Аванпост - Рэйтё Енё - Страница 35

Глава двадцать четвертая

Было видно, что солдат форта охватило какое-то странное беспокойство. В углах перешептывались. Безжалостный Кобенский ходил с рядовыми чуть ли не в обнимку, а те злобно косились на Латуре и Батисту и шушукались за их спинами.

Вечером Финли докладывал больному Делаю о донесениях унтер-офицеров. Стоило майору почувствовать себя лучше, как офицеры собирались в его комнате на чашку чая, ибо даже в своем крайне немощном состоянии Делэй оставался душой гарнизона.

— В периоды засухи они всегда беспокойны, — сказал он, когда Финли покончил с докладом. — А может быть, действительно что-то замышляют от тоски… но в любом случае у нас есть такое оружие, как вода… в этом адском пекле жажда прикончит их за полдня…

— А вы не думаете, — заметил Гардон — что они все-таки могут найти способ вскрыть сейф?…

— Это исключено… — ответил Делэй, с трудом переводя дыхание. — Его можно… только взорвать… Именно поэтому… на складе гарнизона… нет тринитрофенола.

Делэй откинулся на подушки.

— Успех… зависит от понимания… в каких случаях вам следует применять безжалостную строгость… а в каких… посмотреть на что-то сквозь пальцы… Это нужно знать… Теперь оставьте меня… я должен отдохнуть…

Он устало закрыл глаза.

В конторе офицеров поджидал какой-то толстый мужчина в штатском.

— Я доктор Бордан. Мы к вам из Тимбукту с бригадой Красного Креста. Нигерийская миссия получила разрешение провести среди каторжников медицинское обследование.

Гардон просмотрел бумаги. Разрешение на имя доктора Бордана и его спутников, уполномоченных провести в провинции Нигер анализы крови с целью воспрепятствовать распространению сонной болезни, было составлено по всем правилам.

Гардон подписал его и распорядился, чтобы конвой проводил бригаду до леса.

Доктор Бордан вернулся к машине и сел за руль. Кроме него, там находились еще двое.

— Все в порядке, — сказал Бордан своим спутникам. Это были Лорсакофф и Маккар.

В салоне автомобиля лежало несколько больших свертков с эмблемой Красного Креста. Целых пять упаковок тринитрофенола.

Утром Шполянский отозвал Голубя в сторону.

— Сегодня после обеда начнется, когда будет сменяться конвой. Вроде бы каторжники раздобыли оружие и взрывчатку. Сейф взорвут. Конвой примет их сторону. Кобенский тоже с ними,

— Подонок.

— Не только он. Чуть ли не все солдаты с ними заодно. Нервы не выдерживают этого безделья, однообразия, этой удушливой жары, они готовы идти на верную гибель только ради того, чтобы хоть что-то делать. Я знаю, я одно время занимался психологией.

— Это ты правильно сделал… А скажи, может, стоит предупредить Финли… или нет?… — размышлял Голубь.

— На мой взгляд, поздно. Людей озлобили. Здесь для этого совсем немного требуется. Теперь все будет идти как идет, события покатятся лавиной, все быстрее и быстрее. Это я в одном романе вычитал.

— Мы сделаем все, что в человеческих силах. Для начала устроим военный совет. Послеобеденный взрыв не должен застать нас врасплох.

Голубь пошел искать Главача и Троппауэра, которого он решил позвать на военный совет.

Пора засухи вступила в свой последний, самый страшный период. Тяжесть воздуха была почти осязаемой, кости ломило, полуденный ветер доводил людей до исступления.

Днем в канцелярию явился Илье, и с ним каторжник, Барбизон. По приказу лейтенанта конвой пропустил его, чтобы дотащить до форта огромную сумку с инструментами. Илье сразу же поспешил к Гардону.

— Этого человека зовут Барбизон. Его послала секретная служба. — Он передал капитану удостоверение. В нем было написано, что за оказанные отечеству услуги бывший бандит помилован и назначен агентом секретной службы. В его обязанности входила сыскная деятельность в среде каторжников.

— Итак? — спросил Гардон, изучив документ. — Вы имеете что-нибудь доложить?

