Тачанка с юга - Варшавер Александр - Страница 26

— А ну, брось! — строго прикрикнул Борода. — Занимайся своим делом! — Пастух, однако, продолжал тащить лошадей и громко кричал. На его и бабьи крики к нам со всех сторон бежал народ.

Между тем, почти все стадо уже прошло. Борода несколько раз хлестнул сибирок, но они не в состоянии были сбросить пастуха, повисшего на оглобле, и лишь вставали на дыбы.

— Стреляй над головой! — по-французски скомандовал Борода. Я выстрелил из карабина. Пастух опустил оглоблю и упал, сибирки рванулись, и тачанка, подскочив два раза левой стороной, вынеслась за околицу. Позади кричал пастух. К нему бежали несколько мужиков. Один из них держал обрез.

Вспомнив наставление Бороды, я прицелился, стараясь, чтобы пуля легла около ног вооруженного дядьки, и выстрелил. Дядька бросился в сторону, к куче хвороста, и оттуда тотчас же раздались два выстрела.

— Чего там у тебя? — не оборачиваясь, крикнул Борода.

— Тут один дядько баловался с обрезом, — ответил я.

На бешеном галопе сибирки вынесли нас в поле. Когда деревня скрылась за пригорком, Борода, лукаво улыбаясь, спросил:

— Как, палка-махалка, не сдрейфил?

— Нет, товарищ начальник, — бодро ответил я. — Вот только стрелять при такой тряске трудно. — И, вспомнив про пастуха, спросил: — Как вы думаете, мы его не раздавили?

— Навряд ли. Тачанка легкая. Разве что кони копытом ударили… Да и то — куда попали! Меня кони раз десять били — и, как видишь, живой.

Уже порядком стемнело. Место было открытое, дорога просматривалась не более чем на полверсты.

Борода остановил тачанку, слез, поправил что-то в сбруе и стал прислушиваться.

— Вроде, позади скачут, — сказал он. — Ты ничего не слышишь?

Как я ни напрягал слух, ничего, кроме пофыркивания наших лошадей и дальнего крика какой-то ночной птицы, не слышал.

Кирилл Митрофанович присел на корточки, снова прислушался и уверенно подтвердил:

— Да, палка-махалка, три или четыре коня скачут. — Он сел на облучок, разобрал вожжи и подхлестнул сибирок. Галопом мы миновали небольшое спящее село.

— Хутор Посуньки, — определил Борода. — Сейчас будет лес, а от него до города восемнадцать верст. Только бы избавиться от попутчиков!

Но позади уже отчетливо слышались крики и конский топот. Можно было разобрать отдельные слова.

— Не уйти нам, Саня, — сказал Борода, — кони у них посвежее наших. Придется принимать бой.

— Я готов, Кирилл Митрофанович!

Борода перевел сибирок на шаг. Мы проехали с полсотни шагов, когда совсем рядом, из темноты, раздался злорадный голос:

— Поймались, комиссары!

— Не подъезжай близко! — тотчас же крикнул Борода. — Буду стрелять!

— А, боишься, собака! — заорали бандиты. — Слазь с брички! — На нас посыпались угрозы и отборная брань.

— Не зевай, Саня, управимся! — ободрил Борода. — Их человек пять-шесть.

Справа и слева у дороги зачернели кусты. Мы въехали в лес. Борода передал мне вожжи, велел отъехать шагов на сто и подождать его, а сам спрыгнул с тачанки и мгновенно исчез среди деревьев. Я стегнул сибирок, и тотчас же над моей головой засвистели пули. В ответ прозвучали выстрелы из кольта и оглушительно разорвалась граната.

Я стал ждать Кирилла. Тревога моя росла с каждой секундой. Я напряженно вглядывался в темноту, стараясь определить, где находится Борода, но ничего не видел. И кольт его почему-то молчал. Зато бандиты стреляли беспрерывно.

Вдруг совсем близко хлопнул выстрел, и я увидел бегущего человека. Он тяжело дышал.

— Саня, это я! Гони! — Подбежав, Борода вскочил на тачанку. — А ты, палка-махалка, отъехал не на сто, а на все триста шагов. Еле добежал! — задыхаясь говорил Борода. — Давай мне вожжи и следи за дорогой да постреливай, отпугивай их.

Тачанка вынеслась на открытую местность, и в это время, как назло, из-за леса показалась луна. Теперь мы стали отличной мишенью, и бандиты немедленно воспользовались этим: со стороны опушки часто-часто застучали выстрелы. По вспышкам я определил, что стреляют человек пять.

