Явка в Копенгагене: Записки нелегала - Мартынов Владимир - Страница 57

Однажды во время игры в шахматы Коэн с профессором Линксом о чем-то тихо беседовали. Я обратил внимание, что они на этот раз лишь делали вид, что играли, обсуждая какую-то проблему. Разговор шел по-немецки. В салоне звучала тихая музыка. Коэн что-то чертил на бумажной салфетке, профессор вносил поправки и вполголоса комментировал.

— Они упоминают Барилоче, — сказала «Веста», становясь рядом за стойку. — Мне кажется, что этот профессор передает ему какую-то информацию, а Коэн сейчас уточняет детали.

— Возможно. Барилоче— это нас тоже интересует, — заметил я.

В этот момент Коэн положил в свой бумажник салфетку с чертежом и записями, после чего передал Линксу небольшой конверт.

— А вот и гонорар за полученную информацию, как говорится, получите денежки, не отходя от кассы. Хотя, впрочем, это всего лишь предположение… — сказал я «Весте».

Они вскоре закончили партию в шахматы. Линке попрощался с нами и с Коэном и зашаркал к выходу. Время было позднее, и салон был почти пустым. Коэн собрал шахматы в коробку и положил их на стойку, после чего отправился в туалет. Я вышел из-за стойки и, пройдясь между столиками, вставил в стоявшие на столах стаканчики недостающие салфетки. Проходя мимо стола, за которым сидели Коэн с Линксом, я прихватил верхний из листочков, на которых Коэн чертил свой чертеж. Хотя сам чертеж Коэн забрал с собой, я все же надеялся, что на листке, который был под чертежом, осталась давленка.

Вскоре Коэн вернулся к своему столу, допил пиво, положил в карман лежавшие на столе салфетки и, простившись с нами, вышел из бара. Да, не лыком шит этот Коэн, хотя ему не попять, что одного листика не хватает. И все же это был жест профессионала. Неужели разведчик?

Вернувшись домой, мы при помощи бокового света синей лампы и лупы смогли восстановить давленку, оставленную Коэном на салфетке своей шариковой ручкой. Салфетки у нас были из тонкой бумаги, мягкие с одной стороны и глянцевые с другой, поэтому давленка, оставленная на глянцевой стороне листочка, отлично просматривалась. На листике было изображено озеро Науэль-Уапи, на берегу которого расположен курортный городок Сан-Карлос-де-Барилоче, шоссе вокруг озера, точка на 51-м километре и название «Эстансия[28] Исабель».

Через четыре дня по плану была намечена очередная тайниковая операция, и кроме ежемесячного отчета о проделанной работе, мной было составлено следующее сообщение:

Наступил день очередной тайниковой операции. Отчет отснят «Миноксом» на пленку и, как обычно, в непроявленном виде закладывается в контейнер — обломок черешка пальмовой ветви с высверленным в нем отверстием, куда помещается пленка; отверстие затем закрывается обыкновенной пробкой, которая замазывается смешанным с грязью алебастром, присыпанным пылью, что делает отверстие совершенно незаметным. Сегодня «Веста» работает в баре одна. Я сижу с ребенком. В шесть вечера должна подойти няня. (Это еще до того, как мы нашли старушку итальянку.)

Тайниковая операция. Часа за два необходимо выехать из дому. Проверка по заранее отработанному маршруту. Визуальный осмотр района тайника — нет ли чего-нибудь необычного. По пути к тайнику конечно же всякое может случиться. Дорожно-транспортное происшествие, например, а при тебе — улика — контейнер с пленкой, или машина заглохнет… Проверка на маршруте проводится со всей тщательностью, и машина должна быть в отличном техническом состоянии.

