Миллион и один день каникул. Гум-Гам - Велтистов Евгений Серафимович - Страница 31

Гум-гам — это он, конечно, наблюдал игру Максима, — морщась, оглядывал новые маски.

— По-моему, немножко глупые и грустные лица. Великий Фантазер чуть ошибся… Пусть они будут поумнее, повеселее, — бормотал Гум-гам.

Он с минуту подумал и потом щелкнул пальцами:

«Р-раз!» Маски над прилавком стали голубыми.

«Ха-ха! — веселился в своем углу Гум-гам. — Кажется, я узнаю эти забавные лица. Вон тот, курносый, — Тин-лин. А строгий, задумчивый вылитый мой старший брат Кри-кри. А это что за симпатичный игрун? Неужели это я?… Ну, теперь все в порядке: торговля пойдет нарасхват…»

— Это вы мне заворачиваете? — раздался возмущенный голос. — Я платил за Буратино и гадкого утенка, а вы мне заворачиваете какие-то синие привидения!

— Извините, сейчас поменяю, — бодро сказал продавец. Он обернулся и оторопел: на полках висели одни голубые маски.

— Василь Кузьмич, — позвал Степан Степанович, — где-то была коробка с масками.

Нагнувшись, продавцы извлекли пыльную коробку. Они долго возились под прилавком и вылезли очень хмурые.

— У нас все маски одинаковые, — буркнул Степан Степанович. — Если вам не нравятся, верните чек в кассу.

— Безобразие! — возмутился покупатель и двинулся к кассе. — Ведь я покупаю детям!

— Вечно эти взрослые сердятся, — удивился Гум-гам и вышел из магазина. — Он хочет обрадовать детей гадким утенком. Чудак!

А в это время Максим, Мишка и Сергей, бережно неся свои маски, вбежали во двор и остановились в недоумении: весь двор смеялся. Смеялись школьники с портфелями, смеялись взрослые на балконах и в окнах, смеялись дети, катаясь по зеленой траве. Подходили прохожие, спрашивали: «Вы не знаете, почему все смеются?» И сами начинали хихикать… На двор напала эпидемия смеха.

И началась она как будто с пустяка: из подъезда выскочил Петя Зайчиков, а за ним бабушка с поварешкой. Они побежали вокруг клумбы, но Зайчик так уморительно подскакивал, а бабушка так лихо размахивала поварешкой, догоняя внука, и так грозно кричала: «Где мой обед? Куда ты девал суп?…» — что ребята, наблюдавшие эту сцену, захохотали. Они смеялись так заразительно, что выглянувшие из окон взрослые не могли удержаться от смеха, а в школе прервались занятия. Никто не понимал, о каком супе идет речь и почему белоголовый мальчишка, оглядываясь, выразительно показывает на свой рот, — все продолжали смеяться.

Одни смеялись потому, что видели бег с поварешкой, другие — потому, что любили смеяться, третьи — потому, что смеялись остальные. Уже Зайчик и бабушка, забыв о супе, который исчез из кастрюли, присоединились ко всеобщему веселью, уже наши три друга с масками стали смеяться, — эпидемия смеха не утихала. «Хи-хи-ха-ха…» — звенело над двором.

Взвыла сирена, влетела машина с красным крестом. Из «скорой помощи» вылез голуболицый доктор в белом халате и, посмотрев на смеющихся, хлопнул в ладоши:

— Все понятно!

Увидев доктора, перестали смеяться взрослые, за ними — школьники, а кое-кто закричал:

— Гум-гам! Привет, Гум-гам!

Доктор поднял руку и, приятно улыбаясь, сказал в полной тишине:

— Смейтесь на здоровье! Десять минут смеха полезнее, чем стакан сметаны.

Доктор что-то записал в своем блокноте (разумеется, новую игру), вскочил в машину и уехал. Взрослые сразу успокоились, а дети, захватив с собой Зайчика, помчались на улицу. Осталась одна бабушка: она разыскивала в траве утерянную поварешку.

Фантазер был раздосадован, что он не рассмешил целый двор. Не из-за него, а из-за Зайчика прикатил Гум-гам в докторском скафандре, чтобы научиться играть в смех. Максим даже обиделся на Зайчика, который ни в чем не был виноват.

