Труды. Джордано Бруно - Бруно Джордано - Страница 35

Спрошенный: - Какого взгляда держался относительно чудес, деяний и смерти Христа и рассуждал ли когда-либо по этому предмету в противоречии с католическими установлениями?

Ответил: - Я всегда держался взгляда, которого держится святая матерь католическая церковь. О чудесах я говорил, что они являются свидетельством божественности, но большим свидетельством являются, по-моему, евангельские установления, так как сам Господь сказал о чудесах: “И большие сих сотворят”. По этому предмету мне приходилось высказываться, что и другие могли совершать чудеса, например апостолы, творившие их силой Христа. Таким образом, чудеса Христа, апостолов или святых были одинаковыми в том, что касается их внешнего действия. Различие же заключается в том, что Христос творил их собственной силой, а апостолы и святые - чужой силой. Поэтому я полагал, что чудеса Христа были божественными, истинными и действительными, а не мнимыми. С никогда не говорил, не верил, не думал ничего противного этому взгляду.

Ему сказано: - Рассуждали ли вы когда-нибудь относительно таинства святой обедни и неизреченного пресуществления тела и крови Христа, совершающегося под видом хлеба и вина? Какого мнения держались об этом установлении и во что верили?

Ответил: - Относительно таинства обедни или таинства пресуществления я никогда не высказывался иначе, как в соответствии с тем взглядом, которого держится святая церковь. Я всегда думал и верил, и теперь думаю и верю, что хлеб и вино реально и субстанционально пресуществляются в тело и кровь Христа, как учит Церковь. Я не посещал обедни лишь из страха перед запрещением, наложенным на меня отлучением, ибо, как уже сказано, я был отступником. Однако я обычно присутствовал на вечернях и проповедях, оставаясь вне сонма священнослужителей. И еще в последнюю четыредесятницу я посещал церкви св. Иоанна и Павла и св. Стефана. И если в течение многих лет я находился в общении с кальвинистами, лютеранами и другими еретиками, из этого не следует, что я сомневался в пресуществлении и таинствах алтаря или держался их мнений относительно других таинств. Когда мне случалось впасть в грех против веры, я всегда по доброй воле признавался в нем перед самим собой, хотя меня никто не упрекал. Я никогда ни с кем не рассуждал относительно тех мнений, которые изложил раньше. Что же касается в общении с еретиками в чтениях, беседах и диспутах, то я всегда ограничивался обсуждением философских предметов и не допускал, чтобы они вступали со мною в беседы по другим предметам. Кальвинисты, лютеране и другие еретики хорошо это понимали, они считали меня философом и видели, что я не соглашаюсь с ними и не касаюсь их мнений. Они скорее предполагали, что у меня нет никакой религии, чем думали, будто я верую в признаваемое ими учение. Они полагали так на основании того, что я, живя в разных странах, не общался с ними по вопросам религии и не присоединялся ни к одной из их религий.

Спрошенный: - Не высказывал ли мнения, противоположного тому, которое сейчас изложил, именно, не говорил ли, что Христос был не Богом, а обманщиком, совершал обманы и потому легко мог предсказать свою смерть? К тому же он показал, что умирает не по доброй воле?

Ответил: - Меня удивляет, как могут задаваться подобные вопросы, ибо никогда не держался такого мнения, не говорил ничего подобного и не думал ничего, отличающегося от того, что сказал сейчас относительно личности Христа. Я считаю о нем истиной то, чему учит святая матерь Церковь.

И когда он это говорил, то сильно опечалился и многократно повторял:

- Не понимаю, как можно предъявлять мне подобные обвинения.

Ему сказано: - Рассуждали ли вы относительно воплощения слова и какого взгляда держались о рождестве указанного Слова от Девы Марии?

Ответил: - Я признавал, что оно зачато от Духа Святого, рождено от Приснодевы Марии. И если обнаружится, что я думал и высказывал что-либо противное, то обрекаю себя на всяческое осуждение.

Ему сказано: - Известно ли вам, какое значение имеет и какое действие оказывает таинство покаяния?