— Более чем, — ответил бандит. — Сегодня начнется бунт. К арестантам под видом бригады Красного Креста нроникли умелые организаторы. Они привезли с собой тринитрофенол.

Гардон побледнел.

— Бунт, — продолжал Барбизон, — невозможно предотвратить. Недовольство умело подогревается. План был разработан еще в Оране. Их людей большинство и среди туземцев, и среди жандармов, и среди каторжников, да и в конвойном отряде тоже. Верных солдат не наберется даже на один патруль. Но самое опасное, конечно, тринитрофенол. Если они взорвут трубу в том месте, где она ответвляется к нам, мш останемся без воды. Кроме того, к арестантам часто наведывается какой-то туземный вождь и обещает им поддержку племени сокота, которое придет с того берега Нигера, а в случае если они займут форт, то и выведет их тайной тропой к Верхней Гвинее.

Гардон в страхе тер подбородок. Все это звучало крайне неутешительно. Первым подал голос Финли:

— Батиста!

Когда итальянец вошел, он отдал приказ:

— Распорядитесь, чтобы Латуре выставил четыре пулемета и подготовил двадцать пулеметных лент.

Капрал спешно удалился.

— Вечером, на световой сигнал, каторжники, объединившись с конвоем, ворвутся в форт и быстро расправятся со всеми, кто станет оказывать сопротивление…

— Илье, — сказал Финли, — будьте любезны, отдайте приказ, чтобы закрыли ворота, и попросите Латуре втащить пулеметы на бруствер, вы с Барбизоном ни во что не вмешивайтесь, что происходит внутри, ваше дело следить и, когда конвой с каторжниками подойдет к стенам форта, открыть по ним безжалостный огонь! Это единственное, что нас еще может спасти.

Илье и Барбизон вышли. Гардон беспомощно молчал. Внутри у него все похолодело от страха.

— Но почему же… — выговорил он наконец охрипшим голосом, — если они все знали.,, почему ничего не сказали? Мы ведь могли послать за пополнением… Спаги… добрались бы сюда из Тимбукту за неделю…

— Мне кажется, — ответил Финли, — они намеренно не стали вмешиваться в события и позволили назреть бунту… Судя по всему, люди из секретной службы, следуя за сокота, хотят отыскать тот самый найденный Рюселем путь…

Они помолчали. Вернулся Батиста с пулеметными лентами. Свалил их на пол. Он казался спокойным, но

в любом случае зрелище было довольно тягостное: наблюдать, как он проверяет патронные гнезда.

Голубь с Главачем и Троппауэром держали последний военный совет. Естественно, за бутылкой вина, будто они всего лишь невинно развлекаются.

— Мы можем рассчитывать на шестнадцать человек, — сказал Голубь. — Заговорщики предлагали нам присоединиться, но мы дали уклончивый ответ. Что делать дальше?

— Дальше… — неуверенно протянул сапожник, — хорошо бы, наверное… узнать… чего они хотят… И потом… что могут шестнадцать человек… против стольких… Я не знаю… по правде сказать…

. Сапожник не знал и того, зачем вообще нужно усмирять бунтовщиков. Но поди здесь поспорь с двумя сумасшедшими…

— Сегодня вечером, — сказал Троппауэр, — конвой вернется с каторжниками. Им из форта будет дан сигнал.

Вошел Пенкрофт и пристально посмотрел на них.

— Чего шепчетесь? — вызывающе произнес он. — Послушай, Аренкур! Пора бы тебе понять, что ты зря стараешься. Надеюсь, все ясно?! Других это не касается. Только тебя. Просто обидно за такого умного человека.Поздно уже шушукаться. Понял?

— У меня такое чувство, Пенкрофт, — радостно ответил Голубь, — что мы с тобой в скором времени подеремся. Ты силач и прекрасный боксер, а для меня нет большего счастья, чем выбить зубы такому…

Пенкрофт окинул его насмешливым взглядом и вышел.

— Будешь его лупить, обязательно предупреди меня, — сказал Голубю Троппауэр. — Я тоже хочу отвесить ему парочку оплеух.

— Еще один вопрос, — обратился Голубь к Главачу. — Что делать, когда заваруха начнется?