Белокурый циклон - Рэйтё Енё - Страница 21

Машина же после того, как за ее рулем уселся циклон, и сама начала уподобляться водителю.

Сначала, проезжая шлагбаум, Эвелин смяла крыло и слегка погнула бампер. Немного позже дверца случайно открылась (как раз когда они проезжали под виадуком) и успела, пока Эвелин тормозила, превратиться, задев за выступ стены, в нечто, больше всего напоминающее гармошку.

— Надо было держаться ближе к осевой линии… — извиняющимся тоном проговорила Эвелин.

— Вот именно, — угрюмо ответил профессор, извлекая из волос несколько осколков стекла. В этот момент машина вздрогнула от резкого толчка сзади. Кто-то чертыхался. Эвелин прибавила скорость.

— Рано или поздно надо выключать указатель поворота, — сказал профессор. — Они же решили, что вы собираетесь поворачивать вправо. Разумнее всего выключать указатель сразу после того, как вы сделаете поворот.

— Так он же не выключается! — воскликнула Эвелин, отчаянно щелкая выключателем.

— Просто потому, что сейчас вы включаете и выключаете дворники на ветровом стекле. Нужный вам выключатель левее. Да нет же! Это стоп-сигнал… Ну… наконец-то…

Девушка расплакалась.

— Прошу вас, — хриплым шепотом проговорил с тихой мольбой Баннистер, — не плачьте. Я этого не выношу. Спасайтесь от кого-нибудь или спите, но только не плачьте. Я не буду возражать, если в конечном счете от машины останутся только вы, руль да я… Ох… Ничего, это просто голова… Можно вас попросить немного осторожнее обращаться с педалью газа, когда вы переключаете скорости?… Да не плачьте же, пожалуйста! Понемногу научитесь. Где-то в аптечке, кажется, был йод…

Эвелин от всего сердца готова была услужить и молниеносно нажала на тормоз. Сила инерции бросила профессора головой вперед, словно таран. Баннистеру показалось, что голова у него лопнула, а тут еще, в довершение иллюзии, резко хлопнуло пробитое левое заднее колесо. Машину занесло, и через секунду она с грохотом, но, по счастью, уже заметно сбавив скорость, врезалась в дерево. Радиатор, жалобно всхлипнув, согнулся дугой.

Профессору и Эвелин пришлось сменить колесо.

Пастушонок подошел к ним вместе со своими тремя коровами, и все четверо с искренним изумлением глазели на странную фигуру в халате, ползавшую в пыли под машиной. Дело в том, что Эвелин по недостатку опыта неправильно установила домкрат, а в результате машина осела набок, дверца окончательно отвалилась, профессору же пришлось лезть под машину, чтобы выручить застрявший там домкрат.

Так обстояли дела в одиннадцать часов утра.

В половине первого ремонт, судя по всему, был наконец-то закончен.

— Можно ехать, — сказала Эвелин.

— Да поможет нам Бог! — в стиле спускающихся в шахту горняков воскликнул профессор и забрался в машину.

Дверца была с помощью пастушонка уложена на заднем сидении, так что профессор сидел теперь под нею, словно под крышей. По временам он стукался об дверцу головой, но на такие мелочи он давно уже перестал обращать внимание.

Эвелин села за руль, чтобы расстаться наконец со ставшим на их пути деревом.

Пастушонок поспешно отогнал своих коров подальше от машины. Мотор сначала застонал голосом умирающего тенора, потом как-то странно взвыл и умолк. Девушка делала попытку за попыткой. Она включала зажигание, давала газ, а мотор взвывал и глох. Профессор выглянул в проем от бывшей дверцы.

— Попробуйте дать задний ход. Дерево сломать вам вряд ли удастся — слишком оно толстое.

Ну, конечно же! Она все время пыталась поехать вперед!

Когда машина наконец-то оторвалась от дерева, что-то со звоном упало на землю. Это был бампер. Его тоже уложили в машину, рядом с дверцей, так что профессор сидел теперь в чем-то, напоминавшем склад запасных частей.

Тем не менее машина снова бодро неслась по шоссе.

— Вы тогда попросили меня передать вам йод, — проговорила Эвелин, и профессор, учтя возможный эффект торможения, уперся руками и ногами в борта машины.

— Полагаете, что можно рискнуть?

— Пожалуйста, вот ваш несессер. — Девушка протянула Баннистеру небольшую черную сумку.

