Прокаженный - Разумовский Феликс - Страница 41

— Прошу вас. — Она усадила депутата на крытое красным бархатом ложе и, прижав его руку к своему упругому бедру, стала ждать результата, которого, увы, не последовало.

— Анастасия! — крикнула она мелодично и принялась бедного депутата раздевать, а из-за занавески появилась молодая ладная девица в короткой тоге с разрезом спереди. Она начала медленно, под музыку освобождаться от одежд, весьма волнительно и профессионально …

— О господин мой, раздвинь же свои чресла! — Оставшись в одних сандалиях, она приблизилась к Алексею Михайловичу и принялась ласкать его, умело и изощренно, постепенно переходя на миньет, но все было тщетно — увы, мужская гордость его спала. Похоже, летаргическим сном…

— Так, так… Ну и ну… — Матрона нахмурилась, закусила губу и приступила к действиям более решительным.

В ее руках оказался солидных размеров деревянный фаллос, обтянутый бычьей кожей. Окунув его в оливковое масло и обсыпав перцем с толченым семенем крапивы, она принялась медленно, со знанием дела, запихивать инструмент в задний проход бедного Алексея Михайловича. Депутат вскричал не своим голосом, а когда сооружение полностью исчезло в его заду, матрона поднесла ему кубок с дурно пахнущим зельем.

— Пей! — произнесла она повелительно и принялась хлестать засушенной крапивой по низу живота. — До дна! До д-на!

Заиграла музыка, и девица в сандалиях снова принялась выплясывать, принимая всевозможные позы для вящего депутатского удовольствия. Недвусмысленные, игривые, способные поднять мертвеца… Это продолжалось долго. Уже закончилось зелье в кубке, и танцовщица вся покрылась потом, но эффекта не наблюдалось по-прежнему. И вроде даже хуже стало.

— Да, случай запущенный, — вытащив искусственный орган из депутатского заднего прохода, матрона вздохнула. — Меньше чем за пять сеансов не управимся…

Алексей Михайлович отреагировал не сразу — отвлекала боль в заду, а выбравшись из ступора, негромко застонал и часто-часто закивал головой: «Да, да, за пять сеансов…»

Не помня себя, он кое-как оделся, сухо попрощался с матроной и, пока спускался вниз, твердо решил: плевать, пускай не стоит, но сюда он больше ни ногой. Мелкими шажками доковылял до машины, горестно открыл дверь и, мученически застонав, опустился в кресло. Чувство было такое, будто его только что сняли с кола…

Однако самое страшное только начиналось. За рулем сидел амбалистый усатый мужик, и, узнав его, Алексей Михайлович дико заорал — это был клиент, контракт на которого передал ему Гнилой. В ужасе Цыплаков попытался выскочить из машины, но крепкие руки тут же вдавили его в кресло и сильным ударом в нос отбили всякую охоту делать резкие движения.

— Зачем тебе нужно убить меня?

— Это не я, не я! — Дрожащими пальцами Алексей Михайлович пытался остановить льющуюся из носа кровь. Оглянувшись, он увидел лежащих рядком телохранителей и сразу понял, что влип основательно. — Это Гнилой, Гнилой приволок контракт, я только передал его, клянусь…

Губы Цыплакова внезапно искривились и, почти не играя, он пустил обильную слезу.

— Ну, ну, ну, позвони-ка ему и напросись в гости, — мягко сказал Сарычев и, неожиданно рявкнув: — Быстро! — отпустил щедрую затрещину по депутатскому затылку.

Всхлипывая, народный избранник взял трубку, не попадая скользкими от крови пальцами в кнопки, с третьей попытки набрал номер.

— Я вас… — раздалось в салоне — телефон был подключен к громкой связи.

— Это Цыплаков, поговорить надо, — нервно прервал депутат.

— Разговор подождет, а вот ляльки не будут, — раскатисто заржали на другом конце линии, и было слышно, как кто-то женским голосом мяукнул в трубку. — Карусельnote 145 тут у нас вертится, да и шорнутыеnote 146 уже все, так что давай завтра.

Гнилой замолчал, видимо плохо соображая, и, помедлив, добавил:

— Завтра буду китоватьnote 147 в Парголово. Камышовка там есть, «Незабудкой» называется, вот туда по-утряне и подгребай. Усек? А-а-а-а! — внезапно заорал он, видимо укушенный в нежное место, и отключился.

