О магах-отступниках и таинственных ритуалах - Звездная Елена - Страница 50

Удивленно взглянула на Дастела, тот пояснил:

— Почерк. Присмотрись, его перо трижды дрогнуло при написании твоего имени, а все остальное выведено идеально… Что странно, так как лорд Эксаэш Веридан в редкие дни способен писать четко, обычно у него рука подрагивает, и вот то, что наблюдается в твоем имени, характерно часто для всего послания. Здесь же… В итоге я согласен с Дагасом — это не наши отправили.

Мне, помнившей все слова лорда Гаэр-аша, верилось в это с трудом.

— Да и не стали бы наши, — добавил Норт, — не посмели бы.

Молча вернула ему свиток, вновь взяла книгу.

Посмели, не посмели, а лично я сейчас находилась в крайне неприятном положении, и чувствовать себя разменной монетой мне не нравилось вовсе.

— Риюш, — Норт встал передо мной, прислонившись к краю стола, и едва я на него взглянула, сказал, — все будет хорошо.

Волны спокойствия, исходящие от некроманта, укрепляли веру в его слова. И мне хотелось верить, искренне хотелось, но…

— Я знаю, что у этой проблемы есть решение, — твердости, правда, в моем голосе не было, — я восстановлюсь и повторю эксперимент с переплетением Амаэ и Тхен. Думаю, что сработает, просто тогда что-то пошло не так. И я…

Норт протянул руку, погладил по щеке и молча отошел. Я была благодарна ему за это, но еще больше обрадовалась, когда подошел Гобби.

— Возьмешь стул? — спросила, возвращаясь к чтению.

Гоблин обошел стол, принес стул, на котором вчера я сидела, пододвинул к моему, сел рядом.

Я же в этот момент читала;

— Эсса нгобере эйша, — и шепотом тут же перевела, — яд, вплетаемый в кровь.

— Ыы! — привлек мое внимание Гобби.

Затем взял со стола бумагу и карандаш и написал:

«Мысль».

— Эсса? — переспросила я. — Нет, яд.

Зомби отрицательно покачал головой и написал:

«Ты воспринимаешь на слух, при произношении они похожи, но мысль — „эсса“, а слабый яд „эса“».

В этот момент я почему-то даже не задумалась, откуда Гобби знает язык вечных. Меня напрягло другое — что если я и в других местах ошиблась.

— Так значит «эсса нгобере эйша» — мысль, вплетаемая в кровь? — уточнила я.

Гобби кивнул. Затем написал:

«Твоя кровь измененная».

— Это я уже знаю, — ответила грустно.

«И продолжает меняться, — добавил гоблин. — Мертвые чувствуют».

У меня внутри все похолодело. Невольно поежившись, я огляделась — Норт и Дан накрывали на стол, Эдвин развешивал повсюду искрящиеся кристаллы, у него это выходило здорово — подвесит на острие меча, меч поднимет и цепляет кристалл на стеллажи, так чтобы повыше. Ему помогал Пауль, смешно попискивая, прыгая по стенам и поправляя кристалл, если тот зацепился плохо. Салли бегала по столу, проверяя температуру блюд — подбежит, притронется лапкой, а дальше по обстоятельствам — или подогреет, или дальше побежит. И на душе как-то светлее от этой такой уютной и дружеской атмосферы стало.

Гобби же снова начал писать, и я прочла:

«Я встречал людей с измененной кровью — ты не такая. У тебя осмысленный взгляд, ты отрицаешь мысль о смерти».

— Не поняла, — прошептала я.

«Измененная кровь. Кровь — жизнь. Меняют кровь — исчезает желание жить».

— Откуда ты знаешь? — не удержалась я.

«Помню…»

Гобби неожиданно сгорбился, а потом продолжил:

«Помню лес, помню юношу, который со скалы сошел в низ. Даже не прыгал — подошел к обрыву и шагнул в пропасть. Помню язык вечных и много иных языков, иногда обрывками приходят воспоминания о доме — серая стена пещеры и теплые руки мамы… Не хватает тепла, постоянно холодно. Помню, как умирал, потому что холодно стало именно тогда».

Я протянула руку, осторожно коснулась его ладони, хотелось хоть как-то поддержать.

«Но воспоминания возвращаются, — вновь стал писать Гобби. — С каждым днем все больше, я помню, что ходил гордо, помню, что много писал, помню, что должен был совершить что-то важное. Очень важное… но умер. И даже когда умер, это не завершенное дело не давало погибнуть моему сознанию, оно умирало медленно. Очень медленно… А потом пришла ты, и запах твоей крови пробудил его снова. Я хотел есть, очень, но чувствовал, что тебе нужно помочь. Подавил голод. Много раз вспоминаю тот момент, твои глаза, запах крови, от которого озверели все, чье сознание погибло… А я проснулся, вынырнул из небытия».

