Белокурый циклон - Рэйтё Енё - Страница 3

Джим Хоган. »

Услышанного для Эдди Рансинга было достаточно. Он схватил шляпу и бросился бежать! Какое счастье! Дядя как раз сейчас в Лондоне! Он попросит у него денег! И получит их! Он найдет алмаз раньше, чем Эвелин, а потом подарит его ей! Опередить девушку — с гением-то Эдди Рансинга — это же детская игра! А когда он разбогатеет, Эвелин перестанет упрямиться и выйдет за него замуж! Два брильянта одним махом! Вперед!

Глава вторая

А ведь Эдди Рансингу совсем не повредило бы посидеть еще немного, прижавшись ухом к стене. К завещанию была приложена записка начальника тюрьмы.

«Считаю своим долгом сообщить наследникам покойного, что в то самое время, когда он диктовал свое завещание, в соседней палате тюремной больницы находился заключенный, который уверяет, что спал и ничего не слышал. Мы полагали, что та палата пуста. Не исключено, однако, что Чарльз Гордон, отбывающий шестилетний срок за подделку векселя, не спал, а подслушивал и ознакомился таким образом с содержанием завещания. Такую возможность обязательно следует учесть, потому что указанный заключенный завтра выходит из тюрьмы в связи с окончанием срока и, оказавшись на свободе, может попытаться любым противозаконным и насильственным путем овладеть наследством, оставленным Джимом Хоганом. Приметы Чарльза Гордона: рост 1,93 м, лыс, склонен к полноте, на носу глубокий шрам от полученной когда-то раны. Прошу принять заверения в искреннем…» и т. д.

Мать и дочь беспомощно переглянулись. Они даже не знали — радоваться ли неожиданному наследству. Сокровище внутри сделанной шестнадцать лет назад статуэтки! Кто знает, на какой свалке она валяется, если вообще еще существует?

— Прежде всего мы отправимся к дяде Мариусу, — решительно проговорила Эвелин.

Мистер Мариус Бредфорд как раз затворил дверь примерочной за последним клиентом, когда миссис Вестон и ее дочь прибыли к нему. Бредфорд любил сестру, а еще больше любил Эвелин. После смерти мистера Вестона он делал все, чтобы помочь им. Собственно говоря, он сейчас был как бы главой семьи. На любой вопрос, возникавший у Эвелин или ее матери, он давал ответ, лишь предварительно все обдумав и взвесив. Вот и теперь он аккуратно разложил перед собой завещание, вынул из кармана очки и начал внимательно читать.

— По-моему, — проговорил он, закончив наконец читать, — этот Джим Хоган был большим бездельником. Совсем недавно у меня был такой вот подмастерье. Кроить умел так, что просто загляденье, но вечно отлынивал от работы да еще и пил. Я его уволил. Терпеть таких людей не могу. Только сегодня лорд Пивбрук, мой постоянный клиент, сказал мне: «Послушайте, мистер Бредфорд, в сегодняшнем мире…»

— Дядя Мариус, — нетерпеливо перебила его Эвелин, — мы пришли к вам за советом! Что нам делать? Завтра этот каторжник выходит на свободу! Разумнее всего было бы сразу предпринять что-то, чтобы опередить его…

— Разве я не сказал, что старик Норт, владелец фирмы «Лонгсон и Норт», мой клиент? Бедняга Лонгсон тоже шил у меня, но он умер два года назад… камни в печени или что-то в этом роде… Ладно, ладно… сейчас я позвоню. Он как раз должен быть дома… Алло! Прошу прощения, это говорит Бредфорд. Добрый день, мистер Норт. Как вам понравилось новое пальто?… Что? Извините, но это исключено, такой первосортный материал я предлагаю только своим старым клиентам… Нет, не из-за этого, мистер Норт! Просто хотел узнать, кому вы семнадцать лет назад продали статуэтку с большим алмазом внутри… Простите, мистер Норт! Да никогда в жизни! Я своего подмастерья уволил за это… Лучше я передам трубку моей племяннице, а то она…

Эвелин удалось наконец вырвать трубку:

— Извините за беспокойство, мистер Норт. Меня интересует судьба одной статуэтки, изготовленной когда-то вашей фирмой… Да? Можно узнать его адрес?

Эвелин быстро записала адрес на полях лежавшего на столе журнала мод, повторяя вслух:

— Остин Никербок… Лонг-стрит, 4… Спасибо.

