Белый зной (Брат мой, Каин) - Браун Сандра - Страница 49

– Мы очень старались, чтобы этого не случилось.

– Отлично. Мы будем помнить о Лайле, но используем ее только в случае крайней необходимости.

– Этого не потребуется, – сказал Крис. – У них есть лишь косвенные улики. Я по опыту знаю, так как меня уже ложно обвиняли в убийстве. Этого недостаточно.

– На этот раз все иначе, Крис. У них есть тело.

– Согласен. Тело есть. Об этом я стараюсь не думать. Я рад, что Ред смог опознать Дэнни, и нам не пришлось этого делать. Но ты ведь заглядывал в бунгало. Страшное зрелище, верно?

– Вот почему шериф и его помощник хотят взглянуть на твою одежду. На вещах стрелявшего обязательно остались…

– Бек, хватит, прошу тебя.

– Рано тебя затошнило. Если дело дойдет до суда, там покажут фотографии с места убийства.

– До суда дело не дойдет. А если и дойдет, то судить будут не меня.

Они довольно долго молчали, из динамиков на улице неслась рок-музыка. Крис допил коктейль и неожиданно спросил:

– Ты уже переспал с Сэйри?

– Не понял?

– Нет, вы только посмотрите в эти честные глаза! Удивлен, возмущен, растерян даже. Что вы, что вы, такая идея даже не приходила ему в голову. – Крис рассмеялся. – Так переспал или нет?

– Тебе следует беспокоиться о другом, – сухо ответил Бек.

– Не только я заметил искры между вами. Хафф тоже обратил на это внимание.

– И видеть было нечего.

– Гм. Думаю, в твоей кухне от вас обоих шел пар исключительно из-за перемены атмосферного давления.

Бек ожег его яростным взглядом.

– Уж не из-за тебя ли сестрица задержалась в Дестини? – продолжал упражняться в остроумии Крис. – Она ненавидит этот город и всех его жителей, особенно тех, кто носит фамилию Хойл.

Бек не стал говорить, что Сэйри подозревает Криса в убийстве младшего брата. Разумеется, это будет беспокоить Криса, как беспокоит и его самого. Мерчента также тревожило то, на что могла решиться Сэйри, чтобы доказать свою правоту. Ее трудно было запугать. И насколько Бек успел понять, если Сэйри что-то волновало, она шла до конца, пока не понимала, в чем дело.

– Трахай кого хочешь, – добавил Крис.

– Вот спасибо.

– Но я не мог бы считаться твоим другом, если бы не предупредил тебя. Сэйри…

– Послушай, оставь ее в покое. Договорились?

Крис криво усмехнулся.

– Бек, дружище, именно это я и хотел тебе сказать.

19

Жара.

Только этим словом можно было описать лето на побережье штата Миссисипи, и летние месяцы 1945 года не стали исключением. Было так жарко, что даже сенокосильщики умирали от теплового удара. Помидоры зрели и лопались на кустах до того, как их успевали собрать.

Хотя как-то раз Хафф и его отец так проголодались, что подобрали лопнувшие красные плоды с земли в чьем-то саду, стряхнули с них грязь и муравьев и съели. Это был их ужин.

В тот год Хаффу исполнилось восемь лет. Все только и говорили, что о победе над фрицами. Оставалось только надрать задницу япошкам. Почти в каждом городе, через который проходили Хойлы, на улицах устраивали парады. Люди размахивали звездно-полосатыми флагами.

Хафф не понимал, из-за чего столько шума. Война никак не затронула их с отцом. Хойла-старшего не призвали. Хафф не знал, как это получилось, потому что большинство мужчин возраста его отца носили форму. В пассажирских поездах было полно солдат и матросов, а как-то раз им пришлось ехать в грузовом вагоне вместе с двумя неграми в военной форме. Хаффу это не понравилось, его отцу тоже. В обычное время он бы приказал неграм убираться, но на этот раз лишь сказал Хаффу, что все в порядке, потому что эти парни сражаются за их страну.

Если в армию брали даже негров, то Хафф не мог понять, почему они не захотели взять его отца. Он решил, что это из-за него. Что бы случилось с Хаффом, если бы его папа отправился убивать нацистов и японцев? Хойлы все время переезжали с места на место, нигде долго не задерживались, так что, вполне вероятно, в военном министерстве даже не знали фамилии Хойла-старшего. Или там отнеслись к отцу Хаффа так же, как и везде, сочли его никчемным и тупым, хотя он был всего лишь бедным и необразованным.