Между тем сибирки начали выдыхаться: уже ни свистом, ни кнутом их нельзя было перевести на галоп.

— Эх, нам бы еще версты две, — сокрушался Кирилл, — есть там лесок подходящий, я бы их еще попридержал!

Пули засвистели еще чаще и пронзительнее, что-то ударило по кузову тачанки, правая сибирка захрипела и стала падать. Борода соскочил на землю и бросился к ней, а мне закричал;

— Чего спишь? Бей по дороге!

Я стал стрелять, целясь по вспышкам. Борода тем временем обрезал постромки и гужи. Лошадь упала, забилась на земле и затихла. Борода вздохнул:

— Жаль коняку. Авось на одной дотянем до леса.

Но эта одна везти не хотела, пугливо ржала, пыталась встать на дыбы. Тогда Борода повел ее под уздцы, а я, перебегая с места на место и отстреливаясь, следовал за ним.

Таким образом мы продвигались до тех пор, пока лошадь не успокоилась.

Наконец впереди затемнел лес.

У самой опушки Борода приказал:

— Дальше поедешь сам, а я постараюсь их задержать. Оставь мне карабин и патроны. А рассчитаться с Аркадьевым тебе хватит пистолета.

— Кирилл Митрофанович, как же вы один… Уж если погибать…

— Выдумал, погибать! Мы еще на твоей свадьбе погуляем!

«Борода шутит — значит, не так уж скверны дела», — подумал я.

Позади перестали стрелять, а на дороге замаячили три всадника и подвода.

— Попробуй, Саня, напоследок, — сказал Борода. — Может, свалишь одного, все мне легче будет!

Я долго ловил на мушку расплывающиеся на дороге силуэты. Выстрел. Застучав по дороге, подвода понеслась в нашу сторону, но неожиданно свернула в поле, и в наступившей тишине до нас донеслись громкие стоны и брань.

— Наверно, возницу зацепил, — сказал Борода и подсадил меня на тачанку. — Ну, друг, поезжай! Как доберешься, — сразу к Яну. Доложи обстановку. Только приказ помни, палка-махалка. Если что… — Он легонько сжал мое плечо и очень тихо, словно стесняясь, что его услышит Аркадьев, добавил: — Ты уж прости меня, Александр, что втравил тебя в это дело. Что ж поделаешь, если работа у нас такая. Бывает и хуже.

Я не находил слов, чтобы ответить, — таким тяжелым и неожиданным было для меня расставанье с Кириллом и такой страшной виделась дорога: один, без друга, а рядом — враг.

Чуткий Борода словно угадал мои мысли и подбодрил:

— Не дрейфь, палка-махалка, все обойдется. Езжай прямо, нигде не сворачивай.

Я отъехал несколько метров и услыхал голос Кирилла:

— Так держать!

14

Сколько времени я добирался до города и что перечувствовал, рассказать трудно. Позади мычал Аркадьев. Впереди был темный неизвестный лес… Я осуждал себя за то, что оставил Кирилла одного, хотя и понимал, что выполнял его приказ.

Стрельба за моей спиной то учащалась, то затихала. Изредка хлопали гранаты, и при каждом взрыве мне хотелось повернуть назад, но вспоминал приказ: «Доставить или…» — и я нахлестывал обессиленную сибирку. Она все чаще останавливалась, тяжело поводя взмыленными боками. Тогда я сходил с тачанки и несколько десятков шагов тащил лошадь под уздцы. Стараясь, чтобы меня не слыхал Аркадьев, я тихо плакал от своего бессилия помочь Кириллу.

Наконец колеса тачанки застучали по булыжной мостовой. Я узнал район: сейчас будет городская свалка, бесконечный забор лесного склада, железнодорожный переезд и наши мастерские.

Неожиданно впереди выросла темная фигура с винтовкой.

— Стой! Кто едет?

— Это я, Саня!

— Какой еще, к черту, Саня? Пропуск! — Голос был чужой, и я с ужасом подумал: «Неужели тут, у переезда, бандиты?»

— Слезай, топай ко мне! — настаивал вооруженный и недвусмысленно щелкнул затвором.

Чтобы выгадать время, я сердито закричал:

— Не могу я слезть, конь понесет! Зови начальника. Браунинг я держал наготове, прижав к груди, чтобы караульный не видел его.

— Я тебе позову, черта твоей бабке… Слазь с брички! «Явно бандит! Наш сразу бы вызвал разводящего», — решил я и крепко стиснул пистолет. Но в это время из темноты послышался чей-то начальственный голос: