Ковчег Спасения - Рейнольдс Аластер - Страница 18

Сейчас буксиры летели обратно, набирая скорость, чтобы догнать «Ночную Тень», которая уже взяла курс на Материнское Гнездо. Когда ракеты-тягачи вернутся, можно считать, что операция завершена. Останется только разобраться с пленником. Впрочем, с этим можно не торопиться. Но эта Антуанетта Бакс… Какими бы мотивами она не руководствовалась, Клавейн не мог не восхищаться ее отвагой. Дело было даже не в том, что она умудрилась проникнуть вглубь зоны военных действий. Скорее его восхитила наглость, с которой Антуанетта проигнорировала предупреждение Демархистов. Потом ей хватило духу обратиться к Объединившимся… Ей должно быть известно, что она напрасно сотрясает эфир. Она нелегально проникла в зону конфликта и потому не имела никакого права на содействие, тем более со стороны военного корабля. Какой им резон тратить горючее и время и вытаскивать ее грузовоз из атмосферы? Кроме того, даже если Объединившиеся сохранят ей жизнь, ценой за это будет вступление в их ряды — а такая участь, как утверждала Демархистская пропаганда, была хуже смерти.

Нет. Если она в своем уме, то не рассчитывает на спасение. И все-таки сколько нужно смелости, чтобы просить о помощи!

Клавейн вздохнул, балансируя на грани отвращения к самому себе… И отдал мысленный приказ экипажу «Ночной Тени»: направить «плотный луч» в сторону терпящего бедствие грузовому судну.

Как только связь установилась, Клавейн заговорил вслух:

— Антуанетта Бакс?.. это Невил Клавейн. Я говорю с борта корабля Объединившихся. Как слышите?

Последовала пауза, потом пришел ответный сигнал — на редкость плохо сфокусированный. Голос Антуанетты звучал так, словно пришел с самого отдаленного квазара.

— С какой стати ты вдруг решил мне ответить, родной? Как я понимаю, чтобы я умерла спокойно?

— Мне просто любопытно, вот и все.

Он затаил дыхание, наполовину уверенный, что Антуанетта не ответит.

— Что именно?

— Что заставило вас просить о помощи Объединившихся. Или вас не пугает то, что мы с вами сделаем?

— Почему это должно меня пугать?

Ее безразличие не обмануло Клавейна.

— Как правило, мы придерживаемся одной политики в отношении пленных, Бакс. Они должны стать такими, как мы. И, как правило, становятся. После того, как вы окажетесь у нас на борту, мы вживим в ваш мозг свои имплантанты. Это вас не волнует?

— Знаете, мать вашу, что меня куда больше волнует? То, что я вот-вот впишусь, ко всем чертям, в эту сраную планету!

— Весьма разумная точка зрения, — улыбнулся Клавейн. — Я в восторге.

— Вот и славно. А сейчас… будьте так любезны, отвалите и дайте умереть с миром.

— Слушайте меня внимательно, Антуанетта. Вам кое-что надо сделать, и желательно побыстрее.

Похоже, она заметила, что его тон изменился, но в ее голосе по-прежнему звучало недоверие.

— И что именно?

— Прикажите вашему кораблю выслать мне свои чертежи. Мне нужны сводные данные по всем параметрам прочности несущих конструкций. Усиленные точки… и все такое. Если вы убедите его изменить окраску так, чтобы я увидел контуры максимального напряжения — еще лучше. Я хочу понять, где можно приложить нагрузку, не опасаясь, что ваш звездолет сложится в гармошку.

— Простите, но мне уже ничем не поможешь. Вы слишком далеко. Даже если развернетесь прямо сейчас… все равно не успеете.

— Поверьте, еще не все потеряно. А сейчас передайте данные, пожалуйста… или я дам волю своим инстинктам, и это будет не лучшее, что можно сделать.

Некоторое время она молчала. Клавейн ждал, нервно почесывая бороду — и наконец вздохнул с облегчением: «Ночная Тень» подтвердила получение данных. Очистив сообщение от нейровирусов, Клавейн впустил информацию в свое сознание. Все, что нужно было знать о грузовозе, расцвело у него в голове, вписанное в кратковременной памяти.

— Большое спасибо, Антуанетта. Все будет просто чудно.

Он послал команду одной из ракет-тягачей, и та, резко развернувшись, помчалась обратно к Мандариновой Грезе — любого пассажира, который находился внутри, во время такого маневра просто размазало бы по стенкам. Клавейн отменил все внутренние ограничения, связанные с безопасным режимом. Он оставил лишь одно условие: сохранить запас горючего для возвращения на «Ночную Тень».