Максим и не подозревал, что его друг — веселый доктор — удирает сейчас на «скорой помощи» от милиции. Кто знает, почему милицейский мотоцикл помчался с перекрестка за белой машиной. Обычно машине с красным крестом всегда свободный путь на перекрестках. Но тут милиционеры, проводив взглядом быструю машину, засвистели и вскочили на свой мотоцикл. Вот это была гонка по самой середине широкой улицы! «Скорая» выла, все машины тормозили, светофоры заранее включали зеленый свет. А сзади торопливо трещал мотоцикл.

Потом «скорая» свернула в переулок. Мотоцикл, резко сбавив скорость, последовал за ней.

Это был тупик. Обычный, очень короткий переулок упирался в широкий дом. Мотоцикл торжественно прострекотал до самых ворот дома. Ворота были закрыты. «Скорой помощи» в переулке не было.

Милиционеры, осадив мотоцикл, внимательно осмотрелись. На тротуаре стояла детская коляска. Рядом с коляской — мальчишка в белом халате: наверное, школьник, убежавший с урока. И все. Никаких больше машин, никакого транспорта.

Мотоцикл трижды объехал пустынный переулок и, недоуменно стрекоча, выкатил на улицу…

Ну и натерпелся страху Гум-гам! Он был совсем не рад, что ввязался в эту игру со смехом. Еле улизнул от милицейского мотоцикла! Даже белый халат не успел снять.

— Не умею я играть со взрослыми! — пробормотал Гум-гам.

Гум-гам оставил на тротуаре детскую коляску, которая несколько минут назад была быстроходной «скорой помощью», и направился в знакомый двор. Вдруг он удивленно поднял голову: ветер нес ему навстречу синюю фольгу. Гум-гам усмехнулся: ктото жевал сейчас лунад и выбросил обертку в окно.

…Голубая фольга «Я ВСЕ УМЕЮ» усеяла тротуары, садовые дорожки, лестницы.

«Я ВСЕ УМЕЮ» — подметали дворники с утра до вечера.

«Я ВСЕ УМЕЮ» — разносил ветер по городу.

АВТУК

— Я самый неудачливый в мире, — жаловался Гум-гам другу. — Ничего у меня не получается. — Мои маски никому не нравятся. Милиция почему-то гоняется за мной… И еще этот глупый зеленый лук!

— Какой лук? — спросил Максим.

Гум-гам рассказал, чем кончилась его игра в маски и смех, и не хотел упоминать нелепую историю с луком, но случайно проговорился. Он был в белом халате, надетом поверх скафандра, — веселый доктор еще час назад, а теперь — несчастный игрун.

Оказалось, Гум-гам подсмотрел, как Максим наказал трех драчунов, и сказал себе: ну, теперь я могу подшутить над любым грубияном. За воротами он увидел ужасного, как ему показалось, грубияна. У овощного ларька человек в серой шляпе сердито выговаривал продавщице: «Ну разве это зеленый лук? Это прошлогоднее сено, а не лук!» Покупатель размахивал каким-то грязно-желтым пучком, и очередь за его спиной грозно гудела. Как вдруг покупатель схватился за голову, и все ахнули, из шляпы, новой серой шляпы сердитого человека, пробивались сочные перья превосходного зеленого лука. Тут поднялся такой шум, что Гум-гам перепугался и решил: нет, ему ни за что не победить грубияна! И он незаметно исчез…

— Но почему ты решил, что он грубиян? — спросил Максим, размышляя об этой странной истории.

— Он говорил грубое слово «лук»! — убежденно произнес Гум-гам. — И очень грубым голосом.

Максим рассмеялся. Они сидели в беседке, скрытые от всего мира зеленой вьющейся стеной. Там, за этой надежной стеной, ходили из магазина в магазин покупатели, наблюдала за автомобильным порядком милиция и любитель свежего лука возмущенно обрывал со своей шляпы сочные перья.

— Ты обидел этого человека, — серьезно сказал Максим. — Когда кто-то говорит «лук», «морковь» или «репа», он просто хочет лук, морковь или репу. Но если кто-нибудь говорит «собака», а рядом никакой собаки нет и в помине, значит, этот человек ругается. Понимаешь?

Гум-гам тяжело вздохнул:

— Не понимаю… Раньше я всегда только выигрывал, и вот пожалуйста: что-то со мной случилось… Ничего я не понимаю… Может быть, я нарушил запрет?… Может, на меня сердится Автук?

И сразу же после этих слов для Максима пропал весь привычный за зеленой стеной беседки мир и возник другой — мир спокойного голубого пространства, с кочующими шарами домов, с одиноким стариком на летящем неизвестно куда облаке, с вечным утренним солнцем.