Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Рождение и гибель цивилизаций - Кваша Григорий Семенович - Страница 33


33
Изменить размер шрифта:

Так слились воедино личная неприязнь автора к некоторым знакам, революционная неприязнь к дореволюционному прошлому всего народа, тупиковость и вневременность самой мистической стихии. И все же хочется еще раз повторить: именно мистическая первая фаза «заваривает» тот «бульон», в котором произрастает будущее. Причем не столько даже ближайшее будущее (вторая и третья фазы), сколько будущее далекое, чудесное, то есть четвертая имперская фаза и следующие за ней долгие фазы какого-нибудь стабильного ритма, восточного или западного. А потому есть смысл из первой фазы сразу перекинуться в четвертую фазу Одна беда — четвертая фаза в последнем имперском цикле еще не случилась, а потому приходится еще дальше отступить в прошлое и пронаблюдать чудеса четвертой фазы Третьей России, благословенных времен Екатерины II Великой.

Вы заметили, как часто в разговорах о политике, да и обо всей сегодняшней жизни, стали использоваться слова «спектакль», «театр», «сцена» и т. д.? То говорят, что мы играем в демократию, то в патриотизм, то изображаем действо под названием «Смутное время», то рубим окно в Европу на манер Петра 1. Опереточные путчи, драматические штурмы, театральные выборы… Раньше было хуже: больше крови, меньше еды и уж совсем никакой свободы. Однако никто ничего не замечал или делал вид, что все нормально. Теперь все на виду, все мы на сцепе. Что не заметит телевидение, то опишут в газетах, а потому можно оставить суровую сдержанность былых времен и заламывать руки по каждому поводу. Впрочем, театр — явление многообразное. И в любой момент вместо рыданий могут начаться танцы и песнопения. Итак, спектакль длиной в 36 лет начался, исполнители мы все, зрители — весь мир, в первую очередь Европа (будут аплодировать, частично от неоправдавшихся страхов) и Америка (будут свистеть от неоправдавшихся надежд на свою гегемонию). Пока спектакль находится в стадии рассаживания но местам, шуршания бумажками и покашливания, а потому обратимся к аналогичному спектаклю 230-летней давности.

Безусловно, это были блестящие времена (1761–1797), и блеск их, как И положено четвертым фазам, был избыточный, не подкрепленный общемировой расстановкой сил. Изумительно бескровный переворот (1762) с множеством картинных жестов, невероятные военные победы, съедение Польши на глазах завороженной Европы, казнь Пугачева и т. д. Каждый выбирал себе роль по душе: Екатерина играла роль просвещенного монарха (друга Вольтера), Радищев играл роль революционера (очень хвалил Вашингтона), Пугачев играл роль царя Петра, Потемкин строил деревни и мнил себя великим полководцем.

Ну а для структурного гороскопа самое главное заключалось в том, что в этой театральной жизни заглавные роли должны были играть логические знаки (Петух, Бык, Змея). Причем, как мы с вами договорились, главенствует все же открытый знак, то есть Петух, будь он хоть сто раз инфантильным и ни на что не годным в реальной жизни знаком. В конце концов его дело прокукарекать, а там хоть и не рассветай. Памятуя о том, что это 144-летие (1653–1797) посвящено было военным проблемам, стоит в первую очередь искать военную гениальность. С этим все в порядке: гениальный Петр Румянцев (Задунайский, 1725–1796), блистательный Алексей Орлов (Чесменский, 1737–1808), адмирал Григорий Сниридов (1713–1790) — все Змеи; создатель черноморского флота Федор Ушаков (1745–1817), будущий победитель Наполеона Михаил Кутузов (1745–1813), подавивший пугачевщину генерал-аншеф Петр Панин (1721–1789) — все Быки. Однако над всеми этими великими и не очень стоит величайший Александр Суворов (1729–1800), может быть, во всей прошлой и будущей истории не имеющий себе равных. Разумеется, Суворов родился' в год Петуха (по уточненным данным «Военно-исторического журнала»).

Политическая мощь тогдашней России связана с именем Екатерины II (1729–1796). Она тоже Петух, по в женском варианте, а стало быть, знак волевой, а не логический. Должен был быть у нее предтеча, учитель, подготовивший ее к наступлению петушиного времени. Конечно же, это Алексей Бестужев-Рюмин (1693–1766, в «Гардемаринах» его играет Е. Евстигнеев). В аппаратные времена Елизаветы он приближал новые времена, как Андрей Сахаров (1921–1989) нашу и свою победу в 1989 году. Оба они работали на старую власть, один канцлером, другой создателем бомбы, оба были сосланы, оба воспитали новую власть.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

В идеологии свой Суворов — это Александр Сумароков (1717–1777). Дворянин, адъютант самого Алексея Разумовского, казалось бы, ни с того ни с сего начинает сочинять любовные песни, создает драматические произведения. Может, именно Сумароков первый в России смог перейти ту грань, за которой начинается уже чисто светское искусство. Кстати, Сумароков еще в елизаветинские времена выступал на стороне оппозиционной придворной группы, ориентировавшейся на будущую императрицу Екатерину II. В начале царствования Екатерины II литературная слава его достигает зенита Лучшие его комедии написаны в 70-е годы (1772–1774). В переводе па сегодняшние даты это 2000–2002 годы. Сумароков известен как основатель классицизма.

