Зона бессмертного режима - Разумовский Феликс - Страница 33

«Да, дядя, дело твое в шляпе», – глянул на торговца Бродов, выписал вираж и принялся забирать левее, в импровизированный дворик, за каменную ограду высотой в человеческий рост. Здесь торжествовали хаос, живописный беспорядок, реставрационно-археологическая разруха – валялись камни, громоздились плиты, стояли статуи и фрагменты колонн. Антураж дополняли автомобильный прицеп, скудная растительность и софиты освещения, призванные и ночью являть развалины в их тысячелетней красе. Где-то впереди вонзалась в небо мечеть Абу-эль-Хаггава, стройная, как свеча[149], несколько правей и ближе к Бродову стоял строительный подъемный кран, а уже совсем неподалеку, вписываясь в ландшафт, лежал в развалинах тот самый храм – невзрачный и неказистый, но тем не менее так горячо любимый девушкой Дорной.

«Ну, значит, верной дорогой идем, товарищи». Бродов вытер пот, поправил сумочку, ступил на камни, еще помнящие Рамзеса Второго, и вдруг почувствовал, что пришел Свалидор. Мир вокруг сразу сделался другим – до предела ясным, предсказуемым, не замутненным пологом незнания и неопределенности. Словно незамысловатая пьеса, на которую смотришь из будки суфлера. Изменилось и время, сделалось пластичным, превратилось в патоку на стенке бидона. И стал виден нож, точнее, обоюдоострый здоровенный кинжал. Вида мерзкого, недоброго и зловещего, положительных эмоций не вызывающий. С в меру длинным, заточенным с обеих сторон клинком, с отполированной деревянной рукоятью, а главное, со множеством щербин и язв на лезвии, как видно, чтобы лучше удерживался яд. Да, тот еще ножик-режик, сразу чувствуется, не для хлеба – по мясу. К тому же еще и летучий, с ускорением, рассекающий воздух на бреющем в направлении горла Бродова. Собственно, не таком уж и бреющем, с этакой вялостью, ленцой, степенно и вальяжно. Словно при просмотре замедленного, снятого особой камерой кино. Того самого, волнительного, которое не для женщин и детей.

«Эх, хорошо, коровы не летают. – Бродов скинул сумочку, неспешно увернулся, посмотрел, как ножик высек искру из стены. – Ну, сейчас начнется». А откуда-то из-за камней уже вынырнули двое и молча на пределе скорости бросились к нему. Ну, это им казалось только, что на пределе скорости, – двигались они медленно и печально, словно в жидкой, очень плотной среде. Оба плотные, усатые, в пропотевших одинаковых футболках. И с одинаковыми, не по хлебу – по мясу, отравленными обоюдоострыми клинками. Все, шуточки закончились – Бродов превратился в Свалидора, бесстрашного, справедливого и неукротимого могущественного Стража Вечности. Мгновение – и череп одного из супостатов треснул, деформировался, вскрылся, как арбуз, и из ужасной раны вылез серо-розовый, похожий на рахат-лукум мозг. Второй нападающий от удара в живот выронил кинжал, согнулся в три погибели, изрыгнул кровь и бездыханным трупом встретился с землей, все внутри него превратилось в кашу. Аллес, финита, занавес, шопеновский марш. И сразу же мир для Бродова сделался привычным – ласково светило солнце, пыльно зеленела листва, в небе барражировал египетский ас на дареном, еще советском, МИГе. А на древних камнях, помнящих еще и Тутмоса Третьего, великого мудреца и воина, лежали два окровавленных, остывающих тела. Вот так всегда, наворочает Свалидор делов, и в кусты, а разбираться ему, Даниле Бродову. Впрочем, пока что ничего особо страшного не наблюдалось – все было тихо, мирно, безлюдно и пристойно. Однако же в любой момент гармония могла нарушиться, и, по идее, нужно было уходить, но Бродов, нагло искушая судьбу, решил не торопиться. Он вытащил цифровик, сделал пару снимков и, присев на корточки, прошелся по карманам убиенных. И сразу вспомнил, каким бывает страх – липкий, удушливый, парализующий рассудок. У одного из потерпевших он нашел фотографию. Узрел себя любимого во всей боевой красе, при форме, регалиях, погонах, орденах. Крупная такая фотография, впечатляющая, девять на двенадцать, словно только что вынутая из особого кармашка в папке с милым грифом «Совершенно секретно». И была она мало что качественной, матовой и сугубо героической, так еще и с надписью – хвала аллаху, что не дарственной, – на обороте, арабской вязью, хрен прочтешь. А Бродов даже и пытаться не стал, подхватил вещички, воровато оглянулся и в темпе вальса «С концами» резво подался прочь. На место встречи, которое изменить нельзя. Его переполняла сложная гамма чувств – от банальнейшего непонимания и искреннего любопытства до пламенного желания взять крепко за грудки загадочную девушку Дорну. Не в плане сексуальном – в плане познавательном. Какие книги, какие голоса, какая там к черту «Волга», какой Египет, какой Шумер, какие вооруженные арабы. И каким концом тут Свалидор. А? Однако же увы, увы, на месте Дорны не оказалось. Зато лежали в крови, в невзрачном виде и в уже знакомых футболках три тела, а также стояли в тихом ужасе с полдюжины любителей экзотики. Собственно, не в таком уж и тихом. Улыбчивые японцы, например, уже не улыбались, непутевого потомка грозных самураев оглушительно тошнило. Да, зрелище у колонны не радовало. У кого вырвана трахея, у кого разворочен живот, у кого от сильнейшего удара в лоб выскочили глаза. Да, что-то галантного рандеву не получилось.