Хойл-старший пережил Великую депрессию. Хафф не знал точно, что это такое, но догадывался, что это плохо. Папа пытался объяснить ему, и из его слов Хафф понял, что депрессия похожа на войну, потому что от нее пострадала вся страна, только врагом была бедность. В той войне семья его отца проиграла.

Но Хойлы всегда были бедными. Вот почему его отец проучился в школе только три года. Ему пришлось работать на хлопковых полях вместе с отцом, а иногда и с матерью.

– Ее руки кровоточили, а на груди висел младенец, а то и два, – так рассказывал отец, и вид у него был удрученный.

Родители отца к тому времени умерли, как и мать Хаффа. Когда он спросил почему, отец ответил:

– Думаю, от бедности.

Летом 1945 года Хойлу-старшему еще труднее оказалось найти работу, потому что солдаты возвращались с войны и занимали свободные места. Отец Хаффа уже думал податься в другие места, когда мистер Хамфри предложил ему поработать на принадлежащей ему свалке автомобилей.

Работа была тяжелой, грязной, но отец был рад любой и гнул спину, не жалуясь. Когда появлялся клиент и требовал найти деталь для его машины, Хойл-старший пересматривал десятки старых автомобилей, чтобы найти нужную.

В конце каждого дня его покрывала ржавчина, старое масло, всюду были кровоточащие ссадины от металла, а мускулы ныли оттого, что отец снимал моторы с упрямых шасси. Но Хойл-старший так радовался стабильной работе, что никогда не жаловался.

Хафф бродил по свалке следом за ним. Он был маленького роста для своего возраста и стеснялся разговаривать с кем-то, кроме своего отца. Тот давал ему нехитрые поручения, например, принести нужный инструмент из сарая или сложить старые покрышки.

Отец сказал Хаффу, что если ничего не изменится, то осенью он сможет пойти в школу. Хоть Хафф начинает учебу с опозданием, но он, конечно, легко догонит остальных учеников.

Хафф не мог дождаться, когда же он пойдет в школу вместе с остальными ребятами. Много раз он следил за ними издалека, когда они смеялись и играли на школьном дворе, перебрасывали друг другу мяч или охотились на девчонок. Те взвизгивали, хихикали, разбегались в стороны.

Этим летом домом для них стала заброшенная лачуга. Жившие в ней раньше люди оставили после себя много мусора, но по крайней мере не взяли с собой матрасы и старую мебель. Хафф с отцом вычистили всю грязь и поселились в доме.

Ночь, когда жизнь Хаффа изменилась навсегда, тоже была жаркой, но еще более влажной. Пот не испарялся, а скатывался по коже, оставляя на теле грязные дорожки. Было тяжело дышать, потому что воздух был густым и вязким. По дороге домой отец предсказал грозу еще до наступления утра.

Они только сели поужинать холодным беконом, кукурузным хлебом и дикими сливами, которые сорвали с деревьев у дороги, когда услышали, как к лачуге подъехала машина.

Их никогда никто не навещал, и они не знали, кто это мог быть.

У Хаффа сжалось сердце, и он с трудом проглотил кусок черствого хлеба. Наверняка явился владелец хибары, решивший выяснить, какого черта они делают в его доме, спят на его матрасах и едят за трехногим столом. Он их выкинет на улицу, и им негде будет жить.

А что, если они не найдут нового дома до того времени, когда во вторник после Дня труда начнутся занятия в школе? Хафф не мог дождаться этого дня. Отец отметил его на календаре с фотографией голой женщины, который висел в кабинете мистера Хамфри. В этот день Хафф сможет присоединиться к ребятам на школьном дворе и, может быть, научится играть в их игры.

Сердце билось у Хаффа в горле, когда вслед за отцом он подошел к окну. Возле лачуги остановилась блестящая черно-белая машина с красно-синим фонарем на крыше. Рядом с полицейским сидел мистер Хамфри. Они вышли из машины и направились к хибарке. Полицейский похлопывал дубинкой по широкой крепкой ладони.