Город бездны - Рейнольдс Аластер - Страница 102

Как только фуникулер погасил огни и начал подниматься, возвращаясь в Кэнопи, я побежал.

Он не спеша полз вверх, похожий на темное пятнышко в молочных лучах левитирующих прожекторов, а навстречу, точно рой светляков, двигались другие машины. Нет, они не стали спускаться прямо ко мне — это было бы неинтересно, — но явно направлялись в мою сторону.

Игра началась.

Я бежал со всех ног.

Район Малча, где меня оставил мальчуган-рикша, действительно можно было назвать «скверным», но здесь было еще хуже. Место казалось настолько обезлюдевшим, что язык не поворачивался назвать его опасным. Правда, это не касалось ситуации, когда ты участвуешь в ночной охоте в роли добычи, причем не по доброй воле. На нижних уровнях — ни одной искорки света. Пристройки, которые гроздьями облепили здания, являли картину полного запустения и казались ветхими и неприступными. Наземные дороги были не в пример хуже тех, по которым я проезжал прежде. Скрученные и покрытые трещинами наподобие засохшей тянучки, они то и дело обрывались прямо над затопленными пропастями — или просто погружались в них. Было темно, и мне приходилось постоянно смотреть себе под ноги.

Уэверли оказал мне услугу, убавив перед посадкой свет в кабине, поэтому мои глаза успели привыкнуть к темноте, но особой благодарности я почему-то не испытывал.

Я бежал, время от времени оглядываясь через плечо. Фуникулеры опускались за соседние здания. Теперь машины были достаточно близко, чтобы я мог разглядеть их пассажиров. Поначалу я почему-то решил, что охотиться за мной будут только знакомая мне пара. Оказывается, я ошибался. Если я правильно понял, по законам сети те двое всего лишь подыскивали очередную жертву, а я по счастливой случайности оказался неподалеку.

Неужели мне предстоит умереть таким образом? На войне я десятки раз оказывался на волосок от гибели. Десятки раз я оказывался на волосок от смерти, работая на Кагуэллу. Рейвич пытался убить меня как минимум дважды, и оба раза почти добился успеха. Любая из этих встреч со смертью могла закончиться для меня не столь удачно, но я, по крайней мере, воздал бы должное искусству противника. Вступая с ним схватку, я делал свой выбор, а значит — принимал как должное любой исход боя, в том числе и неблагоприятный.

Но на этот раз ничего подобного не было.

Для начала надо найти убежище. Вокруг множество зданий, и проблема состоит лишь в том, чтобы проникнуть в одно из них. Правда, там я буду несколько ограничен в перемещении. Но пока я остаюсь снаружи, у моих преследователей есть все шансы меня пристрелить. К тому же меня не оставляла мысль, что стены здания будут экранировать излучение имплантированного передатчика. И еще я подозревал, что охотники не горят желанием завершить игру, схватившись со мной врукопашную — скорее они предпочтут стрелять в меня с приличной дистанции. Что ж, буду рад разочаровать их, даже если это подарит мне хоть несколько минут.

Собрав все силы, я по колено в воде побежал к ближайшему зданию — постройке с гофрированными стенами, которая вознеслась на семьсот-восемьсот метров прежде, чем мутировать и пустить побеги в Кэнопи. На уровне улицы этот дом пострадал куда сильнее остальных и напоминал дерево, в которое когда-то попала молния. Я разглядел множество отверстий — от неглубоких вмятин до дыр, которые достигали мертвой сердцевины постройки. Возможно, через них я смогу попасть внутрь и добраться до верхних уровней.

Ослепительный голубой луч скользнул по пустынным развалинам. Присев так, что поток воды скрыл меня по плечи и, задыхаясь от невыносимой вони, я подождал, пока прожектор сделает свое дело. Потом я услышал голоса — они напоминали тявканье шакалов на случке. Между ближайшими зданиями черными пятнами замелькали силуэты. Орудия убийства — из числа разрешенных по правилам Игры — не мешали охотникам жестикулировать, подзадоривая друг друга.

Несколько одиночных выстрелов — и со стены здания в воду посыпались осколки затвердевшей каменной кладки. Очередной луч света принялся обшаривать стену буквально в паре дюймов у меня над головой. Я был изнурен борьбой с грязным потоком, дыхание вырывалось из груди с хрипами, похожими на выхлопы неисправного двигателя.

Сделав глубокий вдох, я погрузился в воду.

Разумеется, я ничего не видел, но это было полбеды. Двигаясь наугад, я принялся ощупывать пальцами стену здания, пока не обнаружил край отверстия. Под водой до меня опять донеслись звуки выстрелов, сопровождавшиеся всплесками. Меня затошнило. Но тут я вспомнил улыбку человека, из-за которого я оказался в плену. Он умрет первым, затем Фишетти и Сибиллина. После этого я убью Уэверли и разберу эту Игру на мелкие винтики.

Именно в этот миг я понял, что ненавидел этих людей больше, чем Рейвича.

Впрочем, он тоже получит свое.

Все еще стоя на коленях под водой, я покрепче ухватился за края отверстия и протиснулся внутрь здания. Я пробыл под водой несколько секунд, не больше. Но в этот момент я пережил такой всплеск гнева и облегчения, что едва не завопил, когда воздух хлынул мне в легкие. Однако я ограничился судорожным вдохом, чтобы ничем не выдать свое присутствие.

Найдя относительно сухой выступ, я выкарабкался из темной воды. На нем я пролежал довольно долго, пока дыхание не восстановилось, и в мозг не стало поступать достаточное количество кислорода — достаточное для того, чтобы размышлять, а не просто поддерживать во мне жизнь. Снаружи послышались голоса и выстрелы, на этот раз громче прежнего. Сквозь проломы в стенах внутрь то и дело врывался голубой луч, вызывая резь в глазах.

Когда снова стало темно, я огляделся и кое-что увидел.

Оно было очень тусклым — по большому счету, я вообще не должен был его видеть. Правда, я читал, что сетчатке человеческого глаза достаточно двух или трех фотонов — при условии достаточной чувствительности. Я слышал о солдатах с необычайно острым ночным зрением — и даже встречал таких. Они старались проводить как можно больше времени в темноте, чтобы «не потерять форму».

Но я такими способностями не обладал.

То, что я увидел, было лестницей — вернее, скелетом того, что когда-то было лестницей. Спиральный каркас с ребрами перекладин достигал площадки, а затем снова тянулся вверх, к неровному пятну бледного света, на фоне которого превращался в неясный силуэт.