Зона бессмертного режима - Разумовский Феликс - Страница 41

– Да, занятная история, – одобрил Бродов, с уханьем зевнул, снял со своей кровати корзинку с капской и вытянулся на спине. – Слушай, Ахмад, а где ты так по-русски-то навострился? Учился, что ли, в Союзе?

– Э, Вася, это целая история. Расскажу – не поверишь, – усмехнулся Ахмад и действительно поведал историю преудивительную, если верить ему – сугубо автобиографическую.

В начале шестидесятых, когда советско-египетская дружба разгорелась не на шутку и вовсю шло строительство Асуанской ГЭС, ревнители социализма решили сделать финт ушами: показать всем этим империалистам, оппортунистам и реваншистам, что пролетарский интернационализм куда сильнее национальных пережитков. Для чего из СССР в Асуан был выписан инженер Кац, определен мастером на стройку и скреплен узами брака с некой Фатимой, очаровательной вдовой офицера безопасности, прострелившего себе голову в ожидании суда. В результате этого союза и родился Венечка-Ахмад, милое кучерявое созданье, уникум, чудо природы. Наполовину еврей, наполовину араб, истинное дитя социализма. Его показывали по телевизору, о нем писали в газетах, его баюкал на руках сам гениальный Насер, а когда он подрос – не гениальный Насер, а Венечка-Ахмад, – его дважды даже посылали в «Артек». Словом, спасибо тебе, родина, а также партия, за счастливое детство. А потом гениальный Насер умер, советско-египетская дружба кончилась, и пошли неприятности. Инженер Кац, оказавшись агентом Моссада, сбежал, мама Фатима разбилась в автокатострофе, и совсем еще несмышленый полуараб-полуеврей оказался в печальном одиночестве. Кому какое дело до выродка; что ему дитя греха, вовремя не забитый камнями еврейский недоносок. Все отвернулись от Ахмада, все – и отец-иуда, и отечество, и церковь, и люди, и родня… Все, кроме брата деда маминой сестры, великодушного и доброго Муссы. Сжалившись, он взял Ахмада к себе и, видит бог, вывел в люди, посвятил во все премудрости своей профессии. Научил, как ловить змей, как приручать, как дрессировать, как делать «мертвую петлю», «поцелуй Клеопатры», «жезл Соломона». А сам в конце концов не уберегся, сделал роковую ошибку и пал, как это случается с хауи, от точного укуса прямо в кровяное русло. Да примут по-братски его в свои объятья великий Аллах и премудрый Саваоф…

– Да, бедный, бедный дядя Мусса. – Ахмад запечалился, вытер глаза, пошмыгал массивным изогнутым носом. – Надо выпить водки, почтить его память. Пойдем, Вася, я угощаю.

Вот ведь, хоть и хауи, и наполовину араб, а все одно – в Льва Абрамовича. То у него денег нет, то он угощает. Не иначе как приподнялся за счет ремонта своей тачки. Точнее говоря, за счет русского Бродова.

Ладно, встали, собрались, пошли знакомой дорогой в кабак. Пельмени по-арабски по второму разу брать не стали – заказали, несмотря на вечер, шорбу[187] с курицей, рис с креветками, салат мешуйя[188] и графинчик водки. Вроде бы и харч был калорийным, и проклятая холодной, и обстановка располагающей, да только к концу трапезы Ахмад сломался. Снова выпал в пессимизм, сделался угрюм и принялся громко выражаться на языке своего папы из Моссада. Так что пришлось срочно затыкать его, эвакуировать в номер и кантовать на койку в горизонтальную позицию.

– Кишен мирен тухес[189], – буркнул он неизвестно кому, хмыкнул вывороченными губами, трудно перевернулся на бок и громко захрапел.

Носки его были мало что грязны – протерты на пятках, на спине линялой, словно жеванной, футболки издевательски желтела надпись «Чемпион».

«Здорово играет», – восхитился Бродов, сел, принялся работать извилинами. Только вот, похоже, правила игры изменились. Если там, в храме, его хотели тупо убить, то теперь, видимо, он нужен живым. Вернее, не он сам, его связи, скорее всего, Дорна. Хотя и не факт, может, этот Веня-Ахмад играет просто за другую команду. Ладно, дай-то бог приехать в Каир, а там поговорим. Расскажет все, что знает и не знает. Кстати, к вопросу об информации.

Он взялся за мобильник, потом за ноутбук, забрался в Интернет, затем в почтовый ящик. В ящике его ждало послание, увы, не от Рыжего, но и то хлеб. Оно было с вложением, безлико анонимным и озаглавлено по-простому, но с уклоном в кинематограф: «Информация к размышлению». И лаконичным до предела: «Не думай о мгновеньях свысока. Твоя Д».

«Уговорила, не буду. – Бродов усмехнулся, покачал головой, но, открыв файл вложения, сделался серьезен. – М-да».