«А ведь не складывается у меня отдых-то, второй день, а уже пять трупов. Что же будет дальше, ведь вояж-то двухнедельный? – Бродов тяжело вздохнул, резко отвернулся, посмотрел на дочь Японии, суетящуюся вокруг супруга. – Вот это я понимаю, да, настоящая подруга, с такой можно и в разведку. И почему это меня девушки хорошие не любят?»

В это время завибрировал телефон, звонила, как всегда в прекрасном настроении, веселая и отзывчивая девушка Дорна.

– Привет, как дела? Меня не жди, рандеву отменяется, небольшие издержки общения. Тут такие прилипчивые парни. Да ты, я думаю, уже с ними познакомился. Если хочешь жить – двигай в Каир. Боже упаси, не поездом и не прямо сейчас, сделай паузу. Скушай «Твикс». Ну все, я еще позвоню. Чао.

«Значит, небольшие издержки общения? – Бродов отключился, посмотрел на трупы, угрюмо покачал головой. – Да, а ведь не случайно две трети террористов – женщины». Он спрятал телефон, поправил сумку и, не теряя времени, пошел на выход. Прознают менты, закроют коробочку, начнут копаться в дерьме. А оно ему надо?

Гид, как и обещался, был на месте, у статуи Потрясателя Вселенной[150].

– Ноги моей больше здесь не будет, – с ходу сообщил ему Бродов, изобразил гнев, отвращение, ярость и тихую мужскую истерику. – У вас здесь в Египте такое, такое… И я говорю не про пирамиду. Все, к черту, к дьяволу, уезжаю в Европу. Пока, приятно было.

Данила сунул гиду, чтобы тот еще больше охренел, стодолларовую бумажку, похлопал по плечу и – ходу, ходу, ходу. Через необъятный двор, к громадинам пилонов, мимо бараноголовых сфинксов, на набережную, к Нилу. По пути он кинул взгляд на парковочную площадку, отыскал глазами красный минивен. «Счастливо оставаться, земляки, дай-то бог больше не увидеться». Ему не суждено было узнать, что сегодняшним вечером, переезжая через Нил, «мерс» вылетит на всем ходу на встречную, столкнется с фурой, взорвется, вспыхнет и изуродованным болидом спикирует с моста. А потом, уже спустя время, выяснится, что у него были надрезаны тормозные шланги[151].

Нет, ничего этого Бродов не знал – шел себе по набережной в направлении Луксора[152], бдел, крепил готовность, смотрел по сторонам и с практицизмом профи оценивал реалии. Да, Дорна совершенно права, сейчас необходимо взять тайм-аут. Те, кто так алчут его крови, наверняка уже взяли под контроль и железную дорогу, и автобусы, и все более или менее нормальные отели. Значит, надо не высовываться, изменить свой статус и плотно слиться с трудовыми, не избалованными роскошью массами. Пойти в египетский народ.