Белокурый циклон - Рэйтё Енё - Страница 5

Потерять чудом появившиеся, сказочные четыреста пятьдесят фунтов грустно и печально, быть может. Но потеря двух реальных, живых фунтов — это удар! Трагедия! В этот день Никербок больше никому не отворял дверь, написал хозяину дома письмо с отказом от квартиры и решил, что отдыхать в будущем будет не на континенте.

В каком же прогнившем, порочном мире мы живем! Коррупция, однако, все же штука хорошая. Кто знает, может, какой-нибудь любитель сорить деньгами еще появится у него?!

Никербок ждал напрасно. Больше не появился никто.

Откуда у Эдди Рансинга взялись головокружительные деньги, которыми он так ошеломил старика Никербока? Ему удалось-таки уговорить своего дядю. Мистер Рансинг-старший был человеком провинциальным, а потому с некоторым подозрением относился к своим бедным столичным родственникам — в особенности к своему племяннику. Выслушав фантастический рассказ Эдди о подслушанном им завещании, Рансинг-старший долго расхаживал но комнате, а затем позвонил в Дартмур, представившись родственником Джима Хогана. Ему сообщили, что старый каторжник умер, а оставленное им завещание надлежащим образом отослано наследнице. Это подействовало. Мысль о драгоценном камне ценой в миллион фунтов пробудила жилку предприимчивости в этом богатом, но несколько мелочном человеке. Впрочем, как раз люди мелочные готовы пойти на самый большой риск, если уж кому-то удастся пробить защищающую их броню подозрительности.

— Послушай, дядя, — продолжал убеждать его Эдди, — это же наконец дело, словно созданное для меня. Тут нужна искра гения. С моими способностями, я, если уж пойду по следу, то принесу тебе алмаз не хуже, чем гончая — перепелку. Но для этого нужны деньги. Может быть, все это займет несколько месяцев, придется куда-то ехать, подкупать кого-нибудь. Меньше чем с двумя тысячами и начинать не стоит. Если ты финансируешь меня, все доходы разделим пополам.

— А если обманешь?

— Дядя Артур! Ты же меня знаешь!

— Потому и спрашиваю.

— Послушай! Я дам тебе вексель на пятьсот тысяч. Если я найду алмаз, ты всегда сможешь получить свою долю. Не стану же я его зарывать в землю — мне ведь деньги нужны, чтобы получать радость от жизни. До этого векселя дело никогда и не дойдет. Я человек не менее честный, чем ты! Если и жульничаю, то не со своими.

Так случилось, что Эдди смог отправиться к Никербоку с двумя тысячами в кармане и вышел от него со счастливым видом, унося то, что он считал книгой заказов на 1922 год. Увы, за 1922 год была только этикетка. Подлинная же книга находилась сейчас у Эвелин. Случай хотел, однако, чтобы в 1926 году тоже была изготовлена коробочка, украшенная статуэткой «Дремлющего Будды». Именно так именовалось высокохудожественное произведение, которое скульптор, некий Томсон, поставлял фирме. В относительно небольших количествах, две-три штуки в год. Когда одну из статуэток продавали, Томсон изготавливал новую. На беду Рансинга в подсунутой ему книге тоже была отмечена продажа одного из экземпляров «Дремлющего Будды». Согласно книге, 27 мая он, вместе со статуэткой «Жнецы», был отправлен советнику Воллисгофу в Мюглиам-Зее, Швейцария.

Стремясь опередить всех, Эдди немедленно вылетел в Цюрих, чтобы оттуда кратчайшим путем добраться до Мюглиам-Зее.,

Тем временем Эвелин выяснила из настоящей книги заказов за 1922 год, что эмалированная коробочка, украшенная статуэткой «Дремлющего Будды», 20 мая была доставлена капитан-лейтенанту Гарри Брандесу по адресу Вестминстер-роуд, 4. Была уже поздняя ночь, но Эвелин хотела воспользоваться несколькими часами преимущества перед каторжником на случай, если тот решит тоже вступить в игру. Была полночь, когда мать и дочь, взяв такси, добрались До Вестминстер-роуд. Бредфорд от Никербока уехал прямо домой. В ответ на звонок в дверях появился седой мужчина в накинутой прямо на белье расшитой золотом ливрее и шлепающих домашних туфлях.

— Кого вам угодно?

