Искра жизни [перевод Р.Эйвадиса] - Ремарк Эрих Мария - Страница 28

Никто не отвечал.

— Стоять… см… смирна! как ку… культурные люди!

Они стояли по стойке «смирно». Хандке продолжал таращиться на них. Потом тяжело повернулся и молча принялся пинать лежавшего на земле Вестхофа. Тот закрыл голову руками. В наступившей тишине были слышны только глухие удары сапог по ребрам Вестхофа. 509-й почувствовал, как весь напрягся стоявший рядом с ним Бухер. Он схватил и крепко сжал его запястье. Бухер попытался вырвать руку, но 509-й не отпускал ее. Хандке с тупым усердием продолжал пинать Вестхофа. Наконец, он устал и в завершение прыгнул несколько раз Вестхофу на спину. Тот не шевелился. Хандке повернулся к строю. Лицо его заливал пот.

— Жиды! — сказал он, тяжело дыша. — Вас нужно давить, как вшей, понятно?.. Кто вы? Отвечайте!

— Жиды, — ответил за всех 509-й.

Хандке одобрительно кивнул и несколько секунд глубокомысленно смотрел в землю. Потом молча повернулся и потопал к забору, отделявшему женские бараки от Малого лагеря. Он остановился перед забором; было слышно, как он сопит. Раньше он был наборщиком в типографии и попал в лагерь за изнасилование. Год назад его назначили старостой блока. Через несколько минут он вернулся на дорожку и, не обращая никакого внимания на стоявших в строю подчиненных, пошел прочь.

Бергер с Карелом перевернули Вестхофа на спину. Он был без сознания.

— Он, наверное, переломал ему ребра? — спросил Бухер.

— Он попал ему по голове, — ответил Карел. — Я видел.

— Ну что, отнесем его в барак?

— Нет, — сказал Бергер. — пусть пока побудет здесь. Здесь лучше. Внутри слишком тесно. У нас еще есть вода?

Кто-то принес консервную банку с водой. Бергер расстегнул куртку Вестхофа.

— Может, все-таки лучше занести его внутрь? — предложил Бухер. — Эта сволочь еще может вернуться.

— Он больше не придет. Я его знаю. Он уже выпустил пар.

Из-за угла барака вынырнул Лебенталь.

— Что, мертв?..

— Нет. Пока нет.

— Он пинал его ногами, — прибавил Бергер. — обычно ему хватало кулаков. Наверное, ему сегодня перепало шнапсу больше, чем обычно.

— Я принес еду, — сообщил Лебенталь, придерживая рукой спрятанный под курткой товар.

— Тише! Ты что, хочешь, чтобы весь барак услышал? Что у тебя?

— Мясо, — послушно перешел на шепот Лебенталь. — За коронку.

— Мясо?

— Да. Много мяса. И хлеб. — Про зайца он ничего не сказал. У него пропало желание после того, что случилось. Он взглянул на неподвижное тело Вестхофа, рядом с которым сидел на корточках Бергер. — Может, он потом съест немного мяса? Оно вареное.

Туман становился все гуще. Бухер стоял у забора из двух рядов колючей проволоки, который отделял Малый лагерь от женских бараков.

— Рут! — позвал он шепотом. — Рут!

Чья-то тень приблизилась к забору с той стороны. Бухер из всех сил всматривался в туман, но ничего не мог разобрать.

— Рут! — еще раз позвал он. — Это ты?

— Да.

— Ты меня видишь?

— Да.

— Я принес тебе поесть. Ты видишь мою руку?

— Да, да.

— Это мясо. Сейчас я брошу его тебе. Лови!

Он бросил маленький кусок мяса через забор. Это была половина его порции. Он услышал, как мясо шлепнулось на землю. Тень наклонилась и принялась шарить по земле.

— Слева от тебя! — шептал Бухер. — Левее! Оно должно лежать примерно в метре от тебя, слева. Нашла?

— Нет.

— Левее. Чуть дальше. Вареное мясо! Ищи, Рут!

Тень вдруг застыла на месте.

— Нашла?

— Да.

— Ну вот и хорошо. Съешь его сразу же. Ну как, вкусно?

— Да. А еще у тебя есть?

Бухер растерялся.

— Нет. Я уже съел свой кусок.

— У тебя есть еще что-то! Бросай сюда!

Бухер подошел вплотную к забору. Он почти висел на проволоке; колючки впились ему в грудь. Внутренние ограждения лагеря не были под током.

— Ты не Рут!.. Эй! Ты Рут?..

— Да, Рут. Еще! Бросай!

