас есть какие-нибудь догадки о причинах взлома вашего компьютера? – спросил Норт.

– Есть, – без колебаний ответила доктор Хильдебранд. – Той весной я участвовала в экспериментах, которые без преувеличения могу назвать поворотным пунктом в нашей сфере знаний. Кому-то понадобилось, чтобы научный мир не увидел моих публикаций. Путем взлома эти люди получили доступ к результатам моих исследований, исказили их и все обставили так, будто эту стряпню писала я сама и она-то как раз и является моими отчетами.

– А что за клинические эксперименты вы тогда проводили? – спросила я.

– Мы работали над возможностью использования нанороботов в качестве искусственных заменителей окситоцина в человеческом мозгу.

Об окситоцине я знала из занятий по когнитивной психологии.

– Окситоцин, – повторила я. – Его еще называют гормоном любви.

Моя инфа предназначалась Норту.

– Да, – сказала доктор Хильдебранд. – Хорошо известна роль этого гормона в установлении связи между матерью и ребенком при родах, и в момент оргазма.

Последнее слово заставило меня покраснеть.

– Но меня больше интересовало влияние окситоцина на… человеческое доверие. И в особенности – возможно ли имитировать между двумя совершенно чужими людьми то, что психологи называют «узами доверия». – Я ждала продолжения, но доктор Хильдебранд лишь сухо улыбнулась: – Извините, но больше я вам ничего сказать не могу. Затем были дисциплинарные слушания, и одним из условий урегулирования, так сказать, недоразумений было обязательство о неразглашении, которое я подписала.

– Дисциплинарные слушания… Они, наверное, были вызваны искажением ваших данных? – спросил Норт.

– Я ничем не могла доказать, что стала жертвой хакерской атаки, – кивнула доктор Хильдебранд. – Я ручалась за данные своих исследований, но у чиновников Управления по контролю за продуктами и лекарствами была иная точка зрения. Они считали, что я намеренно подделала результаты исследований, чтобы завысить эффективность син-окса[26]. Разбирательство они, что называется, спустили на тормозах, а меня лишили лицензии на врачебную практику. – Она невесело улыбнулась. – Слышали такое изречение? «Кто не может делать сам, учит других». Это про меня.

– Вы сказали, в Тэдеме вам помогала одна из учениц. Вы помните ее имя?

– Кажется, Пэтти. Нет. Пенни.

– А нельзя ли уточнить ее имя? Это может оказаться важным.

Доктор Хильдебранд смерила меня взглядом, затем кивнула и, не вставая с кресла, повернулась к полкам за спиной. На одной стояли шесть одинаковых белых папок-регистраторов. Кристин потянулась к папке с надписью «2013/СИН-ОКС».

– По условиям слушаний я должна была уничтожить все результаты своих исследований, – сказала она, отодвигая планшетник и выкладывая на стол папку. – Но у меня рука не поднималась уничтожить достоверные данные. Бумажный вариант я сохранила. – Доктор принялась листать страницы, не замечая, что ее очки сползли на нос. – Имя этой девушки наверняка есть в списке тех, кого я благодарила за помощь.

– А как вы вообще оказались в Тэдемской клинике? – спросила я. – Вы тоже учились в Тэдеме?

– Что вы! – засмеялась доктор Хильдебранд. – Об этом я и не мечтала. Я училась в обычных школах. Поэтому грант Тэдемской инициативы стал для меня подарком судьбы. Они крайне редко берутся финансировать чужие проекты. Только те, которыми занимаются выпускники Тэдема.

У меня волосы стали дыбом – хорошо, что только на руках! Опять странные совпадения? В поезде я читала про Тэдемскую инициативу, и на тебе – снова слышу об этой структуре. Но что все это значит? Почему Инициатива вдруг взялась финансировать исследования по заменителям окситоцина и касались ли они моей мамы? Я жадно поедала глазами белую папку. В ее карман был всунут футляр с DVD-диском. Мои руки сами тянулись к этому диску.

– Ну вот, нашла, – объявила доктор Хильдебранд, постучав пальцем по странице. – Пери Уивер. Вам это имя что-то говорит? – (Я покачала головой.) – Извините, но больше я вам ничем помочь не могу, – сказала доктор Хильдебранд, возвращая папку на место.

Уходить не хотелось, хотя я прекрасно понимала: как бы я ни просила, Кристин не позволит заглянуть в содержимое папки. Нам не оставалось иного, как пробормотать слова благодарности, попрощаться и уйти.

– Я должна увидеть эту папку, – прошептала я, когда мы с Нортом очутились в коридоре.

– Думаешь, я не знаю? – бросил он, не отрываясь от айфона. – Пока мы были в кабинете, я все время ломал голову, как бы выманить эту тетку из кабинета.

– Придумал?

– Вроде бы да. Попробую включить сигнал пожарной тревоги. Надо лишь добраться до их пульта. Подожди, не сбивай меня.

Закусив губу, Норт что-то выстукивал на сенсорной клавиатуре. Через несколько минут по всему зданию завыли пожарные сирены. Открывались двери кабинетов, в коридор выскакивали встревоженные люди. Норт втащил меня в пустой кабинет. Оставив дверь слегка приоткрытой, мы ждали, когда доктор Хильдебранд тоже выйдет. Вскоре вышла и она. Шаркая ногами, она двинулась к лестнице. Мы выглянули в коридор. Он был пуст.

– Я пойду, – сказал Норт.

– Нет уж, я сама пойду, – возразила я. – Еще не хватает, чтобы тебя застукали.

– А если тебя застукают?

Мне было не до ответа. Я бросилась в кабинет доктора Хильдебранд. Дверь была не закрыта.

Схватив папку, я устремилась к выходу, но вовремя остановилась. Так нельзя. Если я возьму всю папку, Кристин мгновенно это обнаружит. Я выхватила футляр с DVD-диском и запихала под пояс джинсов. Оставалось вернуть папку на место. И тут в коридоре послышались шаги. Сжимая папку, я опустилась на колени. У меня бешено колотилось сердце.