— Мы хотели бы видеть капитана Брандеса. Швейцар воззрился на них так, словно его спросили, не числится ли у пего среди жильцов Кристофор Колумб.

— Как это, прошу прощения?

— А что?… — озабоченно спросила Эвелин. — Господин капитан уже не живет здесь?

— Может, и вообще не живет. Разве вы, мисс, не читаете газет? Уже почти год, как о нем чуть не ежедневно пишут.

Девушка сунула шиллинг в руку седого швейцара.

— Похоже, что это как-то ускользнуло от моего внимания. Расскажите, пожалуйста, в нескольких словах, что же случилось с капитаном Брандесом.

— Ну, всю правду, по сути дела, не знает никто. Говорят, будто он выкрал какие-то важные секретные документы. А ведь выглядел очень порядочным жильцом. Я как швейцар обязан уметь разбираться в людях и с одного взгляда на вошедшего решать — гость это к художнице на четвертом этаже или хорошо приодевшийся квартирный вор. Не хвастаясь, скажу, что в таких вопросах я настоящий профессор, но с капитаном и я промахнулся.

Девушка подумала, что, пожалуй, они поступили правильно, прийдя без мистера Бредфорда. Бог весть, на какие рельсы свернул бы разговор.

— Одним словом, мистер Брандес оказался запутанным в какую-то темную историю?

— Еще как. Увы, я как швейцар…

— Понимаю. Тоже ошиблись в нем.

— Вот именно. Такое может случиться и со швейцаром. У лошади четыре ноги — и то спотыкается. Мой дядя, который тоже служил швейцаром…

Эвелин вздохнула:

— Я вижу, у вас это семейная профессия.

— Да нет, не сказал бы. Мой дедушка, например, был главным ловчим у графа Дерби, не говоря уже о женской половине семьи, которой ее пол закрывает дорогу к нашей славной профессии. Говорят, правда, что феминистки требуют и здесь покончить с дискриминацией, но мне кажется, что это дело далекого будущего. Как-никак, тут, прошу прощения, нужны мужчины. Умные, энергичные мужчины.

— Да, конечно… А теперь расскажите, пожалуйста, о капитане Брандесе.

— С виду он был самый что ни на есть порядочный человек, а в один прекрасный день взял и украл секретные документы, а потом исчез.

— Стало быть, ему пришлось поспешно бежать, бросив, наверное, даже вещи?

— Вот именно. Вся мебель так и оставалась в квартире до тех пор, пока миссис Брандес, его мать, не забрала ее.

— А вы, случайно, не знаете, где я могла бы прямо сейчас встретиться с миссис Брандес?

— В наш век это, знаете ли, исключено. Пока проблема ракетных кораблей не решена, прямо сейчас вам с миссис Брандес встретиться не удастся, потому что в данный момент она находится в Париже.

— Значит, она перебралась в Париж? — вздохнула Эвелин.

— Совершенно верно, — ответил швейцар, придвинул к двери стоявший в прихожей стул, сел и закурил. — Теперь-то, когда самолеты появились, в Париж можно быстро добраться, а вот я помню времена, когда это считалось настоящим путешествием.

— Не могли бы вы сообщить мне парижский адрес миссис Брандес?

Швейцар, шлепая туфлями, отошел куда-то. Когда он вернулся, на носу у него были очки в проволочной оправе, а в руках — блокнот.

— Вот, пожалуйста!… По этому адресу мы отослали мебель. Запишете?… Такие вещи надо записывать, а то ведь память подводит, случается. Так вот: Париж… Записали?… Улица Мазарини, 7…

— Спасибо. И до свидания — мы очень спешим.

— Ну, а я еще немного посижу, покурю.

— Спокойной ночи.

…В эту ночь они не сомкнули глаз. Такая нелегкая проблема: поехать в Париж! Дорожные расходы, гостиница, питание… «За какие деньги, господи?» — вздохнула вдова. А ведь когда-то такая поездка показалась бы ей мелочью.

Когда — то! Когда бедный покойный мистер Вестон еще не пустился в биржевую игру, у них была даже своя автомашина.

— Похоже, что опять только Мариус сможет помочь нам, — вздохнула миссис Вестон.

— Я думаю, что на дядю можно рассчитывать.

И они не ошиблись. На следующее утро Эвелин стояла уже в примерочной, где царило, как всегда по утрам, рабочее настроение. Мистер Бредфорд стоял как раз перед сметанным на манекене пальто, разглядывая его взглядом эксперта.