Война чувств - Колесникова Наташа - Страница 15

Но сразу об этом и не спросишь, тем более если у мраморных ступеней тебя встречают, помимо хозяина, две русоволосые красавицы: одна с подносом и двумя чарками на нем, другая с хлебом-солью. Какие тут вопросы, когда нужно выпить и закусить да поблагодарить хозяина за столь необычный прием. В конце концов, он же не премьер-министр!

Отослав красавиц, Панченко повел Епифанова к своей птицефабрике, расположенной за забором барской усадьбы, но огороженной другим, не менее внушительным забором. Птицефабрика была солидной — огромный кирпичный корпус разделен на три части. В меньшей — инкубатор, постоянная температура, влажность, отслеживаемые специальными приборами, в более просторной — куры-несушки, а самый большой отсек — петухи и куры, предназначенные на мясо. Молоденькие куры заменяли устаревших несушек, но не всем выпадало такое счастье, а вот петухам в перспективе ничего, кроме бойни, не светило. Кстати, бойня была в отдельном здании, соединенном с третьим отсеком пластиковым трубопроводом, по которому осужденные на смерть куры отправлялись на казнь. Все продумано. Сотрудники были в белых халатах и все трезвые. Оно и понятно: зарплату получали вовремя, приличную, и местом своим дорожили. Это уже обнадеживало, значит, дело поставлено правильно.

Епифанов прошелся по корпусу, где несушки за стальными и пластиковыми барьерами клевали натуральную кукурузу, заглянул в чистые душевые, комнату отдыха, потом осмотрел отсек с инкубатором и просторные вольеры с подрастающими цыплятами, которые бодро тюкали клювами в зерна кукурузы и пшеницы, ткнул пальцем в одного, с большим красным гребнем:

— Вася, зажарь-ка мне его. Но я должен присутствовать при всем процессе.

Принести в офис настоящую зажаренную курицу не проблема. Показать, что их один день кормят натуральным продуктом, — легко устроить. Но если это показуха, ее нетрудно разоблачить.

— Как прикажешь, Жора, — сказал Панченко.

Петушка отловили, отрубили голову, ощипали, выпотрошили и передали Епифанову. Потом на кухне особняка Панченко он передал петушка симпатичной блондинке лет двадцати двух, поварихе Светлане, которая ловко насадила его на гриль.

— В этом году классный урожай зерна, цены снизились, и я затоварился на весь год, — сказал Панченко. — Кукурузу брал по дешевке в Воронеже. Понимаешь, производить курятину как на Западе, в той же Америке, — дохлый номер, у них все на мази, не переплюнешь. А нормальную, экологически чистую, можно даже им поставлять, понимаешь? Это вполне возможно. Я плачу мужикам по двести баксов в месяц — они счастливы, я плачу за зерно по внутренним расценкам — в два раза дешевле мировых цен. В итоге моя продукция, такая же, а может, и лучше самых чистых германских ферм, — в два-три раза дешевле. Но пока что ни хрена не получается, не пускают, падлы западные.

Они сидели в просторной столовой Панченко — огромный овальный стол, почти антикварный, с орнаментом под лаком на столешнице, кресла, похоже, эпохи Екатерины Второй, но со свежей позолотой на деревянных завитках. В камине пылал настоящий огонь. Епифанов чувствовал себя неловко — приехал проверить, решить для себя, стоит ли… Но в таких условиях дураку понятно — с этим человеком стоит работать. И опять же дураку понятно — кинет и не вспомнит, кого кинул! Странная ситуация. И как тут быть?

— Вели подать своего петуха, а там посмотрим, — сказал Епифанов.

— Водки хочешь или чего?

— Давай водку, Вася.

Повариха Света сноровисто накрыла стол, принесла петушка, остановилась у стола, ожидая дальнейших указаний.

— Иди, Светик, понадобишься — позовем, — сказал хозяин.

Петушок, зажаренный на гриле, был по вкусу таким же, как и вчерашняя курица, очень похожим на то, что Епифанов ел в детстве у бабушки в деревне. Панченко не блефовал, он действительно занимался делом, и это дело сулило большие выгоды Епифанову. И водка под курятину шла замечательно.

