Радикальный центр - Рейнольдс Даллас МакКорд Мак - Страница 6

Он отхлебнул кофе, но счел его слишком горячим.

– Это был последний всплеск, – пробрюзжал он. – Некоторые выходят до сих пор, да и те перешли на заметки типа публикуемых в «Цинике» и «Иконокласте». Я тут продал на прошлой неделе одну штуку в «Проказливый плейбой» – как избежать призыва в армию.

– Как избежать призыва?

– Вот именно. Существует множество способов. Некоторые даже законны. Один из них – совершить хулиганский поступок. Стащить аэрокар или что-нибудь еще. Ты попадаешь на учет в полицию, а преступники в армии не нужны. Или можно «закосить» на медицинской комиссии, принимая сердечные стимуляторы. Или я знаю парня, который не возражал против призыва, но, попав на призывной пункт, стал все время шататься по баням. В конце концов он предстал перед местными медиками, которые его спросили: «Нравятся ли вам девушки?» Он ответил: «Надеюсь, у них все в порядке», и это был конец его военной карьеры. Потом…

– Мне все это известно, – прервал я. – Я имел в виду другое – мне странно, как они могли подобную статью напечатать?

Его косматые брови полезли вверх.

– А почему бы и нет? У нас свободная страна.

– И с каждым мгновением становится все свободней.

Он снова попробовал кофе, нашел, что тот остыл достаточно, и помахал в мою сторону ложечкой.

– Есть лишь одна причина, по которой существуют законы о воинской повинности, – сказал он с важным видом. – Все из-за того, что твои сограждане не настолько глупы, чтобы служить добровольно. Когда последний раз в нашей стране кто-нибудь пошел служить добровольно?

– Ну, есть кое-кто…

В ответ на мое замечание он неприязненно покачал головой.

– В наши дни те парни, которые идут в армию добровольно, настолько пустоголовы, что они там просто не нужны. Военным нужны люди хоть с толикой мозгов. Канули в Лету те времена, когда коэффициент интеллектуальности у сержантов был ниже девяноста.

– Некоторые идут в армию ради карьеры, – сказал я. – Через двадцать лет ты уходишь в отставку с пенсией и самыми разными льготами.

– Конечно, – согласился он, уже теряя интерес к предмету обсуждения, – но это только исключения. Они не идут из-за таких обветшавших понятий, как патриотизм. Они идут, чтобы застраховаться. И ты можешь себе представить, что это за люди, которые готовы в течение двадцати лет слушать армейский треп о том, что они здесь получат больше, чем где-либо, только потому, что не способны выжить на гражданке. – Морт презрительно фыркнул.

Он поднялся и отправился на кухню за очередной порцией кофе.

Когда он возвратился, я спросил:

– Морт, а над чем ты работаешь сейчас?

– Парочка вещей. Серия, отчасти касающаяся политики. Пахано-перепахано, но я даю это под несколько другим углом.

– И что там о политике?

Он поднял газету и сунул ее мне.

– Видел эту информацию о карманнике, который стал мэром городка в Новой Англии?

– Карманник?

– Ага. – Он горько рассмеялся. – Толстое полицейское досье. Он обнаружил, что для того, чтобы жить честно, ему необходима работа. То есть, если его не изберут, он будет вынужден опять воровать, чтобы заработать на жизнь. И даже если воровать для этого просто необходимо, то лучше делать это, сидя за столом, как это делают политики, а не шататься по театральным сборищам и ярмаркам штата.

Я уставился на Циммермана.

– Ну и как, выбрали?

– О да, все в порядке, выбрали. Под общий хохот – в кабинет.

– Боже праведный! – простонал я. – Куда катится страна?

– Просто избиратели наконец-то становятся такими же циничными, как и политики, – фыркнул Морт. – Ты представить себе не можешь, как много на сегодняшних выборах бюллетеней, где кандидатами внесены Пого-пого или Утенок Доналд.

– Я думал, главная тенденция – не голосовать вообще.

– Кто может их в этом винить? – продолжал оппонировать Морт. – Если даже на принципиальную кампанию собирается пятьдесят процентов потенциальных избирателей – уже необычно.

– Ну ладно, – согласился я, – но ведь, если избирателям не нравится то, что происходит, они могут поставить другого человека.

– А могут ли? – потребовал он ответа. – Старая песня, все это – фикция, когда оба кандидата обычно выступают за одно и то же. Сколько из них сдерживают свои обещания, укатив из округа? Ты голосуешь за человека, ибо он на твоей стороне против другого, но стоит ему усесться в кресло, как он преображается. Вспомни старые времена Джонсона и Голдуотера.

Он снова помахал ложечкой в мою сторону.

– Это один из вопросов, о которых я собираюсь написать. Растущий в людях цинизм – это отношение ко всему, что будут делать политики. Мы перестали ждать от них что-либо, кроме показухи. Счастливчик, со времен Вудро Вильсона в Белом доме не было ни одного настоящего романтика, он был анахронизмом и, возможно, немножко дурачком для битья.

– Хорошо, но ведь был Рузвельт, – слабо возразил я.

– Был ли? Знаешь, кто выдвигал его кандидатуру первый раз? Хьюи Лонг[6] . Среди других больших политических машин; Тэмени-холл[7] , Фрэнк Хейг[8] , машина Келли-Нэша[9] . А откуда он взял своего третьего вице-президента? Из Канзас-Сити, машина Пендергаста, Счастливчик, друг мой, как ты думаешь, что пообещал – а позднее и сделал – этим людям суперлиберал Рузвельт, чтобы заручиться их поддержкой? – Морт потихоньку распалялся. – А что мы имели с тех пор? Клоуны и вояки, которые проводили все восемь лет за игрой в гольф…

– Ну, – я неуютно поежился, – был еще Джон…

– А ирландская мафия, а? Это был тот самый единственный случай, когда Мэдисон-авеню[10] действительно выиграла выборы. Когда общественный имидж и телегеничность значат больше, чем платформа и партийные принципы. Парень выиграл президентские выборы потому, что его соперник недостаточно чисто побрился перед телевизионными дебатами. Еще один большой либерал первым одобрил фиаско в заливе Свиней и начал эскалацию войны в Азии. – Морт Циммерман фыркнул. – Должен признать, по крайней мере у него было чувство собственного достоинства. У него и у его семьи. Он не был одним из тех клоунов, которые пришли позже.