Наследник (СИ) - Кулаков Алексей Иванович - Страница 2

Ну а третьей странностью, вовсе уж не понятной, было то, что изредка ему виделось странное свечение вокруг собственных рук. Накатывало легкое тепло, приятно покалывало кожу…

Впрочем, были во всем этом и исключительно хорошие моменты. Иногда в голове проявлялись обрывки эмоций — невероятно, невозможно чистых и ярких. Таких, о которых сам он давно уже позабыл, омывающих его огрубевшую и порядком зачерствевшую душу потоком живительной влаги. Смех и обида, любопытство и настороженность, ликующая радость и подлинное горе… Соседи иногда косились — степенный вроде мужчина, а ходит весь день и улыбается, прямо как полоумный. Ну или там посреди разговора возьмет и нахмурится, чуть ли не заплачет.

— Передаем за проезд!

Хрипящий баритон вырвал Виктора из его мыслей и заставил вскинуть голову. И тут же констатировать, что он в очередной раз незаметно для самого себя добрался до остановки. После чего, не останавливаясь, чуть было не залез в троллейбус, идущий в обратном направлении от Публичной библиотеки. Впрочем… Ему подходил и этот маршрут, так как «своим» Виктор стал не только в областном собрании книг, но и в краеведческом (иного, увы, в городе не было) музее, попутно обзаведясь полезными знакомствами среди ученых–историков. Да и сам уже стал разбираться в реалиях и бытовых мелочах четырнадцатого–семнадцатого веков на весьма хорошем уровне — спасибо собственной шизофрении. Правда, попутно пришлось перелопатить и не желая того запомнить просто море ненужной информации… С другой стороны — а чем еще заниматься пенсионеру? Все лучше, чем днями глядеть в телевизор. Тем более что разбираться в свершениях и делах дней минувших оказалось очень занятно, а личный интерес и вовсе делал каждый прожитый день чертовски увлекательным!

«Ну что, в библиотеку или в музей?»

Легкое бурчание в животе заставило вспомнить, что кружка кефира и сдобная булочка утром никак не заменят хорошего обеда днем. И уж тем более вечером, но до таких крайностей Виктор еще никогда не доходил. Мысленно сосчитав наличность, он все же сделал свой выбор — музей! Конечно, рядом с библиотекой тоже было где перекусить, но в его возрасте рисковать остатками здоровья не хотелось.

«Эх, были времена студенческие! Какую только дрянь не жрал, прости господи, и ни разу кишки не болели. Золотые годы!..»

Желудок опять напомнил о себе раздраженным бурчанием.

«Да иду я уже, иду!»

Пять лет спустя…

— Николаич, ты дома? А? Да вы проходите, чего стоять–то на пороге.

Услышав не по годам звонкий (и при этом отменно визгливый) голос соседки, Виктор едва слышно вздохнул. А различив чьи–то шаги, и вовсе отложил в сторонку одну из своих любимых книг, зачитанную даже не до дыр — до полнейшей потери родного переплета. Впрочем, хуже от этого небольшой труд одного хитроумного итальянца по имени Никколо не стал. Пожалуй, вполне можно было сказать, что новая обертка получилась даже лучше прежней, типографской — самодельная, из толстой кожи и с потертыми латунными уголками, она придавала невзрачной до того книжке вид настоящей рукописи. И не просто настоящей, а еще и довольно часто читаемой, хотя далеко не все идеи Макиавелли были верными, но все же кое–какое рациональное зерно в них имелось. И именно это заставляло читателя раз за разом возвращаться к потрепанным страницам и думать. А еще вспоминать. Все то, чему он был свидетелем в последние двадцать лет, — перестройка, путч, ускоренная демократизация… Все же верно говорят о том, что все новое — это всего лишь хорошенько забытое старое.

— Вот ты где, Николаич! А к тебе тут человек из города.

Плечистый, подтянутый, но при этом как–то странно скособоченный мужчина неопределенно кашлянул и вопросительно уставился на хозяина. Который почему–то был совсем не похож на деревенского знахаря–костоправа — скорее уж на какого–нибудь профессора ну или библиотекаря. Кстати, последнее косвенно подтверждалось и подлинным изобилием печатных изданий, полки с коими покрывали почти все стены немаленького дома.