Длинноногая девушка Дорна – а это, к гадалке не ходи, была она – прислала ему фотографию. На ней в приличном качестве и ярком цвете была увековечена афиша, восхвалявшая гения дрессуры, колосса заклинаний, друга и повелителя всех кобр Ахмада ибн Кабира. Хауи божьей милостью. Тут же был изображен и сам мэтр – мусульманин и исламист, крепко обнимающийся с королевской коброй. Та, зубастая и четырехметровая, была не в духе, араб – улыбчив, полон оптимизма и нисколько не похож на барыгу Льва Абрамовича. И уж тем паче на дитя греха, сына завербованного инженера Каца.

«Так, что и требовалось доказать», – мало чему удивился Бродов, стер послание, закурил и принялся резаться в стрип-покер. Только как-то вяло, без интереса, думая все время о своем. Собственно, чего тут особо думать-то? Он влез в дерьмо. В парное, дымящееся, по самое некуда. В пассиве – неопределенность, два жмура и араб с еврейской внешностью и кобрами, в активе – сам он, Свалидор и девушка-затейница с ногами и фигурой. Ох и девушка же. Красавица. Слабый, блин, пол. Похоже, читающая мысли, игнорирующая время и уже знающая наперед весь карточный расклад игры жизни. А может, и тасующая колоду. Нет, нет, с такой лучше играть в паре.

Впрочем, неизвестно, как относилась к картам Дорна, а вот компьютерная красавица раздела Бродова до трусов, с двусмысленными улыбочками добралась и до них и ласковенько так спросила:

– Еще?

Выглядела она потрясающе, словно в эротическом сне. Ноги от зубов, дивная фигурка, бюст такой, что на него можно положить пару-другую яблок. Смотрелась почти так же здорово, как девушка во плоти Дорна.

«Нет уж, на фиг», – вырубил красотку Бродов, глянул на часы и вдруг почувствовал, как завибрировал мобильник. Ну что, никак девушка Дорна, легка на помине?

Нет, это звонил Рыжий, злой, не в настроении, куда там королевской кобре.

– Это я, – буркнул он. – Второй вруби. – Подождал, пока Бродов включит скремблер, мрачно засопел и начал издалека: – Да, экзотично ты там отдыхаешь, командир. Ничего не скажешь. Может, хватит, а? Ехал бы ты домой.

– Да нет, здесь все здорово – море, воздух, онанизм укрепляют организм, – в тон ему хмыкнул Бродов, помолчал и взглянул в сторону Ахмада, общающегося с Морфеем. – Люди опять-таки, человеки. Дружественные и простые. До невозможности. Разговор у меня к ним есть. Приватный. По душам.

– Обожаю разговоры по душам, – сразу воодушевился Рыжий. – Может, мне приехать, а? Наших взять с собой с пол-отделения? Самых разговорчивых? Ух и побалакали бы.

– Да нет, пока не надо, – с ходу обломал ему весь кайф Бродов. – Думаю, управлюсь один, если что – снова позвоню. Кстати, как там мой привет? Пламенный и революционный?

– Ответ, наверное, уже пришел, – снова сделался мрачен Рыжий. – Прочтешь – будет не до смеха и не до разговоров по душам. В одиночку. Ну все, пока, жду звонка.

Он угрюмо выругался, вырубил связь, и Бродову его стало жаль – да, хуже всего для воина это неизвестность и пассивность. А с другой стороны, запускать Рыжего, да еще с пол-отделением наших в Египет никак нельзя. Не останется не то что туристов – пирамид со сфинксами не останется. А арабы на своей шкуре узнают, что представляет из себя свирепое монголо-татарское иго. Что там евреи. Евреи – это тьфу…

Впрочем, недолго Бродов жалел заместителя – соединился с Интернетом, открыл почту, принялся вникать в послание. Оно было составлено на славу, кратко, информативно, детально и убористо. Чувствовалось, что поработали профессионалы, и весьма неплохо поработали. Так вот, клинки на фотографиях, присланных Бродовым, были ритуальными, вне сомнения отравленными и принадлежали людям из Рифаи, тайного, глубоко законспирированного общества, возникшего примерно в одно время с легендарными ассасинами[190]. Зарождение его связывают с именем Абдула Абд ал-Расуда, знатока рептилий и змеиных ядов, долгое время учившегося у северо-африканских негров псиллов, больших спецов по части всяческой отравы[191]. Он сумел превратить свою организацию в настоящий орден наемных убийц. Настолько грамотно и хорошо законспирированный, что тех же ассасинов уже давно и след простыл, а вот Рифаи жива-живехонька и по сию пору. Немногочисленные свидетели рассказывают, что главное занятие в ней – это превращение змей и смесей ядов в невидимое орудие убийства. Все окружено страшной тайной, но тем не менее удалось узнать, что, услышав шум падающего метеорита, посвященные члены секты не мешкая подбирают его. Этот самый аэролит кладут рядом с каким-то другим неизвестным науке камнем, который, по-видимому, испытывает губительную силу первого. Затем они оба измельчаются в порошок, приобретающий запах, неощутимый для человека, но привлекающий змей, которые приползают со всех сторон и лежат словно очарованные вокруг приманки. Люди из Рифаи хватают их при помощи маленьких деревянных вил, сажают в горшки из обожженной глины и держат там для своих гибельных надобностей…