Автобиография - Фергюсон Алекс - Страница 28

Первый серьезный удар по нашим отношениям был нанесен во время предсезонной подготовки к кампании 2005/06 в тренировочном лагере в Португалии. Идею поехать туда выдвинул Карлуш Кейруш, он же занялся и организацией процесса. Комплекс, где мы остановились, Вале-ду-Лобу, оказался просто чудесным местом, как будто не от мира сего: тренировочные поля, тренажерный зал, небольшие дома для игроков – все было просто безупречно.

Я прибыл туда после летнего отпуска, проведенного во Франции. Все игроки и весь штаб уютно разместились в своих виллах, за исключением Роя, который просто замучил Карлуша.

Я поинтересовался, в чем, собственно, дело, и Карлуш объяснил, что Рой нашел дома в Вале-ду-Лобу не соответствующими своим стандартам и отказался в них поселиться. По рассказу Карлуша, в первом доме ему не понравилось отсутствие кондиционера в одной из комнат, у второго была та же проблема, а в третьем, который я проинспектировал лично и нашел превосходным, Рой отказался селиться без объяснения причин. Он хотел жить со своей семьей в соседней деревне, Кинта-ду-Лагу.

В первый же вечер после моего прибытия мы устроили барбекю на террасе отеля, и все было чудесно, пока ко мне не подошел Рой и не сказал, что ему надо поговорить со мной.

– Я тебя умоляю, Рой, не сейчас. Поговорим утром, – ответил я.

На следующий день после тренировки я отвел его в сторону: «Что происходит, Рой? – спросил я его. – Я видел дома, с ними все в порядке».

Рой просто взорвался, разразившись огромным списком жалоб, включая проблему с кондиционерами. Затем он перешел на Карлуша: «Почему мы готовимся к сезону именно здесь?», и так далее – одна сплошная критика, и ничего более. Это накалило наши отношения, после этой поездки между нами стало нарастать отчуждение. Я был разочарован, ведь Карлуш работал не покладая рук, пытаясь всем угодить.

После возвращения в Англию я пригласил Роя в свой кабинет, чтобы уговорить его хотя бы извиниться перед Карлушем, но он и слышать ничего не хотел.

Мы с ним поспорили, и Рой сказал мне: «Ты изменился».

Я ответил: «Рой, конечно, я изменился, ведь сегодня – это не вчера. Мы живем в другом мире, у нас в команде игроки из двадцати разных стран. Ты говоришь, я изменился? Надеюсь, так оно и есть, ведь если бы я не менялся, то не смог бы удержаться на своем посту».

А он лишь повторил: «Ты стал другим».

В общем, мы серьезно поссорились, и я сказал ему, что он ведет себя неуместно: «Ты капитан, Рой, однако поступил безответственно. Мы же не предлагали тебе поселиться в какой-то лачуге. Это были хорошие дома, в них можно было жить».

С этого и началось постепенное ухудшение наших отношений. А затем Рой выступил на нашем телеканале МЮТВ, где хорошенько прошелся по некоторым молодым игрокам команды, якобы плохо исполняющим свои обязанности. Игроки давали интервью на канале по очереди, и в тот день это должен был делать Гари Невилл. В понедельник после провальной субботней игры с «Мидлсбро» пресс-атташе сообщил мне, что вместо Гари выступит Рой, но я не придал этому никакого значения.

Как вскоре выяснилось, в своем интервью Рой разнес в пух и прах некоторых игроков за субботнюю игру. Около четырех часов дня мне позвонили домой: «Ты должен это увидеть».

Кирану Ричардсону Рой дал характеристику «ленивый защитник», удивился, почему «в Шотландии так восхищаются Дарреном Флетчером», а про Рио Фердинанда сказал, что «если тебе платят по сто двадцать тысяч фунтов в неделю, за которые в матче против “Тоттенхэма” ты всего лишь двадцать минут проводишь на хорошем уровне, это еще не значит, что ты суперзвезда».

Пресс-атташе сразу же позвонил Дэвиду Гиллу, и показ интервью отложили до моего решения. «Хорошо, привезите кассету к завтрашнему утру в мой офис, и я посмотрю ее», – сказал я.

Боже, это было просто невероятно! От Роя досталось всем и каждому: Даррен Флетчер, Алан Смит, ван дер Сар – Кин не пощадил никого.

