Космический Апокалипсис - Рейнольдс Аластер - Страница 33

— Кэлвин вряд ли будет обрадован, — сказал Грегори, управляющий спутником. — Но я полагаю, что отправлять тебя домой уже немного поздно.

Такие же разговоры имели место раза два-три за последний месяц, и Грегори, говоря о последствиях, каждый раз умывал руки. Теперь ему уже не надо было сопровождать Силвеста через все эти трубы-туннели к тому месту, где содержали Существо.

— Не стоит беспокоиться, Грегори. Если отец будет к вам приставать, скажите ему, что я приказал вам показать мне, что тут у вас и как.

Грегори высоко поднял брови, что означало насмешку и удивление.

— А разве не это ты делаешь в данную минуту, Дэн?

— Я просто стараюсь поддержать дружеские отношения.

— И совершенно напрасно, мальчуган. Всем нам было бы куда лучше, если бы ты прислушался к указаниям отца. При тоталитарном режиме по крайней мере знаешь, чего от тебя требуют.

Потребовалось целых двадцать минут блужданий по туннелям, ведущим к «ободу» колеса, чтобы миновать научные отделы, где группы мыслителей — людей и машин — безостановочно бились над главной загадкой Странников. Хотя СИИС установил свои базы мониторинга у всех ныне известных Завес, большая часть информации перерабатывалась и хранилась вот тут — возле Йеллоустона. Именно здесь создавались невероятной сложности теории, здесь они проверялись на фактах, которых было мало, но которые игнорировать было нельзя. Ни одна теория не протянула больше нескольких лет

Место, где содержалось Существо, представляло собой хорошо охраняемую пристройку к ободу колеса. Кубатура была выделена щедро, хотя ничто не давало повода думать, будто получившее ее Существо может оценить этот дар. Это Существо — этого бывшего человека — звали Филипп Ласкаль.

Сейчас у него бывало сравнительно мало посетителей, а в первые дни после его возвращения от них не было отбоя. Интерес снизился сразу же, когда выяснилось, что Ласкаль не может сообщить своим инквизиторам не только ничего важного, но и неважного — тоже. Но, как вскоре выяснил Силвест, тот факт, что все перестали интересоваться Ласкалем, лично для него был весьма выгоден. Хотя редкие — раза два в месяц — приезды Силвеста, казалось, также были явно недостаточны, чтобы наладить какой-нибудь контакт между ним и тем Существом, которым стал Ласкаль.

Помещение, отведенное Ласкалю, представляло собой садик под искусственным темно-синим небом. Здесь даже дул ветерок, покачивая колокольчики, свисавшие с ветвей искривленных деревьев по краям садика.

Были в саду и дорожки, и каменные горки, и холмики, и шпалеры, и прудики с золотыми рыбками Все это создавало своего рода лабиринт, и, чтобы обнаружить Ласкаля, нужно было затратить не менее минуты с хвостиком. Существо всегда пребывало в одном и том же состоянии: голым или полуголым и изрядно грязным, причем пальцы у него постоянно были измазаны во все цвета радуги мелками или пастелью. Силвеста обычно бросало в жар, когда он видел на вымощенной камнем дорожке рисунки Ласкаля. Это были или сложные симметричные узоры, или попытки подражания китайской или санскритской письменности, причем найти знакомые буквы или иероглифы было невозможно. Иногда то, что видел Силвест, чем-то напоминало символы математической логики или теории графов.

Затем, спустя какое-то время, Силвест сворачивал за угол и находил там Ласкаля, занятого или изображением новых рисунков, или тщательным стиранием старых Его лицо было абсолютно неподвижно и крайне напряжено необходимостью концентрировать внимание на работе. Точно так же напрягались и мышцы тела. Иногда они казались одеревеневшими. И все это происходило в полной тишине, нарушаемой лишь слабым позвякиванием колокольчиков, шепотом воды и царапанием мелков по камню.

Сил вест иногда часами ждал, чтобы Паскаль хотя бы обратил внимание на его присутствие, что, впрочем, выражалось лишь в том, что он медленно поворачивал лицо в сторону Силвеста и тут же возвращался к своей работе. Но в это мгновение происходило и еще что-то: казалось, что оцепенение мышц слабеет, а на лице проступает призрак улыбки. То ли улыбка гордости, то ли усмешка, то ли что-то недоступное разуму Силвеста.

А потом Паскаль снова возвращался к своим мелкам. И ничто не говорило, что он — человек — единственный человек — единственное разумное существо, — которое встретилось со Странниками и вернулось назад живым.

— В любом случае, — сказала Вольева, жадно гася выпивкой жажду, — я не думаю, что это будет просто, но и сомнений в том, что я отыщу волонтера, у меня тоже нет. Я уже дала объявление и указала наше следующее по плану место назначения. Что касается работы, там сказано лишь, что человек должен иметь вживленные датчики.

— Но ты же не возьмешь первого попавшегося?

— Конечно, нет. Хотя они и не будут об этом знать, но я отсею всех кандидатов, у которых нет военного опыта. Я вовсе не хочу, чтобы мой новобранец сломался при первом же намеке на опасность или чтобы он отказался подчиняться дисциплине. — Она уже начала расслабляться и постепенно избавлялась от воспоминаний о Нагорном. На маленькой сцене выступала девушка с золотым обручем, через который она прыгала, сопровождаемая бурей спиралевидно мечущихся лент. Музыка Вольеву не слишком интриговала, но было что-то математически завораживающее в этой музыке, что на какое-то время победило предвзятое мнение Вольевой. — Я уверена в успехе, — сказала она. — Проблемой может быть только Саджаки.

В это мгновение Хегази кивнул на дверь. Яркий дневной свет заставил Вольеву прищурить глаза. В дверях стоял человек, чья мощная фигура величественно рисовалась на фоне солнечного дня. Человек был одет в черное пальто, свисавшее ниже колен, и в шлем странной формы, который солнечный свет превратил в подобие нимба. Его профиль казался разрубленным по диагонали длинной полированной палкой, которую он сжимал обеими руками.

Комузо вступил во тьму зала. То, что выглядело деревянным мечом кендо, оказалось всего лишь бамбуковой шакухачи — традиционным музыкальным инструментом. С хорошо отработанной быстротой вошедший сунул флейту в футляр, который тут же скрылся среди складок плаща, затем с аристократической медлительностью снял свой плетеный шлем. Лицо комузо было видно плохо. Набриолиненные волосы, гладко зачесанные со лба, собирались сзади в серповидную косичку. Глаза скрыты за стеклами очков с выпуклыми стеклами. Такие носят наемные убийцы. Видимо, они были приспособлены для видения в инфракрасном свете, а потому зал с его мрачным красным освещением был виден ему хорошо.