Княжна Джаваха - Чарская Лидия Алексеевна - Страница 25

Я не могу отдать себе отчета, сколько времени прошло с тех пор, как я, напуганная горным обвалом, упала без чувств на скользкую тропинку, – может быть, мало, может быть, много…

Когда я открыла глаза, грозы уже не было. Я лежала у костра на разостланной бурке… Вокруг меня, фантастически освещенные ярким пламенем, сидели и стояли вооруженные кинжалами и винтовками горцы. Их было много, человек двадцать. Их лица были сумрачны и суровы. Речь отрывиста и груба.

«Это горные душманы», – вихрем пронеслось в моей голове, и холодный пот выступил у меня на лбу.

Я боялась пошевельнуться… Пусть лучше сочтут меня мертвой – авось уйдут… и оставят меня одну.

– Эге, да мальчонка-то отошел, – услышала я грубый голос над собою и, открыв глаза, встретилась взглядом с высоким, мрачного вида горцем.

Он был одет в простой коричневый бешмет и черную бурку; за поясом у него болтались нарядные с серебряными рукоятками кинжалы и тяжелые пистолеты, тоже украшенные серебром и чернью. Кривая шашка висела сбоку…

– Небось душа ушла в пятки, признавайся, – продолжал горец, как бы забавляясь моим смущением, и потом спросил грозно: – Кто ты?

– Я – Беко, сазандар Беко… Я шел из Цвили и в горах заблудился… – пролепетала я.

– Есть у тебя деньги?

– Нет, господин, всего два абаза, данные мне добрыми господами в духане.

– Не велико же твое мастерство, мальчуган, если ты имеешь только два абаза за душою!.. Ты грузин?

– Я – алазанец.

– То-то… Ленивые животные эти грузины, а алазанцы и гурийцы[60] особенно. Солнце и небо за них… И виноград и кукуруза… Верно ли я говорю? – обратился он неожиданно к остальным.

– Верно, ага, – почтительно отвечали те.

– Ну ладно! Волею Аллаха нашли мы тебя, мальчуган, на тропинке, взять с тебя нечего… Не душить же тебя из-за твоих лохмотьев. Давай два абаза и проваливай к шайтану.

Я вскочила на ноги и, положив в протянутую ладонь монету, готова была уже скрыться, как вдруг неожиданно к самому костру подскакал всадник. Он ехал на горной белой лошадке, а другую держал на поводу. Это была высокая вороная лошадь, дрожавшая всеми членами… Приехавший горец, весь укутанный с головой в бурку, привязал свою лошадь к дереву и подвел вороного коня к самому костру… Я замерла от удивления и страха… Это был он, мой Шалый, мой верный конь, я его узнала! И, рванувшись вперед, я вскрикнула не своим голосом:

– Шалый!

Да, это был он – мой Шалый! Мой верный Шалый, мой друг и слуга незаменимый!

В ответ на мой отчаянный крик он издал продолжительное ржание. В минуту забыв все: и горных душманов, и опасность быть открытой, и мой недавний обморок, происшедший от горного обвала, и адскую грозу, и все, что случилось со мной, я повисла на его тонкой красивой шее, я целовала его морду, его умные карие глаза, шепча в каком-то упоении:

– Шалый мой! Родненький мой! Миленький!

Внезапно чей-то бешеный хохот, полный торжества и злобы, прервал мои излияния.

– Так вот где встретились! – услышала я между взрывами бешеного смеха.

Вскинув глаза на вновь прибывшего, я обомлела… Передо мой был Абрек!

Бурка упала с его головы. Яркое пламя костра освещало зловещим светом его торжествующее лицо.

С минуту он молчал, как бы наслаждаясь моим ужасом. Потом рассмеялся новым, уже тихим и торжествующим смехом, который еще мучительнее прежнего отдался в моем перепуганном сердце.

– Что ты, Абрек, – удивленно окликнул его высокий горец, – или шайтан вселился в тебя?

– Стой, ага! – внезапно оборвав смех, ответил тот и после короткой паузы спросил более спокойно высокого горца: – Знаешь ли ты, ага, кто этот сазандар?

– Нет, не знаю… Неужели ага Бекир, ваш вождь и начальник, может интересоваться нищим сазандаром? – надменно ответил тот.

– Слушай же, – снова произнес, не сводя с меня горящих глаз, Абрек, – это не сазандар, а дочь моего врага – русского генерала князя Джавахи-оглы-Джамата.

И, сказав это, он внезапно умолк, торжествующе обводя взглядом все собрание.

