Гэм - Ремарк Эрих Мария - Страница 49

Немногим позже Скраймор, Лавалетт и Гэм сидели на террасе, наслаждаясь прохладой. В пышных кронах деревьев шелестел легкий ветерок. Крики зверей во мраке звучали совсем не так, как днем. Мимо дома медленно, покачивая бедрами, прошла в сад малайка.

И вдруг — возбужденные голоса, торопливые шаги. Двое китайцев громко звали Скраймора: у владельца игорного дома приступ лихорадки. Радуясь возможности прорвать заколдованный круг, Скраймор извинился и ушел в дом за медицинскими принадлежностями.

Гэм и Лавалетт остались на террасе одни.

— Вы сегодня очень красивы. — Лавалетт коснулся губами ее запястья.

Она не ответила, провожая взглядом тень птицы, что кружила возле террасы. Лавалетт стоял, склонившись к ней. Рукой он легонько приподнял ее подбородок, так что ей волей-неволей пришлось посмотреть на него. Она откинула голову на спинку кресла и сидела расслабившись, положив руки на подлокотники и отдавшись взгляду склоненного над нею мужчины, за спиной которого опускался вечер.

Оба молчали. Лавалетт попытался поднять Гэм из кресла и унести наверх, но она воспротивилась, не отводя от него глаз. Он тотчас отпустил ее и вышел в парк. Немного погодя вернулся и застал Гэм в той же позе. Хотел взять ее за руку. Она не позволила.

— Вы требуете объяснения, — сказала она, — и по праву. Но прошу вас, не заставляйте меня…

— Когда я вообще требовал объяснений? — с иронией проговорил Лавалетт. — Вдобавок такое требование уже наполовину оправдывало бы ваши поступки. А я очень и очень далек от этого.

— Похоже, ваше упорство преследует некую цель…

— Всего-навсего эфемерную…

— Но все-таки цель…

— Нет. Каприз, в котором мне бы не хотелось себе отказать.

— Эту ночь я предпочитаю провести одна.

— Похоже, ваше упорство преследует некую цель.

— О нет. Каприз, в котором мне бы не хотелось себе отказать.

— Простите, но я нетерпелив и прерву эти повторы. Я сказал вам, что сегодня вы очень красивы. Очень желанны. И вы знаете, что сегодня переживания последних недель очистились в моей крови до возвышенного чувства, которое жаждет удовлетворения. Подавить его — значит опрокинуть мои жизненные правила. А подавить его ради каприза означало бы… наверное… что я связан. Кто выдержит такое…

Гэм не пошевелилась в своем кресле. Ночь раскинулась над лесами, мягкая и свободная. Горизонт дрожал, как натянутая струна. Тишина кругом. Словно ожидание. Передышка. А что там, за нею? Хрустнул песок. Малайка опять прошла мимо дома, покачивая круглыми нежными бедрами, которые двигались в такт походке под тугим златотканым саронгом.

— Вы знаете, сегодня мне нужна женщина. Просто женщина, и вот этого вы, вероятно, не знаете. Всего наилучшего!..

Лавалетт спустился с террасы, быстро обернулся — Гэм была по-прежнему неподвижна, — махнул рукой и пошел следом за малайкой, которая поджидала его.

Гэм подалась вперед, взволнованная, напряженная. Потом тихонько хлопнула в ладоши. Вошла китаянка, спросила, что ей угодно. Гэм уговорила ее остаться. Женщина послушно присела на циновку и стала отвечать на расспросы. Гэм заметила, что волосы у китаянки уложены почти так же, как у нее самой, ее сердце сжалось, она схватила китаянку за руку и в порыве благого сострадания стала уверять, что все будет по-прежнему, что Скраймор любит ее и не расстанется с нею. Китаянка уткнулась ей в колени и заговорила на своем языке, словно умоляя о чем-то. Но вскоре умолкла на полуслове, а потом на ломаном английском попросила Гэм открыть ей приворотное заклинание. Малайка давеча сказала, что она владеет таким заклинанием. Гэм попробовала объяснить. Но китаянка помотала головой и повторила свою просьбу. Гэм поняла, что объяснять бесполезно. Лучше оставить все как есть — пускай верит. Она сняла один из браслетов и протянула китаянке. Сверкнув глазами, та схватила его и спрятала на груди.

Скраймор вернулся от больного, о чем-то спросил китаянку и отослал ее. Она быстро пошла прочь, прижимая к груди талисман.

— Сейчас я повторю все, что уже говорил вам, — сказал он. — Вы, наверное, знаете, что случилось. Вы в одиночестве…

— Но я хотела побыть в одиночестве…

— Стало быть, вы не знаете…

— Да…

— Не понимаю, что вы имеете в виду. Я вынужден сказать вам правду.

— О-о.

— Чтобы достичь своей цели. Лавалетт и малайка…

Гэм вскочила.

— Кто это сказал?

— Стало быть, вы не знаете. Люцеки их видела.

— Где? Кому об этом известно? — Дрожа от волнения, Гэм стояла перед ним. — Мне важно это знать! Я должна знать. Вы можете выяснить?

— Малайка у меня на службе. Через час она начнет хвастаться.

Гэм, бледная как полотно, боролась с собой.

— Завтра вы мне сообщите… — Она тотчас устыдилась сказанного и, не прощаясь, ушла в спальню. Но от последних своих слов не отреклась.

За целый день Гэм ни разу не видела малайки. Лавалетт со Скраймором пошли на охоту, потому что в окрестностях были замечены следы тигров. Вернулись оба ни с чем, Лавалетт держался непринужденно, Скраймор был бледен и подавлен.

В конце концов Скраймору удалось застать Гэм в одиночестве. Она в ожидании смотрела на него. Он прятал глаза, хотел что-то сказать, передумал, неуверенно прикусил губу, но потом решительно поднял голову и хрипло выдавил:

— Нет, нет… Он только немного поговорил с ней и развязал ее саронг

— а потом ушел, оставил ее, даже знаком не показал, чтобы она двинулась за ним. Когда же она сама пошла следом, он дал ей несколько рупий и отослал прочь.

Гэм шумно перевела дух.

— Благодарю вас… — Она порывисто протянула Скраймору руку, глаза сверкали, лицо то заливалось румянцем, то бледнело.

— Как же вы любите его… — пробормотал Скраймор.

Она улыбнулась ему вдогонку.

— Что вы знаете об этом…

Гэм была в смятении. Лавалетт потерял свободу? Отчего он отверг малайку? Из-за нее? Счастье захлестнуло ее жгучей, до боли жгучей волной, и одновременно этот бушующий в ней ураган совершенно подавил Гэм. Тем не менее она чувствовала: впереди опять бежит дорога, конец далеко, все откипит пеной, и снова ее безмолвно ждет грядущее.

В этот вечер она была необычайно кроткой и часто не могла говорить, опасаясь расплакаться. Скраймор молча наблюдал за нею, а после ужина опять ушел в деревню проведать больного. Лавалетт просматривал свои записи.