— А вон там, — Панченко ткнул пальцем в окно, — построим свиноферму. Это и мясо, и шкуры, вернее, кожа, а если с умом взяться — бекон, ветчина, буженина, колбаса. Для этого нужно построить небольшой мясокомбинатик. Ну а в перспективе — ферма крупного рогатого скота. Комбинатик превратится в мясомолкомбинатик. Эх, Жорка! Можем развернуться так, что все эти западные фермеры загнутся от зависти в своих нищенских Голландиях! У нас же все есть! А цены на корма куда как ниже, а рабсила — намного дешевле!

— Но, пока мы не вступили в ВТО, нас черта с два пустят на западный рынок. У них там все распланировано без нас. Да ты и сам говорил — не пускают.

— А когда вступим? Но пока можно давить на московский бомонд — наше, да еще качественное, да экологически чистое…

— Это да. Правда, бомонд не очень-то реагирует на понятие «наше, отечественное». Но с ним нужно работать. А главное, можно работать, я в этом не сомневаюсь.

— Ну и?

— Будем работать.

Епифанов уже понял, что с этим мужиком дело иметь стоит. Разумеется, после серьезных расчетов и более глубокой проверки, в том числе и негласной. Подписали контракт о пробной партии куриного мяса и яиц. Если все получится, как предполагал Епифанов, можно будет заключать долгосрочное соглашение о сотрудничестве, брать кредит в банке и строить! Панченко не торопился сбыть партнеру по — больше своей продукции, понимал, что тому необходимо изучить спрос, может быть, организовать рекламную акцию, для этого, понятное дело, нужно время.

— Ну как тебе мой петушок?

— Отлично!

— А водочка?

— Под такого петушка — самое то.

— Допивай, и махнем в баньку. Почетных гостей встречать умеем. Там будет все остальное.

— Ты и так меня встретил… я думал, перепутал с Касьяновым, премьер-министром нашим.

Про остальное Епифанов не стал спрашивать, а вот банька — это хорошо, кто же откажется в хмурый осенний день от баньки? Тем более сам уже давно не был на даче, не парился как следует. С наступлением холодов не очень-то тянуло на дачу, да и дел было много.

Бревенчатая баня располагалась в десяти метрах от дома и была хороша — просторный предбанник, бассейн три на четыре метра (в отличие от того, что был перед домом, с прохладной голубоватой водой), стол со скамьями, шкаф для одежды, холодильник в углу, чистые махровые полотенца и простыни на спинке скамьи. И конечно же, парная. Едва Епифанов, прихватив дубовый веник, вслед за хозяином блаженно растянулся на горячем полке, дверь в парную открылась и в клубах пара возникла стройная блондинка с широкими бедрами, в откровенных трусиках и без лифчика. Одна из тех, что встречали Епифанова у дома с хлебом-солью. Правда, у нее тогда в руках был поднос с чарками.

— Давайте я похлещу вас, — певучим голосом сказала девушка, подходя к Епифанову.

— Настюша не только хлестать умеет, — довольно хохотнул Панченко. — Мед, а не баба.

— Нет-нет, не надо меня хлестать, пожалуйста, уйдите, — торопливо сказал Епифанов, чувствуя себя круглым дураком.

— Вам будет очень приятно, я обещаю, — пропела девушка.

Панченко посмотрел на гостя, потом на девушку.

— Иди, Настя, пока свободна, — сказал он и, когда девушка удалилась, спросил: — Ты чего, Жора? Не понравилась?

Епифанов долго молчал, соображая, как бы все объяснить, чтобы не выглядеть идиотом.

— А твоя жена как на это смотрит? — спросил наконец он.

— Она в Москве живет, актриса.

— А когда приезжает сюда? Тут же, наверное, все знают, что Настя… помогает тебе париться. Или Настя предназначена специально для гостей?

— Когда Жанна приезжает из Москвы, ей мужик прислуживает, — сказал Панченко, хлестая себя веником. Заметив недоуменный взгляд гостя, расхохотался и объяснил: — Я сам. Думаешь, ей нужно знать, что тут вообще происходит? Привалит с кодлой артистов, шашлыки, ля-ля под гитару, болтология, кто чего купил… Да и не жена она мне, так, вроде постоянной любовницы. Кстати, Настя из Белоруссии, и другие девчонки, прислуга, — тоже оттуда. Мне нравятся молоденькие блондинки.

— Гарем?