Ответил: - Мне известно, что таинство покаяния установлено для очищения нас от грехов. Я никогда не высказывался по этому предмету и всегда держался взгляда, что умерший в смертном грехе подлежит осуждению.

После допроса сказал: - Прошло уже приблизительно шестнадцать лет с тех пор, как я в последний раз явился к духовнику, за исключением двух случаев. Однажды я был у какого-то иезуита в Тулузе, другой раз - в Париже, тоже у иезуита. Однако я обращался к монсиньору епископу Бергамо, тогдашнему нунцию в Париже, и дон Бернардино Мендоза и сообщал им свое намерение вернуться в монашество, чтобы покаяться.

Они сказали, что не могут дать отпущения, так как я - отступник и не смею присутствовать при богослужении. Ввиду этого я не мог исповедываться и бывать у обедни. Однако я всегда питал намерение добиться снятия отлучения, чтобы жить по-христиански и в монашестве. Совершая какой-либо грех, я всегда просил прощение у Господа Бога и охотно исповедывался бы, если бы имел возможность. Что касается этого таинства, как и всех остальных, то я ни в чем не сомневался и твердо держался взгляда, что нераскаянные грешники обречены на осуждение и пойдут в ад.

Ему сказано: - Убеждены ли вы в том, что души бессмертны и не переходят из одного тела в другое, как по имеющимся сведениям, вы говорили?

Ответил: - Я держался и держусь мнения, что души бессмертны, представляют собой подлинные существа, самостоятельные субстанции, т. е. интеллектуальные души. Говоря по католически, они не переходят из одного тела в другое, но идут в рай, чистилище или ад. Однако я обдумывал это учение с точки зрения философии и защищал тот взгляд, что если душа может существовать без тела или находиться в одном теле, то она может находиться в другом теле так же, как в этом, и переходить из одного тела в другое. Если это неверно, то, во всяком случае, весьма правдоподобно и соответствует взгляду Пифагора.

Ему сказано: - Занимались ли вы богословием и изучали ли католические установления?

Ответил: - Немного, так как я всецело отдавался философии, которая была моим основным занятием.

Ему сказано: - Осуждали ли вы богословов и их мнения, говоря, что их учение есть суета, и высказывая другие, подобные же оскорбительные суждения?

Ответил: - Говоря о богословах, которые толковали и толкуют Священное Писание согласно установлениям святой матери Церкви, я высказывался о них только с одобрением. Если же я говорил с осуждением о ком-либо из них в отдельности, то имел ввиду лютеранских богословов или других еретиков. Что же касается католических богословов, то я всегда высоко ценил их, в особенности Святого Фому. Я всегда имел при себе его творения, читал и изучал их и продолжаю высоко ценить и теперь.

Ему сказано: - Кого вы считаете еретическими богословами?

Ответил: - Всех тех, кто занимается богословием, но не соглашается с римской церковью, я считал и считаю еретиками.

Ему сказано: - Читал ли книги подобных еретических богословов и какие именно?

Ответил: - Я читал книги Меланхтона, Кальвина, Лютера и других северных еретиков. Но я делал это не для того, чтобы усвоить их доктрину, и не потому, что ценил их. Я полагал, что они невежественны, по сравнению со мною. Я читал их из любознательности и держал у себя эти книги, ибо заметил, что в них разрабатываются и излагаются предметы, противоречащие католической вере и отвергающие ее. Точно так же я имел у себя книги других осужденных авторов, например Раймунда Луллия, как и другие, впрочем, посвященные философским предметам.

После допроса сказал: - Я осуждаю названных раньше еретиков и их учение, ибо они заслуживают названия не богословов, а педантов. Что же касается церковных католических докторов, то я держусь о них подобающего мнения и уважаю их, в особенности святого Фому. Как я уже говорил, я ценю его и душевно люблю. В подтверждение своих слов сошлюсь на книгу под названием “О монаде, числе и фигуре”, где на листе или странице 89 с похвальбой отзываюсь о св. Фоме. Если угодно, можете посмотреть.