Профессор раскрыл ее, но внутри был лишь большой оранжевый конверт.

— Извините… это моя, — пролепетала Эвелин, забирая сумку.

— Прежде всего я намерен не смазывать царапины йодом, а побриться, — решительно произнес профессор.

Эвелин пришла в отчаяние.

— Нас преследуют! Если учесть, какая у нас сейчас машина…

— Мисс Вестон! Вам не раз удавалось уговорить меня, но сейчас это безнадежно! Прошу вас, не надо спорить. Вполне возможно, что нас преследуют, может быть, нас убьют, но побриться я должен. Можете считать, что я приношу себя в жертву гигиене.

Эвелин не без некоторого злорадства воскликнула:

— Но мы оставили где-то ваш несессер!

В первый раз за всю дорогу профессор явно взволновался.

— Посмотрите получше! Это невозможно. Мои мыло и зубная паста! Бритвенный прибор…

— О!… — Эвелин сейчас готова была убить профессора. В такое время думать о бритве и зубной пасте… Что за сноб! Речь идет о жизни и смерти, а он расстраивается из-за бритвенного прибора!

— Мы забыли его на месте аварии. Придется вернуться!

— Сэр!

— Не будем тратить зря слов, мисс Вестон.

— Самим идти навстречу смертельной опасности!

— Наша поездка и до сих пор не была детской игрой. Если мы все еще живы, это означает, что судьба, вопреки вашим усилиям, бережет эту машину. Стало быть, не следует терять надежду. Мы возвращаемся за несессером, мисс Вестон!

Эвелин поняла, что спорить напрасно.

С этой минуты она возненавидела несессер профессора. Отчаянно и убежденно, потому что успела полюбить Баннистера, а несессер явно старался в самом зародыше загубить это чувство.

Как раз об этом она и думала, разворачивая машину.

Сначала она подала машину назад, чтобы удобнее было повернуть ее, и при этом наткнулась на дерево. Обернувшись, чтобы посмотреть, в чем дело, Эвелин дернула машину вперед и ткнулась радиатором в придорожный столб. Профессор молчал. Опустив голову на руки, он угрюмо сидел, скорчившись на днище машины и напоминая картину, изображающую Марию среди развалин Карфагена. А что еще ему оставалось делать?

В конце концов, поскольку машина, кажется, способна была выдержать что угодно, им удалось развернуться. По счастью, проехав всего несколько километров, они наткнулись на тех самых трех коров и пастушка. В руках у мальчишки была черная сумка и, в обмен на небольшое вознаграждение, он охотно вернул ее владельцу. Вообще мальчишке в этот день везло — тут же неподалеку он только что нашел новенький автомобильный сигнал, но об этом он предпочел промолчать.

— А теперь поспешим! — взволнованно воскликнула Эвелин и наугад потянула за какую-то ручку. В ответ что-то взвыло, а что-то еще странно заскрежетало. Эвелин среагировала, сначала нажав на клаксон, а потом быстро включив указатель поворота. Бог весть почему, но странные звуки умолкли. Лорд научился уже с уважением относиться к тому своеобразному стилю, которым Эвелин водила машину. Практически всегда она делала не то, что следовало, но каким-то чудом они все-таки двигались вперед.

— Спешить мы никуда не будем! — твердым, как камень, голосом проговорил профессор. — Я должен побриться и причесаться. Дайте, пожалуйста, мой несессер.

— Пожалуйста! — Эвелин швырнула несессер на заднее сиденье и вышла из машины.

Она была вне себя от гнева. Жалкий педант! Баннистер тем временем, аккуратно установив зеркальце, начал намыливать щеки.

Эвелин нетерпеливо расхаживала взад и вперед по обочине дороги. Видит бог, она сделала бы намного разумнее, проявив больше интереса к маниакальной страсти профессора.

Да, в этом случае она увидела бы, как Баннистер извлек из несессера небольшую эмалированную коробочку, на крышке которой сидел дремлющий Будда, а потом вынул из нее бритвенный прибор.

В коробочке с «Дремлющим Буддой» профессор держал безопасную бритву, так что во все поездки Будда отправлялся вместе с профессором и его несессером. Профессор и понятия не имел о том, что является владельцем самого дорогого в мире бритвенного прибора — миллион фунтов стерлингов, если считать вместе с коробкой!