— Кто он такой? — Сарычев в упор глянул на депутата и подкрепил вопрос болевым на основание шеи. — Кто этот твой Гнилой?

В глазах депутата опять блеснули очень искренние слезы, и он горячо зашептал:

— У нас просто общий бизнес, клянусь, это все он — Гнилой, он — козырный, он даже Шамана знает…

— Как ты сказал, Шамана? — Пальцы Сарычева внезапно разжались, и он продолжил почти ласково: — Ну-ка, ну-ка, расскажи мне о Шамане, очень интересно.

Мгновение Алексей Михайлович сидел неподвижно, осознав, что сболтнул лишнее, затем майор заметил, как глаза его округлились и начали наливаться животным ужасом, который мгновенно погасил в них все человеческое. А потом случилось непредвиденное. С неожиданной для его измученного тела силой Дыплаков угостил Сарычева ударом локтя в лицо и, выскочив из машины, рванул к шоссе, в руках же у него появился пистолет — чаятель народный, избранник, как-никак. Пока майор делал «лесенку», на ходу уклоняясь от выстрелов, депутат почти добежал до трассы, однако спурт его был недолог. Внезапно он остановился и с истошным, обреченным каким-то криком отбросил ствол в сторону — видно, патроны в обойме закончились.

«Ну, гад! Утомил». — Как только пистолет исчез в сугробе, Сарычев перестал выписывать зигзаги и, наддав, начал быстро сокращать дистанцию, но тут произошло нечто из ряда вон — Цыплаков вскрикнул и, смешно присев, бросился под колеса проезжавшего КАМАЗа. Это было так неожиданно, что водитель начал тормозить лишь после того, как раздался глухой удар и тяжелогруженая машина несколько раз перевалилась колесами через депутатское тело, сразу сделавшееся плоским, похожим на выпотрошенную камбалу…

«Лох ты чилийский, Александр Степанович! — расстроился майор, с горечью глянув на истерзанный труп. — В войну, вишь, поиграть захотелось, дубина ты стоеросовая! На психику надо было давить, на психику…» Больше делать здесь было нечего, и, пожалев в душе водилу КАМАЗа, у которого головной боли теперь будет выше крыши, Сарычев быстрым шагом направился к депутатской тачке.

Стражи народного избранника мирно спали, мужественные лица их подобрели, сломанные носы были конкретно красны. Сарычев из врожденного человеколюбия запустил мотор, чтобы троица не задубела, взял сотовую трубу и отчалил. На душе у него было муторно.

Следующим утром, еще затемно, он съехал с Выборгского шоссе налево, к озерам, и, проплутав с полчаса, нашел все-таки спортивно-оздоровительный комплекс «Незабудка». По причине зимы лодки томились на берегу под навесом, на теннисном корте лежали сугробы, а функционировали, судя по всему, только кабак, баня да многочисленные коттеджики, в которых так уютно морозной ночью с ласкучей и умелой прелестницей. Дорога к ним была отлично накатана…

Покуда Сарычев скучал в засаде, показалось рыжевато-медное холодное солнышко, освещая негреющими лучами пышные снежные шапки на елях. Лишь часам к одиннадцати свято место для парковки постепенно стало заполняться. Прибывавшие на «бомбах» и «мерсах» россияне неторопливо вылезали из машин, с важностью лобызали друг друга и, сбиваясь в круг, приступали к общению. Пару раз Сарычев включал «повтор» на депутатской трубке, но никто из новых русских не реагировал, лишь грубый голос на другом конце линии в который уже раз грозил: «Я вас…»

Наконец с ревом могучего мотора принеслось облако снежной пыли. Когда оно рассеялось, майор от удивления аж присвистнул — на парковочной площадке застыл чернильный «мерседес-купе», точь-в-точь как тот, непробиваемый по ментовскому компьютеру, только с последней цифрой номера отличной на единицу. Из него в окружении трех амбалов степенно вылез долговязый мужик в роскошной ярко-желтой пропитке, и сейчас же присутствующие как-то подобрались, сделались словно меньше ростом, сдулись. Те же, с которыми обладатель канареечного прикида изволил облобызаться, гуськом последовали за ним по узенькой, проложенной в снегу тропинке. Майор для проверки еще разок нажал «повтор» и тут же довольно крякнул — на его глазах длинный полез в карман, вытащил трубу и грозно предупредил: «Я вас…»