Майами - Бут Пат - Страница 34

— Ах, мистер Россетти, как замечательно, что вы приехали, да так быстро; приветствую вас тоже, сеньора Файнстайн, из высоко ценимой нью-йоркской фирмы Фогеля, Сильверберга и сотни других асов вашей профессии… — Он засмеялся, чтобы показать, что чувствовал себя как дома в этой ситуации. Адвокат был одет в дорогой, блестящий костюм, его аккуратные, маленькие усики кое-где сверкали сединой, зубы слегка пожелтели от курения целыми днями гаванских сигар.

— Ну, это очень печальный день для всех нас, и, конечно, в основном для сеньорины Родригес. Ужасная трагедия… — Юрист подкрепила свои слова соответствующей интонацией.

После ее слов Лайза не сумела подавить рыдания. Она закрыла лицо руками и выглядела несчастной. В душе она была-таки в сумятице, поэтому сама не могла сказать толком, были или нет ее слезы показными. Она совершила это деяние. Проткнула наполненную гноем рану своей ненависти, а теперь обнаружила, что облегчение смешивалось с незнакомой формой боли. Она вспоминала мать. Ее ужасное предательство по отношению к отцу Лайзы, черствое безразличие к судьбе дочери было стерто бойней, которую устроила сама Лайза. И осталась только кровь, которая была гуще, чем слезы. Она выросла в животе своей матери. Она была частью ее, даже когда ненавидела, а ведь бывало и счастье в те далекие времена… пляж, Рождество, диснеевские дни ее детства, прожитого в Южной Флориде. Вспоминались теперь, когда ее не стало, и другие вещи. Ее горячо любимый отец обожал свою жену, и ему хотелось, чтобы она была счастлива, ухожена… и в безопасности. Что он мог почувствовать на своих райских холмах, когда взглянул вниз и увидел, какую жуть натворила дочь?

От замешательства слезы хлынули еще сильней, и мысли запрыгали в мозгу Лайзы. Это не было чувством вины, если быть точным. И даже не сожалением. Это было другое, жуткое осознание того, что понятия «правильно» и «неправильно» могли как-то относиться к ее ущербной, но триумфальной жизни, незнакомое чувство, что, вероятно, существуют принципы, более важные, чем победа, борьба и обретение своего собственного пути.

Она сморгнула слезы и огляделась вокруг, по-прежнему хитрая и проницательная, даже в моменты душевной сумятицы. Этим тонким, возвышенным чувствам нельзя позволять сломить ее. Она все еще находилась в смертельной опасности. Вещи, казалось, шли нужным путем, однако любое промедление перед предъявлением обвинения… апелляция в высшие инстанции, решение полиции о доследовании… окажутся сокрушительным ударом по ее карьере. Что-либо меньшее, чем полное оправдание, может стать для нее катастрофой. Поэтому она на всякий случай и прибегала к слезам, к печали, которая не на все сто процентов была суррогатом. Ей казалось это наиболее разумным.

Полицейский выступил с сообщением.

— Я полагаю, что должен заявить для протокола следующее. Мой отдел получил возможность подвести итоги данного дела. Мы рассмотрели возможность того, что это не был несчастный случай.

Он сделал паузу.

Рыдания Лайзы усилились. Хосе глядел на нее так, будто видел лицо Девы Марии. Даже Арагон-папа, который, в конце концов, имел одинаковые с сыном гены, казалось, был тронут ее отчаянием.

— Однако мотивов мы не обнаружили. И мы располагаем показаниями единственного свидетеля, мистера Хосе де Арагона, человека, семейство которого является столпом добропорядочности в нашем обществе. И кроме того, нам известен характер самой мисс Родригес, персоны, которую Майами всегда с гордостью считала своей землячкой… — Он сделал паузу, оглядел присутствующих, стараясь увидеть эффект от сказанного. Все закивали. Сахарный барон подсчитывал в уме, на какую сумму потянет благодарность. Арагоновский юрист сиял. Лайза казалась поглощенной тяжестью личной драмы.

— Итак, позвольте мне сообщить вам, что, посовещавшись с медицинской экспертизой и с прокурором штата, мы пришли к выводу, что это трагический случай, в котором мы не усматриваем ничьей вины, и я могу лишь от себя добавить, как глубоко сожалею, что это ужасное происшествие имело место.