Разумеется, продолжатели дела становления светского искусства сплошь Быки и Змеи. Непосредственный продолжатель, например, Михаил Херасков (1733–1807, поэма «Росс и яда», 1779). Продолжатели в широком смысле — два титана, которые в наше время (не знаю, как сейчас) даже попали в школьную программу: Денис Фонвизин (1745–1792) и Александр Радищев (1749–1802).

Фонвизин после «Бригадира» (1770-й — 9-й год фазы — идеологическое решение) более десяти лет не обращался к драматургии: все силы писатель отдавал политике, государственным делам. Лишь в 1781 году был завершен «Недоросль» (второе идеологическое решение). Через год Фонвизин увольняется со службы. Это тот самый 20-й год фазы, о котором уже говорилось (Л. Толстой, Мандельштам, Булгаков, Галич, Солженицын). До третьего идеологического решения (1793) Фонвизин не дожил один месяц.

Радищев встретил четвертую фазу 12-летним мальчиком. Кстати, именно от Змей (родившихся в 1977 году), встретивших 1989 год, стоит ждать наибольших талантов и полного расцвета к 24-му году фазы (2013). Ну а Радищев к 24-му году фазы уже написал оду «Вольность» — первое русское революционное произведение. А па 29-м году (1790) появляется «Путешествие из Петербурга в Москву». Последовал арест и суд. Смертную казнь крамольному автору на десять лет ссылки заменила сама императрица. Так он сыграл роль революционера, а она — гуманистки. Истинная же роль Радищева, думается, все же не в политической сфере, а в литературной. Не будем забывать, что Змея — один из самых плодотворных литературных знаков. И слава русской литературы (Гоголь, Достоевский) во многом связана именно с этим знаком.

Ну а в остальном это время мало знакомо нам. Кто, например, такой Михаил Щербатов (1733–1790)? Историк, публицист, идеолог корпоративных интересов дворянства, он тоже написал «Путешествие…», но только «…в землю Офирскую», а кроме того, еще и «Историю Российскую с древнейших времен». Может быть, он, а не Радищев, был главным лицом той эпохи. А ведь были еще Иван Елагин (1725–1794) и Владимир Лукин (1737–1794), тоже зачинатели новой литературы, только рангом чуть ниже, ученые Дмитрий Аничков (1733–1788) и Николай Курганов (1725–1796), философ Яков Козельский, Семен Десницкий и многие другие. Именно они открыли дверь в то пространство, где вскоре появятся Пушкин, Лермонтов, Грибоедов, Гоголь.

Нынешним Петухам и Змеям в пушкинское пространство уже хода нет, они откроют новое. Потом в это пространство придут новаторы (2029–2065) и укажут в этом пространстве столбовые дороги, дадут имена новым явлениям мировой культуры, родившимся на пересечении науки, религии и искусства.

Однако вернемся в екатерининские времена. Тогда еще никто не ведал, что начинается нора великой русской литературы, ее золотой век. Все были уверены, что наступает золотой век театра. Собственно, и Сумароков, и Фонвизин старались-то в основном для театра. Театр был воистину идефикс всей страны (читай — дворянства) и том 36-летии. Все буквально бредили театром. И тут опять не обошлось без великого Петуха. При желании его можно даже поставить впереди Сумарокова или Бестужева: речь о Федоре Григорьевиче Волкове (1729–1763). И про-жил-то всего 34 года, и в своей фазе был всего два года, а во многом определил все ее течение. Имя его ни мало ни много «отец русского театра» (В. Белинский). Под его «бешеный» темперамент писал роли Сумароков. Волков примыкал к дворянской оппозиции и участвовал в свержении Петра III. Был он человеком, по мнению многих, выдающимся по всех смыслах, что, скажем прямо, ирису те деятелям театра не во все времена.

Каким титаном мог бы стать, а умер от простуды! В который раз убедишься, что Петухи, как и их зоологические братья, зарю встречают, а там уж пусть другие ковыряются. Но и за это — слава Петуху! В 1770–1780 годы уже идет театрализация всей страны, что, поверьте, тогда было просто чудом: страна-то совсем темная была.

Выводов и морали не будет, как и прогнозов. Пофантазируйте сами! Ну а необходимые для расчетов Петухи-предтечи перед нами: Андрей Сахаров (1921–1989), Борис Стругацкий (1933), Геннадий Хазанов (1945), Юрий Никулин (1921–1997), Марк Захаров (1933), Никита Михалков (1945). Ну и, конечно, с нетерпением ждем Петухов нового призыва.

(«Театральная жизнь». — «Зазеркалье», 1995, № 33)