Космический Апокалипсис - Рейнольдс Аластер - Страница 61

И все же флакон оказался на месте. Маленькое чудо.

Внизу сановники и священнослужители входили в амарантянский город, медленно направляясь к центральному храму. Обрывки их разговоров достигали слуха Силвеста вполне отчетливо, хотя за то короткое время, пока они находились в зоне слышимости, он успевал понять лишь одну-другую пару слов. Сам он стоял в нескольких десятках метров над ними на балюстраде, выстроенной уже людьми. Она была вделана в черную стену, которая, подобно половинке яичной скорлупы, охватывала весь город.

Это был день его свадьбы.

Он многократно видел храм в компьютерных изображениях, но сам так давно здесь не был, что почти позабыл, насколько храм огромен. Это был странный, но всегдашний эффект работы с компьютерными моделями — как бы точны они ни были, исследователь никогда не мог отделаться от мысли, что это все же не реальность. Сейчас Силвест стоял под крышей храма и смотрел вверх, где в сотнях метров над головой сходились угловатые каменные арки, и не чувствовал ни головокружения, ни страха, что эта многовековой древности конструкция прямо сейчас рухнет ему на голову, а испытывал в это второе за свою жизнь посещение Погребенного Города унизительное чувство собственной незначительности. Яйцо, в котором покоился Город, было само по себе абсурдно колоссально, но оно по крайней мере являлось произведением вполне распознаваемой зрелой технологии, хотя Преобразователям этот факт заблагорассудилось игнорировать. Город же, заключенный в яйце, выглядел как продукт горячечного воображения фантаста пятнадцатого века. Особенно поражала крылатая фигура, стоявшая на шпиле. Чем дольше он смотрел, тем сильнее ему казалось, что все это существует ради одной цели: отпраздновать возвращение Отверженных.

Во всем этом не было никакого смысла, но зато эти мысли позволяли отвлечься от предстоящей церемонии.

Чем больше он смотрел, тем более понимал, вопреки своему первому впечатлению, что эта крылатая фигура — и вправду амарантянин, точнее, гибрид амарантянина и ангела, которого скульптор изваял с глубоким пониманием (скорее даже ученого, чем художника) того, что влечет за собой появление крыльев. Увиденная глазами, лишенными оптических устройств Силвеста, которые давали возможность фокусировать расстояния, эта фигура, как бы ни шокировала такая мысль, представляла собой крест. При увеличении же крест превращался в амарантянина с мощными распростертыми крыльями. Цвета побежалости окрашивали эти металлические крылья в разнообразные оттенки, и каждое маховое перо горело на солнце своим собственным цветом. Как в любом изображении ангела, сделанном людьми, крылья не заменяли руки, а были третьей равноправной парой конечностей.

Только этот ангел был куда реальнее других изображений ангелов, которые приходилось видеть Силвесту. Он казался — хоть это и было абсурдом — анатомически верным. Скульптор не просто прилепил крылья, он слегка изменил физическое строение этого тела. Руки, предназначенные для работы, он опустил по торсу немного ниже, а также чуть удлинил. Грудная клетка стала шире, чем требовала норма, на ней доминировала похожая на ярмо мышечно-костная структура, раздвинувшая плечи. От этого «ярма» отходили крылья, что придавало фигуре почти треугольную форму, несколько напоминавшую воздушного змея. Шея существа была длинной, а голова — вытянутой, похожей на птичью. Глаза глядели вперед, хотя, как и у всех амарантян, бинокулярность зрения была ограничена. Тем не менее они были посажены в глубокие костистые глазницы.

Ноздри над верхней челюстью были широко раскрыты, будто для того, чтобы обеспечить дополнительный приток к легким воздуха, необходимого для работы крыльев. Но не все в фигуре казалось верным. Приняв, что масса тела этого ангела была равна массе тела среднего амарантянина, приходилось признать, что даже такие мощные крылья не могли обеспечить полет. Так зачем же они? Для украшения? Неужели Отверженные подверглись радикальной биоинженерии только затем, чтобы обременить себя чудовищно непрактичными крыльями?

Или у них была какая-то другая цель?

— Хотите передумать? — Силвеста силой вырвали из глубин его размышлений. Голос продолжал: — Вам все еще кажется, что это была неудачная мысль?

Силвест отвернулся от балюстрады, выходившей на Город:

— Кажется, для моих возражений уже поздновато.

— В день свадьбы? — Жирардо усмехнулся. — Что ж, вы еще не сели окончательно на мель, Дэн. В любой момент можете дать задний ход.

— И как бы вы к этому отнеслись?

— Полагаю, что очень плохо.

Жирардо был в накрахмаленной парадной одежде, щеки его слегка покраснели от несомых ветром песчинок. Он взял Силвеста под локоть и увел от перил. — Как давно мы с вами друзья, Дэн?

— Я не стал бы называть это дружбой. Скорее, взаимное паразитирование.

— Ох, да бросьте вы, — сказал с огорчением Жирардо. — Неужели вы считаете, что я хотя бы раз отяготил вашу жизнь за последние двадцать лет сверх необходимости? Думаете, я получал наслаждение, сажая вас под замок?

— Давайте скажем, что вы подходили к этой задаче не без некоторого энтузиазма.

— Только потому, что я заботился о ваших интересах.

Они сошли с балкона в один из низких туннелей, которые пронизывали оболочку вблизи города. Мягкое покрытие пола заглушало шаги.

— А кроме того, — продолжал Жирардо, — если вам самому это неясно, Дэн, в тот момент народ жаждал крови. Не посади я вас в каталажку, вас бы просто разорвали на клочки.

Силвест слушал и молчал. Многое из того, что говорил Жирардо, было верно на теоретическом уровне, но это вовсе не означало, что Жирардо руководствовался тогда именно этими мотивами.

— Политическая ситуация была в те времена куда проще. Ведь тогда у нас еще не было Праведного Пути, который сейчас причиняет нам столько неприятностей.

Они достигли шахты лифта и вошли в кабину, новую и чистую, как операционная. На стенах висели фотографии и рисунки, изображающие различные пейзажи Ресургема до и после природоохранных мероприятий, проведенных правительством. Среди прочих был и снимок Мантеля.