Внезапно он окончательно понял, что это была не Рут. Рут ни за что не сказала бы ничего подобного. Туман, волнение, эта тень и шепот ввели его в заблуждение.

— Ты ведь не Рут! Скажи, как меня звать!

— Тссс! Тише! Бросай!

— Как меня звать? Как меня звать?

Тень не отвечала.

— Это мясо было для Рут! Для Рут! — шептал Бухер. — Отдай его ей! Ты поняла? Отдай его ей!

— Да, да. У тебя еще есть?

— Нет. Отдай его ей! Это — ее! слышишь? Ее, а не твое!

— Да, конечно!

— Отдай его ей. Или… или я…

Бухер не договорил. Что он, в самом деле, мог сделать? Он знал, что тень давно уже проглотила мясо. Словно сбитый ударом невидимого кулака, он в отчаянии повалился на землю.

— Ты… ты… подлая тварь! Чтоб ты сдохла!.. Чтоб ты подавилась этим мясом!

Это было слишком — после стольких месяцев первый раз получить кусок мяса и так по-идиотски прошляпить его! Он всхлипывал без слез.

Тень шептала ему из-за забора:

— Дай еще! А я тебе кое-что покажу… Смотри!

Она подняла юбку. А может быть, это ему померещилось — белесая зыбь тумана искажала все движения, и женская фигура за колючей проволокой стала вдруг похожа на нелепое, фантастическое животное, ни с того, ни с сего пустившееся в пляс.

— Стерва!.. — шепотом твердил Бухер. — Стерва!… Чтоб ты сдохла! Идиот! Боже, какой я идиот!..

Ему надо было удостовериться в том, что это Рут, прежде чем бросить мясо, или подождать, пока рассеется туман. Но тогда он, возможно, не выдержал бы и сам съел мясо. Он хотел как можно скорее отдать его Рут. Туман показался ему неожиданной удачей. И вот — он стонал и в отчаянии молотил кулаками по земле.

— Идиот! Что же я наделал!

Кусок мяса означал кусок жизни. Ему хотелось теперь громко кричать от горя.

Проснувшись от холода, он поплелся обратно. Перед самым бараком он споткнулся о чье-то тело, упал и тут только заметил 509-го.

— Кто это лежит здесь? Вестхоф? — спросил он.

— Да.

— Умер?

— Да.

Бухер наклонился и посмотрел на Вестхофа. На влажном от тумана лице были видны темные пятна — следы ударов, оставленные сапогами Хандке. При виде этого лица он опять вспомнил о потерянном куске мяса. Ему вдруг показалось, что между этими двумя событиями есть какая-то связь.

— Черт возьми! — сказал он. — Почему мы ему не помогли?

509-й поднял голову.

— Что за чушь ты несешь? Разве мы могли что-нибудь сделать?

— Могли. Наверное. Почему бы и нет? Мы смогли и не такое.

509-й не ответил. Бухер опустился рядом с ним на землю.

— Мы вырвались из лап Вебера… — добавил он.

509-й молча смотрел в туман. «Вот оно! — думал он. — Опять!.. Дурацкий героизм. Старая песня. Этот мальчик впервые за столько лет, с отчаянием затравленного зверя, бросил вызов своим мучителям, чудом остался жив, — и вот через день фантазия уже водит его за нос, подсовывая ему романтические картины, из-за которых он совершенно забывает об осторожности.»

— Ты думаешь, что если нас не прикончил сам лагерфюрер, то уж какого-то пьяного старосту блока нам и подавно нечего бояться, да?

— Да. А разве не так?

— И что же, по-твоему, мы должны были сделать?

— Не знаю. Что-нибудь. Но только не стоять и не смотреть, как он спокойно убивает Вестхофа.

— Да, мы могли броситься на Хандке вшестером или ввосьмером. Ты это имеешь в виду?

— Нет. Это не помогло бы. Он сильнее нас.

— А что мы могли сделать еще? Сказать ему, чтобы он успокоился? И не делал глупостей?

Бухер не отвечал. Он знал, что говорить с Хандке было бесполезно. 509-й с минуту наблюдал за ним, потом сказал:

— Слушай меня внимательно… У Вебера нам нечего было терять. Мы отказались и вопреки всякой логике почему-то остались живы. Но если бы мы сегодня попытались как-нибудь помешать Хандке, он угробил бы еще двоих-троих, а потом донес бы на весь барак. Бергера, а с ним еще пару человек повесили бы как главных мятежников. И Вестхофа, конечно, в первую очередь. Тебя скорее всего тоже. Следующий шаг — лишение пищи на пару дней. Это означало бы еще с десяток трупов. Согласен?