— Что вы делаете? — спросила Антуанетта Бакс.

— Развернул тягач. «Шершень» прикрепится к корпусу вашего корабля и вытащит его в открытый космос, из поля притяжения Мандариновой Грезы. Потом он слегка подтолкнет вас направлении Йеллоустоуна, но после этого, боюсь, вы будете предоставлены самой себе. Надеюсь, вы сможете привести в порядок свой токамак, иначе будете очень долго добираться до дома.

Казалось, смысл его слов доходил до нее целую вечность.

— И вы не собираетесь брать меня в плен?

— Не сегодня ночью, Антуанетта. [11] Но если вы еще раз мне попадетесь… честное слово, я вас убью.

Клавейн произнес это без малейшего удовольствия — просто надеялся, что угроза вернет ей чувство реальности. Он прервал связь прежде, чем она успела ответить.

Глава 4

Женщина стояла у окна одного из зданий Кювье [12], столицы планеты Ресургем, отвернувшись от двери и сцепив руки за спиной в крепкий замок.

— Следующий! — произнесла она.

Дожидаясь, пока введут подозреваемого, она стояла неподвижно, восхищенно любуясь картиной за окном — картиной, которая потрясала своим строгим величием и грандиозностью.

Окна поднимались от пола до потолка, наклоняясь наружу. Правильные шеренги административных зданий расходились во всех направлениях — гигантские кубы и прямоугольники, которые громоздились друг на друга. Безжалостно прямолинейные, они вызывали чувство сокрушительной согласованности и соподчиненности — волноводы, созданные для того, чтобы уничтожающие малейший проблеск веселья или воодушевления.

Ее офис — крошечная клетка в огромном организме Дома Инквизиции — находился в перестроенной части Кювье. Исторические документы — сама Инквизитор не присутствовала при этих событиях — свидетельствовали о том, что здание было возведено примерно в той самой точке, где террористы Движения «Праведный Путь» привели в действие свое первое взрывное устройство. Оно было величиной с булавочную головку и с зарядом в две килотонны — не самое мощное из того, с чем приходилось сталкиваться Инквизитору. Но она полагала, что главная сила оружия не в самом оружии, а в том, как его применяешь.

Террористы применили его не самым разумным образом, и результат получился довольно скромным.

— Следующий… — повторила Инквизитор, на этот раз немного громче.

Дверь открылась на ширину ладони, и она услышала голос охранника, который стоял снаружи:

— На сегодня все, мадам.

Конечно, дело Иберта было последним в стопке.

— Спасибо, — ответила Инквизитор. — Я полагаю, вы не слышали ничего нового о расследовании по делу Овода?

В голосе охранника появился оттенок смущения — похоже, он решил, что совершает передачу информации конкурирующему департаменту правительства.

— Как я понял, мужчину отпустили после допроса. У него железное алиби, хотя пришлось немного постараться, чтобы вытянуть из него эту историю. Что-то такое… был с женщиной, которая не являлась его женой… — охранник пожал плечами. — Обычная ситуация.

— И обычные меры убеждения. Представляю: несколько прогулок вниз по лестнице… головой вниз. И ничего такого, что могло бы привести к Оводу.

— Они не ближе к его поимке, чем вы к поимке Триумвира. Прошу прощения… Вы знаете, что я имею в виду, мадам.

— Да-а… — уклончиво протянула она.

— Что-нибудь еще, мадам?

— На сегодня все.

Дверь со стуком захлопнулась.

Женщина — официально Инквизитор Вуалюмье — вновь перевела взгляд на город. Дельта Павлина уже опускалась к горизонту, окрашивая фасады зданий разнообразными легчайшими оттенками оранжевого и ржавчины. Она любовалась городом, пока не опустились сумерки, а в памяти возникали картины других городов. Город Бездны — и еще более ранние, Окраина Неба. Сумерки были тем временем, когда она окончательно определяла, нравится ей это место или нет. Внезапно она вспомнила, как вскоре по прибытии в Город Бездны спросила человека по фамилии Мирабель, как ему здесь нравится. Ему нравилось в Городе Бездны, хотя он родился на Окраине Неба. Еще он сказал, что научился привыкать к любому месту. Тогда она усомнилась в этом, но, в конце концов, Мирабель оказался прав. Правда, она поняла это лишь со временем, будучи вырванной из Города Бездны, когда начала оглядываться назад с чувством, напоминающим нежность.