На той неделе матчей не было, и я собирался съездить посетить нашу футбольную школу в Дубае. Утром мне из раздевалки позвонил Гари Невилл и попросил спуститься к ним. Я подумал, что Кин хочет извиниться, однако ошибся: Гари с порога заявил, что игроки недовольны тренировочным процессом. Я просто не поверил своим ушам. Рой пользовался немалым авторитетом в раздевалке, и думаю, он попробовал употребить свое влияние, чтобы обратить ситуацию себе на пользу. Да, Карлуш Кейруш порой может быть несколько однообразен, заставляя игроков делать одни и те же упражнения, но именно так и становятся хорошими футболистами, отрабатывая навыки до совершенства. И в целом он отличный тренер.

Я отругал их: «Вы заставили меня спуститься сюда, чтобы пожаловаться мне на тренировки? Вы, двое, даже и не начинайте… Забыли, с кем разговариваете?» – и вышел из раздевалки.

Позже Рой пришел ко мне в кабинет, и я сказал ему, что в курсе всего случившегося, после чего поднял вопрос о его выступлении на телевидении: «Это твое интервью – настоящий позор, посмешище. Ты позволил себе раскритиковать своих одноклубников и еще хотел, чтобы это стало достоянием публики?»

Рой предложил показать интервью игрокам и позволить им самим решить, стоит ли такое ставить в эфир или нет. Я согласился, и мы собрали всех членов команды на просмотр. Дэвид Гилл был в тот момент на базе, однако отклонил мое приглашение посетить показ: он решил, что будет лучше, если я сам с этим разберусь. Но Карлуш и весь остальной персонал на нем присутствовали.

После просмотра Рой спросил, не хочет ли кто-нибудь из игроков высказаться по существу увиденного?

Первым вызвался Эдвин ван дер Сар, заявив, что Рой перешел все границы, решив публично раскритиковать партнеров по команде, и Кин немедленно набросился на него: «Да кто ты вообще такой, что ты вообще знаешь о клубе?» В поддержку Эдвина высказался ван Нистелрой, за что ему следует отдать должное, и Рой обрушился и на него. Затем он прошелся еще и по Карлушу, но больше всего в итоге досталось лично мне.

– В споре с Манье ты впутал клуб в свои личные дела, – заявил он.

В этот момент некоторые игроки стали демонстративно уходить: Скоулз, ван Нистелрой, Форчун.

Самое неприятное в Рое – это его язык; он самый грубый человек, которого я когда-либо встречал. Рой буквально за пару секунд может спустить с небес на землю любого абсолютно уверенного в себе человека. Во время нашей ссоры в тот день я заметил, как его глаза стали сужаться, превращаясь в маленькие точки. Это внушало страх, а ведь я родом из Глазго, и меня не так легко испугать.

После ухода Роя Карлуш заметил, как сильно я был расстроен произошедшим. «Никогда в своей жизни не видел ничего подобного», – сказал он, назвав случившееся худшим спектаклем, который только можно устроить в профессиональном футбольном клубе. «Карлуш, ему придется покинуть команду», – сказал я. «Согласен на все сто, – ответил он. – Тебе надо избавиться от него».

До следующей среды меня не было в стране, однако я позвонил Дэвиду Гиллу из Дубая и предупредил его, что нам придется расстаться с Кином. Дэвид согласился со мной, сказав, что у нас нет другого выбора. Он поговорил с Глейзерами, и они одобрили уход Роя. Мы договорились с Дэвидом выплатить Кину все оставшиеся деньги, причитающиеся ему по контракту, плюс устроить в его честь прощальный матч, так что нельзя сказать, что мы обошлись с ним несправедливо.

Вернувшись с Ближнего Востока, я узнал от Дэвида, что Глейзеры приедут в пятницу и что он уже позвонил Майклу Кеннеди и назначил с ним встречу. Мы встретились с ними и согласовали все детали.

Рой потом публично заявлял, что был разочарован тем, что наше решение о его уходе было доведено до него не лично мной. Но после той ссоры между нами все было кончено, и я не хотел ни развязывать еще один конфликт, ни даже просто пересекаться с ним лишний раз.

Придя на тренировку, я сообщил всем игрокам об уходе Роя: для них всех это был просто шок.

Одним из своих лучших тренерских качеств я считаю умение быстро принимать решения, основываясь на бесспорных фактах и собственном убеждении. Мне было абсолютно ясно, что надо сделать, чтобы преодолеть этот кризис. Если бы я ушел от конфликта, то еще выше поднял бы авторитет Кина в раздевалке, еще больше уверил бы его в собственной правоте, дал бы ему время, чтобы убедить в этом остальных. А он был неправ, он поступил дурно.