На Новую Землю! - Ушаков Павел Владимирович - Страница 8

В расширении пролива тяжелый сплошной лед карского типа. И где-то здесь, среди высоких гор, в небольшой долине у самого выхода в Карское море одиноко приютилась радиостанция. Старая смена нетерпеливо доживает тринадцатый месяц. Я может быть „Таймыр“ уже отказался от похода на карскую сторону, И старые зимовщики выбираются на собаках? Нет, в этом году нам, повидимому, не удастся пробраться на восточный берег и нечего терять время, скорее обратно, на чистую воду! Там, по крайней мере, мы сможем снова приступить к своим работам.

Первым делом нужно соединить нашу палатку с карбасом и остальными вещами. На это уходит целый день, так как подогнать карбас к палатке мешают льды и мы принуждены тащить все наши вещи через горы на своих плечах. Итак, наш обратный поход начался с сухопутного отступления. Он оказался более тяжелым, чем мы могли предполагать. На спине тюк, в обеих руках по ящику. Ноги скользят по неровной поверхности почвы и поминутно оступаешься. Под конец начинаешь идти совершенно бессознательно, ни о чем не думая, но тащить надо и ничего бросить нельзя — в наших условиях лишних вещей нет.

1 сентября. Проснулись в 7 час. утра. Верхушки гор ослепительно блестят на восходящем солнце, а у подножия — повсюду большие белые пятна от выпавшего за ночь снега. Снег мягкий, можно играть в снежки. Палатка от ночной вьюги с западной стороны покрылась тонким слоем льда. В долинах низкий легкий туман. Совершенно тихо, полный штиль. В проливе по-прежнему тяжелый лед, быстро идущий на запад. У берегов шуга и свежий лед, толщиной в 1—2 см. Все горные ручейки замерзли; умываться пришлось соленой водой, а чай кипятить из снега.

Работать в проливе при таком состоянии льда немыслимо. При первой же возможности двинемся на запад.

Лагерь Новоземельской экспедиции Госуд. Гидрологического Института (фот. автора).

Сегодня Ю. Кречман и А. Казанский ходили на экскурсию для сбора ботанического материала, остальные на повторную ледяную разведку, которая показала, что вся восточная часть пролива попрежнему забита тяжелым льдом. Пользуясь свободным временем, проявляли пластинки. Неимоверно длительная сушка негативов из-за влажности воздуха наделала много хлопот и бед, и в конечном итоге пришлось прибегнуть к сушке над примусом. Вечером разобрали и уложили часть вещей. Был доеден последний хлеб. Легли спать в надежде на завтрашний день.

В воздухе слышен беспрерывный легкий шум от движущегося льда.

„Седов“.

Сильный хриплый гудок, сначала принятый нами за новые ледяные подвижки. Моментально вылезли из спальных мешков и выскочили из палатки. В проливе, при неверном свете полярной ночи, величественно разламывая лед, медленно шел ледокол „Седов“. Какие у него намерения? Когда „Седов“ подошел ближе, пользуясь тихой погодой, вступили в разговор. Первые спросили с „Седова“.

— Это ли партия Ушакова?

— Да.

— Давно ли здесь стоите?

— Стоим с 22-го у м. Узкого. Ходили на ледяную разведку до м. Снежного.

— Как там лед?

— Третьего дня у м. Снежного — 9 баллов; в расширении пролива сплошной лед.

— Геринг[25] телеграфировал, что у радиостанции было прежде 2 балла, а вчера вновь 7 баллов. Со станции ходили до м. Поперечного и там также тяжелый лед. Мы не одни, за нами 5 судов. Излазили все проливы. Югорский Шар, Вайгач попрежнему забиты льдом. Ходили до м. Желания, но у Панкратьевых островов встретили лед. Здесь второй раз.

— Где „Таймыр“?

— На прежнем месте.

— Долго ли будет стоять?

— Будет ждать неопределенное время; топлива осталось мало. Что намерены делать дальше?

— Работали у м. Узкого; пробовали пройти на станцию — не позволили льды. Теперь постараемся выйти на чистую воду. Скажите, какое состояние льдов на западе?

— В проливе лед до Поморской губы. На карбасе пройти можно, но с трудом.

— Дайте знать „Таймыру“, что при первой возможности возвращаемся назад.

— Есть.

— Желаем счастливого плавания.

— Есть, благодарим. Счастливо работать.

— Благодарим.