Зомби остановился, а затем быстро приписал:

«Рик говорил о тех измененных умертвиях, что гнались за тобой. Кто-то знает о крови, Риа, знал, что орки начнут меняться только рядом с тобой. Для кого-то ты опасна».

Тяжело вздохнув, я тихо сказала:

— Мне нужно понять, что с моей кровью, нужно найти информацию и…

«Здесь не будет», — написал Гобби.

— Почему? — я действительно удивилась.

«Вечные готовы на все, чтобы уничтожить то, что неизведанно. Я думаю, они не знают, что в тебе, и боятся. Вечные опасаются неизвестности».

Из всего этого я не могла понять одного:

— Чем я могла помешать вечным?

Гобби взял листок со стола, а после торопливо написал:

«Я тоже постоянно думаю об этом. Смотрел твое расписание — раньше вы ходили в лес с группой. Ты сражалась с умертвиями, шесть практических занятий было по успокоению. Значит, о тебе знали и не трогали. Ты не мешала тогда. Все изменилось после Мертвых игр».

Написал и стер.

А после его мертвые, чуть фосфоресцирующие как у неупокоенной нежити глаза, с тревогой посмотрели на меня. Я так же напряженно смотрела на Гобби. Зомби кивнул и написал вновь:

«Кто-то готов на все, чтобы ты не попала на Королевские Мертвые игры. И петля сжимается, раз они уже и до Гаэр-аша дошли, и про заговор рода Дастел Веридан знают. Риа, откажись. Пусть сражаются Эдвин и Культяпка».

Нервно кусая губы, я взглянула на Гобби, после на надпись, снова на умертвие и отрицательно покачала головой.

«Риа, тебя убьют. Они подобрались слишком близко, и они предпринимают все более решительные действия!» — нервно написал Гобби.

Выдохнув, я едва слышно ответила:

— Для того чтобы тебя оживить, нам нужно попасть или в момент магического боя, причем не на жизнь, а на смерть, или на Мертвые игры. Только в момент азарта или под угрозой смерти маги перестают контролировать поток энергии, передаваемый их мертвым бойцам. Иначе никак. Даже если я уговорю Дана, Эдвина, Норта и Рика, смешав потоки, отдать тебе, это не сработает, пойми, разница будет как между костром и лесным пожаром. А для возвращения твоей жизни нужна и вовсе доменная печь.

Гобби устало покачал головой и написал:

«Это не стоит твоей жизни, Риа».

— Если я хотя бы не попытаюсь, я буду сожалеть об этом весь остаток своих дней, — честно призналась я Гобби и, улыбнувшись, добавила: — Считай что ты мой самый главный эксперимент.

Умертвие нахмурилось, а после приписало:

«Это ты так сама перед собой оправдываешь то, что заботишься обо мне?»

И я подумала, что нет, перед собой не оправдываю. Гобби стал мне очень близок, и я считаю, что должна сделать все, чтобы вернуть ему жизнь. Как минимум потому, что кроме меня на это вряд ли кто еще решится.

Но ответила:

— Для себя у меня другие оправдания.

В этот момент Дан позвал:

— Риа, ты скоро?

Мое умненькое умертвие глянуло на меня и торопливо вывело:

«Я могу переписать нужную информацию из книги».

Но я уже тоже склонилась к мысли, что здесь ничего не найду. Мне нужен тайник дяди Тадора, все его записи, схемы, дневники наблюдения за объектом, то есть мной. Впрочем, даже это уже не имело большого значения, мне хватило двух моментов, сказанного лордом первым советником: «Месть утратила для тебя смысл», и поведанной Гобби информацией о людях с измененной кровью. И, возможно, кто-либо другой сочтет меня идеалисткой, но мне этого было достаточно, чтобы увериться — Тадор любил меня. Для меня важно в это верить, действительно важно.

«Нужна информация о Тадоре», — внезапно написал Гобби.

Я отрицательно покачала головой, мне хватило того, что о нем говорил дознаватель Нардаш, я не хочу знать больше. Для меня дядя Тадор навсегда останется светлым, добрым, любящим и честным человеком. Потому что со мной он был именно таким. А все иное… Обо мне Нардаш тоже был невысокого мнения, но в его словах не имелось и капли правды.