— Имя у человека есть?

Под тяжелым взглядом пожилого «библиотекаря» приезжий непроизвольно вытянулся (вернее, попытался это сделать) и глухо представился:

— Георгий.

— Возделывающий землю, значит?.. В каком звании?

Мужчина странно дернул головой и с нотками изумления ответил:

— Капитан.

Виктор подошел поближе и как–то странно повел рукой, на мгновение расфокусировав взгляд. Еще раз оглядел просителя (а кем еще он мог быть?) и задумчиво пробормотал:

— Спина?

Коротко глянул на пышущую здоровьем и неуемным любопытством соседку и опять разомкнул губы:

— Иди, Лида.

Недовольно поджав тонкие губы, главная активистка и общественница деревни резко развернулась и поплыла на выход, всем своим видом показывая — как не было, так и нету на свете людской благодарности. Нет, Лидия Ильинична запросто могла бы и поскандалить насчет того, что ее так бесцеремонно выставляют за порог, но именно в этом доме делать сие было весьма и весьма чревато. Ближайшая больница в пятидесяти километрах, и до нее еще и доехать надо, — а Николаич всегда под рукой. Отварчику даст, рукой поводит — болячки как не бывало! А если сам сделать ничего не может, так говорит об этом честно и к врачу направляет, причем его предварительный диагноз, сделанный без всяких там рентгенов и анализов, всегда подтверждался. Только последнюю пару месяцев он все чего–то не в духе… Нет, вообще–то и до этого мог так глазищами своими зыркнуть, что любой на месте обмирал, но теперь его взгляд и вовсе стало невозможно выдержать. Как–то еще молоко по деревне не скисает?..

Услышав тоненький скрип рассохшейся калитки, травник (по крайней мере, сам он предпочитал называть себя именно так) неслышно вздохнул и сел напротив нежданного гостя.

— Давно болит?

Капитан как–то рвано кашлянул, но ответил все же предельно спокойно:

— Два года.

— Встань. Повернись. Подними правую руку. Вот здесь и здесь у тебя немеет и перехватывает. Верно? Садись.

Стряхнув руки, словно бы они побывали в воде, хозяин дома спокойно поинтересовался:

— А что говорит наша бесплатная медицина?

Медицина, как это ни удивительно, говорила исключительно матом. И капитан, в меру своих скромных сил и возможностей, постарался это доказать.

— Меньше экспрессии, молодой человек, меньше. Карточку не догадались с собой прихватить? Вот и славно. Так, что у нас здесь?

Видя, как обычный деревенский знахарь бегло читает мертвую латынь, написанную к тому же на редкость неразборчивым «врачебным» почерком, Георгий не выдержал:

— Прости… те. Кха! Скажи, отец. — В глазах военного мелькнул едва заметный отблеск надежды. — Мне можно помочь? — И, по–своему истолковав тягучее молчание, спокойно добавил: — Любую цену.

Виктор Николаевич мельком поглядел на гостя незваного и вернулся к пролистыванию весьма пухлой медицинской карточки, а капитану–мотострелку ничего не оставалось, кроме как терпеливо ожидать окончательного вердикта. Пять минут, десять… Чтобы хоть как–то отвлечься от тоскливой тишины, Георгий заскользил взглядом по книжным богатствам хозяина, все больше и больше удивляясь сельскому «экстрасенсу»: на слегка потемневших от времени полках спокойно соседствовали «Фауст» философа Гете и «Наука побеждать» генералиссимуса Суворова; самоучитель санскрита лежал на «Истории государства Российского»; краснел затертой обложкой «Большой анатомический атлас», оттеняя своим видом невзрачное, но не менее толстое издание «Месторождения Южного Урала». Коя, в свою очередь, совсем загородила собой «Занимательную химию» и еще какое–то пособие из разряда «сделай–ка, милок, все сам!».

С трудом оторвавшись от разглядывания всей этой пестрой книжной палитры, мужчина повернул голову обратно — и замер, наткнувшись на небольшой столик, на котором вальяжно возлежал дорогущий даже на вид ноутбук. Задумчиво помаргивал огоньками радиомодем, рядом с ним высилась немалая стопка дисков… Вот тебе и деревенский дедушка–пенсионер!