Тайниковая операция, вернее, сам момент закладки контейнера в 21.35. На часах уже шесть вечера, а няни все еще нет. Не появилась она и через час. А тайниковую операцию необходимо провести сегодня, так как в запасной день у нас в баре банкет и отлучиться мне будет совершенно невозможно. «Веста» одна не справится, к тому же мое отсутствие во время банкета может вызвать нежелательные вопросы. А няни все нет и нет. Придется ехать к тайнику с ребенком. Пятимесячная дочурка только что поела и смотрит на меня сонными глазками из своей колыбельки. «Сейчас мы с тобой немножко погуляем», — говорю я ей. Перекладываю ребенка в переносную колыбельку, беру с собой бутылочку с молочной смесью, еще одну — с укропной водичкой, запасные пеленки. Колыбелька специально приспособлена для поездок в машине, и ребенок уже привык к подобного рода прогулкам, так как мы часто выезжаем в парк или за город. Поехали. Уже стемнело. Следую по маршруту проверки. Дочка уже давно спит в своей колыбельке. К тому же и время уже позднее. Пересекаю широкую авениду Маипу, ярко освещенную огнями неоновых реклам и сияющими витринами торговых галерей. Миную несколько проверочных точек, называемых «игольным ушком». В таком месте машина наружного наблюдения, если она есть, неминуемо «засветится». Все чисто. Не спеша спускаюсь по узкой улочке к небольшому парку Барракас-Белграно, расположенному на косогоре, где в темноте одиноко возвышается точная копия выполненной в бронзе американской статуи Свободы в миниатюре. Проезжаю мимо тайника. Как будто все спокойно. Останавливаю машину на узенькой улочке, спускающейся по направлению к авениде Сан-Мартин, квартала за два до тайника. Выжидаю минут десять, не проснется ли дочка. Тогда придется взять ее на руки и произвести закладку вместе с ней. Но она крепко спит. Убираю картонную коробку и осторожно опускаю колыбельку с ребенком на плоское днище «Рено-4Л» в пространство между передним и задним сиденьями. Дочка продолжает спать. Накидываю плед на спинку переднего и заднего сидений и выхожу из машины, тихо прикрыв дверцу и заперев машину. Постоял рядом с минуту. С улицы не видно, что в машине находится маленький человечек. Только бы не проснулась!

По авениде Сан-Мартин и переулку возвращаюсь к машине. Я отсутствовал не более десяти минут. Еще издали слышу приглушенный стеклами машины надрывный плач ребенка. А невдалеке от машины прогуливается пожилая пара, выгуливающая двух собачек. Я уже давно слышал их заливистый лай, но не мог себе вообразить, что они-то как раз и могли разбудить и напугать мою дочку. Пожилая пара стоит в отдалении и молча смотрит на меня. Быстро сажусь в машину, запускаю двигатель, затем извлекаю колыбельку с плачущим ребенком из его убежища, успокаиваю дочку, даю попить водички, и мы снова в пути.

Возвращаюсь в Сан-Андрес. Перекладываю дочку в кроватку. На часах одиннадцать. Через полчаса поеду за женой. Она к тому времени уже должна закончить работу.

Несколько дней Коэн не приходил. Он, оказывается, за это время устроился на работу у одного немца, нашего клиента, с которым познакомился у нас в баре. Это богатый владелец крупной конторы по купле-продаже недвижимости. Подобная работа давала Коэну возможность разъезжать по всей стране, посещая клиентов, в основном выходцев из Германии, поскольку контора Биттнера много работала с немцами, проживавшими в Аргентине.

Вскоре произошел, на наш взгляд, довольно странный случай. По какой-то неизвестной нам причине Коэн спровоцировал ссору с «Вестой», якобы невзначай выплеснув кофе на ее белую блузку, когда она обслуживала столики. Вместо того чтобы извиниться, он нахамил и ушел, бросив деньги на стол. Проанализировав этот на первый взгляд незначительный эпизод, мы пришли к выводу, что Коэн по каким-то одному ему известным причинам решил таким образом отойти от окружения нашего бара и нашел повод, чтобы к нам больше не ходить. Мы думаем, что у него с кем-то из наших клиентов-наци получился прокол, возможно, кто-то из немцев проявил к нему слишком пристальное внимание и он, почувствовав опасность, решил заблаговременно исчезнуть с нашего горизонта. А может, просто перестал ходить, п все.