Злой волк - Нойхаус Heлe - Страница 19

В течение пары минут они пытались протиснуться к входной двери института. Внутри здания было прохладно и царила почти торжественная тишина. Где-то раздавалось щелканье клавиш компьютера. Двери в аудиторию в начале обитого деревянными панелями коридора были открыты. Виднелись пустые ряды кресел, но Пия услышала чей-то голос и заглянула в просторное помещение. Главный прокурор доктор Маркус Мария Фрей разговаривал по телефону, прохаживаясь взад и вперед. На сей раз он опять был в безукоризненной тройке и с аккуратным пробором на голове. Увидев Пию, он закончил разговор и убрал мобильник. Его недовольная физиономия разгладилась.

– Я должен извиниться за поведение моего молодого коллеги сегодняшним утром, – сказал он, подав руку для приветствия сначала Пие, затем Боденштайну. – Господин Танути немного переусердствовал.

– Ничего страшного, – ответила Пия. Она была несколько удивлена, увидев здесь доктора Фрея, так как обычно он никогда не являлся на вскрытие в Институт судебной медицины самолично.

– Да, советник уголовной полиции Энгель прочитала ему лекцию, которая пойдет ему на пользу. – Улыбка скользнула по лицу главного прокурора, но потом он сразу опять стал серьезным.

– Что значит эта болтовня о втором трупе?

– К счастью, ничего, – подхватил разговор Боденштайн. – Моя коллега всего лишь полчаса назад звонила в больницу. Правда, состояние юноши, который был обнаружен вчера недалеко от трупа, остается критическим, но он жив.

Когда они спускались вниз по лестнице в подвал института, вновь зазвонил телефон прокурора, и он остановился.

Прозекторская № 1 была слишком мала, чтобы вместить всех присутствовавших. Хеннинг Кирххоф и его шеф профессор Томас Кронлаге вместе производили вскрытие трупа девушки, обнаруженного в Майне. Им помогали два ассистента. Прокуратура прислала сразу троих сотрудников, в том числе того самого честолюбца, с которым произошло столкновение сегодня утром. Всю компанию дополнял фотограф полиции, имени которого Пия не помнила.

– Свободных мест нет, – шепнул коллега Хеннинга, Ронни Бёме, Пие, когда она и Боденштайн протиснулись к секционному столу.

– Здесь не лекция по судебной медицине для юристов, – пожаловался Хеннинг главному прокурору Фрею. Это было хорошо известной практикой, и нередко случалось, когда судмедэксперты приглашались прокуратурой или судом в качестве консультантов. – Что за необходимость в том, чтобы сразу четыре человека мешали нам здесь работать?

Представители прокуратуры пошушукались, и затем двое из них ретировались с плохо скрываемым облегчением. Остались дон Мария Фрей и чересчур ретивый Мерцад Танути.

– Уже лучше, – пробурчал Хеннинг.

Вскрытие такой молодой девушки означало для всех сильное душевное волнение. Атмосфера была напряженной, даже Хеннинг воздерживался от привычного цинизма. Умершие дети и подростки вызывали у всех искреннюю растерянность. Ни Боденштайн, ни прокуроры ранее не присутствовали на судебном вскрытии трупа, а Пия, будучи еще женой Хеннинга, провела в этой или соседней прозекторской № 2 бесчисленные вечера и выходные. Ей зачастую не оставалось ничего другого, если она хотя бы иногда хотела видеть лицо своего мужа, потому что его отношение к работе граничило с фанатизмом.

Пия уже видела и ощущала запахи трупов во всех стадиях разложения и во всех возможных и невозможных состояниях: трупы после пребывания в воде, после пожара, скелеты, жертвы транспортных катастроф, несчастных случаев или страшных суицидов. Ей нередко приходилось стоять с Хеннингом у секционного стола и дискутировать о повседневных вещах, иногда даже спорить. Не в последнюю очередь подробные экскурсы в тонкости судебной медицины под руководством такого строгого учителя, как Хеннинг, отточили взгляд Пии на действия на месте преступления.