Настала зловещая тишина, такая тишина, что слышно было, как летучая мышь шелестела крыльями да капли дождя гулко падали на размякший грунт.

– Так это правда? – спросил тот, которого называли ага Бекиром, и мрачное лицо его еще больше нахмурилось.

– Не веришь! – рассмеялся Абрек и, неожиданно приблизившись ко мне, сорвал с моей головы папаху.

Пышные косы, прижатые крепко сидевшей на них шапкой, упали с темени и двумя черными змейками спустились вдоль спины.

В ту же минуту громкий и веселый смех нарушил тишину.

– Ай да мальчишка! Вот так сазандар! – хохотали душманы, оглядывая меня насмешливыми и зоркими глазами.

Между тем Абрек приблизился ко мне. Его лицо сияло какой-то сатанинской радостью:

– Слышишь ли ты, княжна Нина Джаваха! Я узнал тебя… Скажи же этому ага, моему начальнику, что Абрек говорит правду…

– Абрек говорит правду, – точно во сне пролепетала я, – Абрек говорит правду. Я – княжна Джаваха.

– Тем лучше, – вмешался ага Бекир, – если ты дочь русского генерала, мы сорвем с него большой выкуп.

– Выкуп? – прервал его Абрек, и лицо его перекосилось от бешенства. – Нет!.. Не вычеканили еще тех туманов, какими можно выкупить мою пленницу!.. У меня старые счеты с этой девчонкой.

И, обратившись ко мне, он проговорил торжественно:

– Помнишь ли ты, княжна, как ради драгоценностей старой княгини выдала ты верного слугу? Помнишь, как при всех назвала Абрека и предала его позору? Тогда он поклялся отомстить! Помнишь ты этот красный рубец на моей щеке? Помнишь ли, княжна Нина?

Я молчала. Он был страшен. Перекошенное от бешенства лицо не носило ни малейшего следа сожаления.

– Мне страшно!! – прошептала я и закрыла лицо руками. – Не смотри так на меня, Абрек, мне страшно!

– Страшно? – прокричал он в бешенстве. – Теперь страшно? А не страшно было выдавать Абрека?… Я говорил – попомню, и пришел час!..

– Полно, Абрек, пугать ребенка, – вмешался молодой статный горец, странно похожий на ага Бекира. – Уж не думаешь ли ты сражаться с детьми?

– Молчи, Магома, – сказал Абрек, – не суйся туда, где тебя не спрашивают! Абрек – большой слуга ага Бекира. Абрек привозит своему начальнику и золото, и ткани, и драгоценности. Теперь Абрек привез ага Бекиру коня, такого коня, какого давно хотел ага… Абрек чуть не попал в тюрьму из-за жалкой девчонки, Абрека ударили нагайкой… и кто же – презренный урус, грузин! Сегодня Абрек увел коня от своего недруга… Никто не заметил, все искали пропавшую девчонку… Свадьбу не пировали… вина не пили… бросились в горы догонять ребенка… Абрек пробрался в конюшню и взял коня. Никто не видел, кроме Андро… Да он блажной… одержим шайтаном… если и видел, то не скажет, а скажет – Абрек уже далеко… что пользы? Бери коня, ага Бекир, и награждай по обещанию верного слугу.

– Чем наградить тебя, Абрек? – спросил вождь душманов. – Бери деньги, вещи, что хочешь.

– Ничего не надо, ага! Одного хочу: отдай девчонку…

Я вздрогнула. Зловещее лицо горца приводило меня в смертельный ужас… Он мог замучить и убить меня безнаказанно… Горы свято хранили тайны своих душманов…

Мое сердце уже больше не замирало. Оно было сковано тем ледяным ужасом, который трудно описать.

Моя жизнь зависела от ответа Бекира. Он стоял лицом к костру и, казалось, боролся. Богатый выкуп, очевидно, прельщал его, но в то же время он не хотел отступиться от слова, данного Абреку в присутствии своих подчиненных, – он должен был сдержать это слово. Оттого-то лицо его носило следы борьбы и нерешительности.

– Брат, – снова вмешался в разговор юный и стройный Магома, – брат, неужели ты не вступишься за бедного ребенка?

Неожиданное вмешательство юноши погубило меня.

– Магома! – важно начал Бекир. – Законами Корана запрещается младшим учить старших. Ты еще не воин, а ребенок. Помни: в Кабарде не нарушают данного слова… А мы оба с тобой, Магома, родом из Кабарды!