— Вот видишь, — сказал Бредфорд, — и нечего было нервничать. Не бойся — я и дальше буду помогать тебе.

— Мистер Норт сказал, — перебила Эвелин, — что у них есть один пожилой клерк, который занимается тем, что рассылает рекламные письма старым клиентам и принимает у них заказы. Книги старых заказов хранятся у него дома. Остин Никербок, Лонг-стрит, 4. Надо немедленно съездить к нему. Тот каторжник, если уж решит перехватить алмаз, тоже наверняка пойдет по этому следу.

— Разумно, — согласился Бредфорд. — Кто долго мнется да примеривается, скорее испортит костюм, чем тот, кто смело орудует ножницами.

Мистер Бредфорд любил подкреплять свое мнение примерами из области портновского искусства. Он и сейчас намеревался подарить миру афоризм, устанавливающий несомненную связь между людским коварством и низким качеством готовой одежды, но Эвелин с помощью миссис Вестон напялила на него шляпу, и они вышли из комнаты…

Четырехэтажный жилой дом на Лонг-стрит, 4 выглядел довольно мрачно. Две затхлые комнаты в самом конце полутемного коридора снимал мистер Никербок, который, как и большинство старых клерков, был человеком холостым и слегка тронутым. Надев нарукавники и очки с толстыми стеклами, он сидел в своей заваленной старыми книгами и картами комнате, делая все, чтобы уговорить на новую покупку прежних клиентов, имена которых он выискивал в книгах заказов за прошлые годы. Со спокойной укоризной он обращал их внимание на необходимость поддерживать уровень, требуемый от современного культурного человека. Уровень, непременным условием которого является культура жилища. Культурное жилище должно быть украшено статуэтками, керамикой и совершенно неотличимыми от подлинников копиями китайских ваз, изготовленными в мастерских фирмы «Лонгсон и Норт». Людей, не обладающих всем этим, начинают избегать знакомые и перестают навещать друзья. Живым доводом в пользу этого тезиса мог быть сам мистер Никербок. В его квартире не было статуэток, полки не были украшены керамикой и нигде не было видно никаких китайских ваз. А результат? Из дивана, на котором он спал, клочьями лезла набивка, а скромный ужин ему доставляли из соседнего трактира. Теория расходилась с практикой только в одном. Друзья его не избегали. У него просто не было друзей. Принимая это во внимание, не будем удивляться, что появление мистера Бредфорда и двух его родственниц — да еще в поздний вечерний час — он воспринял с некоторой подозрительностью, которая возросла еще больше, когда Бредфорд неожиданно положил перед ним десять шиллингов. Лицо старого клерка даже чуть вытянулось от жадности, а в глазах вспыхнул огонек, но за деньгами он не потянулся, а сначала выслушал, о чем идет речь.

— Прошу прощения, — вежливо проговорил он наконец, — но за такие вещи платить следует гораздо больше. Этой книгой уже и другие интересовались! — добавил он инстинктивно и тут же понял, что попал в цель.

— И вы отдали ее?! — воскликнула Эвелин.

— Нет! Я сказал тому человеку, что меньше, чем за пятьдесят фунтов, он ее не получит. Он сразу же убежал, сказав, что принесет деньги.

— Пожалуйста! — Бредфорд протянул клерку банкнот.

Пытаться взвинтить цену еще больше Никербок не рискнул. Он провел посетителей в другую комнату, спертым воздухом напоминавшую римские катакомбы, и отыскал на доходивших до самого потолка полках нужный том. Книга выглядела основательно потрепанной. Отклеившаяся этикетка тут же свалилась на пол. Никербок, превратившийся теперь в сплошную услужливость, протянул руку к бутылочке с клеем.

— Подклеить этикетку?

— Нет, нет…

Через мгновенье дверь за неждаными посетителями уже захлопнулась.

Никербок прежде всего выключил свет, чтобы не тратиться зря, а потом присел на жалобно скрипнувший диван и закурил тоненькую черную сигару, мечтательно пуская клубы дыма к потолку. О небо! Хоть раз бедному клерку повезло в этом гнусном мире, где счастье улыбается только начальникам канцелярий и выше. Хорошая все-таки штука коррупция. Он умиленно покуривал, погрузившись, словно какая-нибудь молодая мамаша, в счастливую меланхолию. Из этого состояния его вырвал звонок в дверь.