Что ж, пора выносить шампанское, подумал Джонни Россетти. Вспыхнуло всеобщее ликование. Воздух нагрелся. Воцарилась атмосфера взаимных поздравлений. Лишь Лайза, казалось, отгородилась от всего, и Джонни вынужден был с восхищением признать, что она великолепно это сыграла. Еще никогда она не казалась такой ослепительно красивой. Видение контракта с Уитни вспыхнуло перед его мысленным взором. Голос в его мозгу сказал совершенно ясно: «Пять миллионов долларов».

Лайза встала. Она тяжело вздохнула и вздрогнула. Улыбка пробилась сквозь слезы, словно теплое солнышко после холодного дождя. Она повернулась к капитану, начальнику отдела «Убийства». Она знала, чего от нее ждут. Настало ее время совершить свою часть неписаной сделки, которая только что была заключена.

— Позвольте мне сказать слова благодарности, от всего сердца, нашему замечательному департаменту полиции Майами и особенно капитану Эрнандесу, который работал так упорно и внимательно, проводя это расследование, и который тем не менее всегда держал себя по-рыцарски, был мягок и внимателен все эти ужасные часы. Я вернулась в Майами, потому что всегда его любила и люблю, потому что тут живут такие замечательные люди, как вы, капитан…

Капитан Эрнандес сиял, словно один из таинственных источников света у президента. Через некоторое время ему предстояло выступить в паре местных программ новостей. «Геральд» хотела дать его снимок в профиль. Другие ходили кругами возле него, как акулы. Уже звонили, прощупывая ситуацию, из «Эн-би-си. Ночные новости». Впрочем, капитан Эрнандес действительно вел себя по-рыцарски, мягко и внимательно к Лайзе Родригес, потому что с самого начала усмотрел в этом деле однозначную возможность прыгнуть на ступеньку вверх по служебной лестнице. «Майор Хуан Эрнандес, человек, который умеет держаться в центре внимания, hombre, который знает, как обращаться с леди, обожаемой всей испанской Америкой. Избиратели этого не забудут, не забудет этого и майор, который всегда помнил, что избиратели этого не забудут. Конечно, в безупречно правильном мире расследование не должно было заканчиваться так быстро. Однако торговцы всегда бывают замешаны в наркобизнесе, а жена торговца всегда соучастница. В бумагах Эрнандеса происшествие числится, как „несчастный случай“… а это, пожалуй, и был несчастный случай… с какой стороны на него ни взглянешь».

— И мне хотелось бы также сказать слова сожаления и извинения очень милому мальчику, который попал во всю эту историю не по своей вине, и… и… Хосе, благодарю тебя.

Она улыбнулась ему. Он послал в ответ взгляд, полный рабского обожания. Лайза чувствовала себя уже лучше, угрызения совести, если это были они, побледнели. Черт с ними. Это был ее вечер. Все статисты подыграли ей, как и всегда. Она выиграла, а победа делала всю тяжелую работу, борьбу и боль стоящими того. Жирный полисмен сделает себе карьеру на ее славе. Избалованный, богатый щенок получит шанс хвастаться своим внукам, что общался с супермоделью, и все это ценой какой-то вшивой лодки. И даже его отец, украдкой бросающий на нее взгляды, в чем-то наберет свои очки. Лайза может поспорить на свой месячный доход, что лощеный миллиардер позвонит ей через неделю, будет говорить о яхтах, самолетах и долгих уик-эндах у «Картье». Однако Лайза еще не закончила. Ей еще нужно продолжать свою месть.

Потому что в другом конце помещения восседал дорогой старина Джонни. Он не насиловал ее в ванной, но зато посадил ее на кокаин, когда ей было четырнадцать, а когда она торчала от кокаина, перевел на героин. Он держал ее за руку и показывал, как ширяться, а когда она тащилась от принятой дозы, он фотографировал ее, выделывающую такие странные вещи, что хоть включай их в учебник по сексуальным извращениям, который она как-то читала. Она уцепилась за край пропасти, несмотря на его старания, удержалась и кирпичик за кирпичиком выстроила свою колоссальную карьеру, пока не стала недосягаемой ни для кого, пока не оказалась в безопасности, благодаря своим деньгам и славе.