Затем долго оставались на берегу и смотрели, как „Седов“ медленно пробивался сквозь лед. Лед шел из Карского моря равномерной массой и для него не существовало никаких препятствий, лед шел, не задерживаясь ни на секунду. При столкновении — льды ломались, становились на ребра, вылезали на берег, но общее движение не замедлялось.

Легли вновь спать, но после неожиданной встречи с „Седовым“ сразу никто не мог заснуть. Вспоминали всякие вещи, не относящиеся к делу, и подолгу смеялись над всяким пустяком.

2 сентября. На утро один из нас, случайно выглянув из палатки, опять заметил „Седова“, который на этот раз пробивался сквозь лед обратно в Баренцово море. Все выбежали на берег, так как надеялись у „Седова“ узнать последние новости. Попробовали вступить в связь, но поднявший ветер помешал. „Седов“ хотел что-то сообщить нам и с капитанского мостика в рупор упорно повторял какую-то фразу. Под конец мы ее с трудом разобрали, вернее, догадались: „радио о вашем положении и о намерении возвратиться обратно в Поморскую губу передано на „Таймыр“. Затем из седовского рупора вырывались и неслись какие-то другие слова, но они так и остались висеть в воздухе, никем не услышанные. Слышал ли „Седов“ наши вопросы? Мы спрашивали — дошли ли до радиостанции, каково там состояние льдов, намерен ли „Седов“ проводить торговые суда Маточкиным Шаром, будет ли нас ждать „Таймыр“ и т. д. Ответов на эти вопросы мы не получили. Что значит такое быстрое возвращение „Седова“? Может быть, уже решено, ввиду позднего времени, отказаться в этом году от проводки судов в устье Оби? Может быть, у Карского моря такое нагромождение ледяных торосов, что „Таймыр“ так и не сможет пройти на радиостанцию, а старая смена, не дождавшись прихода „Таймыра“, пересела на „Седова“ и теперь возвращается обратно в Архангельск. „Таймыр“ возможно еще некоторое время будет ждать расхождения льдов, но не дождавшись его, наконец, также уйдет обратно в Архангельск. Предположим, мы доберемся до радиостанции, но как будем выбираться обратно?

В действительности, в Маточкином Шаре этого не произошло, но на другой нашей полярной радиостанции — „Маре-Сале“, расположенной в южной части Карского моря, из-за тяжелых ледяных условий высадить новую партию в этом году все же не удалось. Станция осталась не снабженной, а старая смена по береговым ледяным нагромождениям с большим трудом едва добралась до судна. Будучи в море, в особенности в северных морях, среди постоянных льдов, никогда нельзя быть уверенным до конца. Впоследствии оказалось, что около 15 сентября, после сильных западных штормов, лед, наконец, вышел из Маточкина Шара, но кто это мог знать? Известны случаи из полярных путешествий, когда становились на зимовку, не дойдя нескольких миль до чистой воды, и только потом узнавали, что освобождение было совсем близко. У нас не было радиоприемника и мы ничего не знали, что делается впереди нас у Карского моря, и позади — в Поморской губе. Мы лишь видели вокруг себя постоянно движущийся лед. Откуда он брался и куда выносился — не знали. Может быть, лед только здесь, в середине Маточкина Шара, но все равно, в данный момент наш карбас отрезан льдами и выбраться из них пока очень и очень затруднительно. Бывали годы, что Маточкин Шар не очищался вовсе.

Решили возвращаться обратно. Меняем программу своих работ на 180°. Обидно. Поймут ли все это там — в Ленинграде, но здесь, в полярной обстановке, нужно быть готовым ко всему. Часто бывает хуже. Теперь, сидя спокойно в своем теплом кабинете за большим письменным столом, заваленным всякими бумагами, полевыми дневниками, записками, фотографиями и другими „пылинками дальних странствий“, живо вспоминаешь все подробности этих дней и вполне понимаешь принятое решение. Теперь вполне ясно, что даже если бы мы остались ждать в переузье расхождения льдов, то все же вряд ли в этом году удалось бы добраться до залива Шуберта, так как лед на восточной стороне продолжал постоянно подходить к берегам до конца навигации, и к тому же много времени уже было потеряно, и наступала осень. Я если бы мы и добрались до Шуберта, то, наверное, не смогли бы сделать даже и той работы, которую к концу экспедиции мы выполнили в западной части Маточкина Шара.