Тем не менее Пия никогда не оставалась равнодушной, если отправлялась на место преступления или обнаружения трупа. Бывали ситуации и обстоятельства, которые оказывались настолько экстремальными и ужасающими, что было необходимо собрать все силы, чтобы суметь сохранить профессионализм. Как и большинство коллег, Пия не считала свою работу крестовым походом против преступности. Одной из важнейших причин ее трепетного отношения к профессии, которая подчас невероятно разочаровывала и угнетала, было сознание того, что, раскрыв обстоятельства смерти потерпевших, она могла оказать им должное уважение и вернуть, по крайней мере, частицу их человеческого достоинства. Едва ли существовало что-то более унизительное, чем неопознанный труп, человек, лишенный лица, зарытый в землю или просто валяющийся, словно мусор. Не могло быть печальнее судьбы, чем у человека, который неделю или даже месяц пролежал в квартире, и никто не заявил о его исчезновении.

К счастью, это были редкие случаи, но они раскрывали Пие истинный смысл ее работы. И она знала, что многие из ее коллег считали так же. Но многие из них старались избегать визитов в Институт судебной медицины, и эта работа нередко оставалась на долю Пии. Как только труп оказывался здесь на сверкающем секционном столе из высококачественной стали, в свете неоновых ламп, он переставал вызывать страх. Судебное вскрытие не представляло собой нечто мрачное или таинственное. Оно производилось в строгом соответствии с установленными правилами и начиналось с внешнего осмотра тела.

На мотороллере можно было совершить почти кругосветное путешествие. И хотя его пятая точка после полутора часов сидения на пластиковом седле горела как огонь, он наслаждался ездой. Теплый встречный поток воздуха ласкал его кожу, солнце приятно обжигало обнаженные руки. Он чувствовал себя по-настоящему молодым. Сколько лет у него не было ни времени, ни возможности совершить подобный мототур. Двадцать лет прошло с тех пор, как он со своим лучшим другом предпринял путешествие, о котором до сих пор вспоминает с таким удовольствием. На мотороллерах с объемом двигателя в восемьдесят кубов они добрались по проселочным дорогам до самого Северного моря. Ночевали в палатке, а иногда, когда им было лень ее разбивать, спали прямо под безоблачным звездным небом. Правда, у них было мало денег, но они чувствовали себя свободными, как никогда раньше, но и никогда после этого. Тем летом на пляже Санкт-Петер-Ординга он познакомился с Бриттой и влюбился в нее с первого взгляда. Она была из Бад-Хомбурга, и после каникул они встретились опять. Он был студентом юридического факультета и как раз сдал свой первый государственный экзамен. Она только что защитила диплом и получила образование специалиста по оптовой и розничной торговле и работала в универмаге в отделе дамской верхней одежды.

Менее чем через полгода они поженились. Их родители не поскупились и устроили им сказочно прекрасную свадьбу. ЗАГС, церковь, экипаж из четырех белых лошадей. Торжество с участием двухсот гостей в замке в Бад-Хомбурге. Свадебные фотографии в парке под могучим кедром. Медовый месяц на Крите. После второго государственного экзамена он получил место в одной из лучших канцелярий Франкфурта, которая занималась вопросами хозяйственного и налогового уголовного права. Он очень хорошо зарабатывал, и они смогли купить себе участок земли под строительство и построить дом своей мечты. Потом появилась на свет их дочь, которую он любил больше всего на свете, затем сын. Все было замечательно. Летними вечерами со своими друзьями и соседями они устраивали пикники, зимой ездили кататься на лыжах в Китцбюэль, а летом на Майорку или на Зилт. Он защитился, получил долю в компании – в тридцать с небольшим лет – и стал специализироваться в области уголовного права. Его доверителями были теперь не лица, уклоняющиеся от уплаты налогов, или неудавшиеся предприниматели, а убийцы, похитители, шантажисты, насильники и торговцы наркотиками. Родителям его жены это не нравилось, но для Бритты это не имело никакого значения. Он зарабатывал больше, чем мужья ее подруг, и они могли позволить себе все, что хотели.

Да, жизнь была великолепной, пусть даже ему приходилось работать по восемьдесят часов в неделю. Успех пьянил, пресса называла его новым Рольфом Босси[11]. Он как ни в чем не бывало вращался в кругах своих знаменитых клиентов, они приглашали его на дни рождения и свадьбы. Не моргнув глазом, он брал по тысяче марок за час и учитывал в расчетах со своими доверителями каждый пфенниг.