Нелегкий флирт с удачей - Разумовский Феликс - Страница 63

Посетителей же, однако, было раз-два и обчелся. Слева у стены под портретом Фрэнсиса Дрейка тянули пиво пристяжные законника Лютого, в красном углу под изображением Черной Бороды сидели сам Павел Семенович и отец-настоятель Новопосадско-Андреевской церкви Святой Магдалины великомученицы Иерусалимской преподобный Иоанн Коломенский. В зале стлался волнами табачный дым, волнующе играла музыка:

Где среди пампасов бегают бизоны, А над баобабами закаты, словно кровь, Жил пират угрюмый в дебрях Амазонки, Жил пират, не верящий в любовь…

— Благословите, владыко. — Залетова поцеловала жилистую длань Иоанна Коломенского, чмокнула в щеку отца. — Здравствуйте, папа. — Заняла свое место за (Лголом, коротко вздохнула, скромно опустила глаза. — Опоздала, извините.

— Здорово, Светик. — Лютый с нежностью глянул на дочку, улыбнувшись, вытащил массивные золотые серьги с изумрудами. — Вот, цацки тебе в презент. Рыжье в натуре. Владей.

Сережки были пользованные, без коробочки, но Светочке понравились.

— Благодарствую, папа, вы добрый такой, душевный до жути.

Это была правда. Почувствовав себя отцом, сильно изменился Павел Семенович, будто другим человеком стал. Он пожертвовал долю на церковные нужды, свел близкое знакомство с Иоанном Коломенским и под его чутким руководством быстро сбросил груз грехов своих — окрестился, исповедался и покаялся. А еще он прикупил две плацкарты под гробы в святых пещерах Псковско-Печорского Успенского монастыря, хорошие места урвал, по соседству с предками Пушкина, Кутузова, Кропоткина, для себя и дочки постарался. Бог, как говорится, не фраер, а сани лучше готовить летом…

Официанты между тем принесли закуски, графинчики с водкой, бутылки коньяку, и отец Иоанн Коломенский поднялся, истово осенил себя знамением:

— Во имя Отца, Сына и Святаго Духа! Помянем же, братья, — он замолчал, глянул на Залетову и вторично перекрестился, — а также сестры, преподобного Кудеяра Владимирского, в бытность в миру его грозного и лютого, аки скимен, по принятии же пострига ставшего кротким, аки агнец, и познавшего в избытке благодать Господню! Вот уж воистину, не погрешишь — не покаешься, не покаешься — не спасешься. Благословенны будем, аминь!

— Аминь!

Лютый и его братва перекрестились, Залетова в знак смирения склонила голову, халдеи принялись разливать вино и водочку. Аллилуйя!

Ели заливное, икру, мясное ассорти и провесную белорыбицу, жрали крабов, лангустов и рябчиков — тварей земных, поднебесных, морских. Пили благословенную, дважды очищенную «Смирновскую», цедили полезный для здоровья, настоянный на травах «Спотыкач», восторженно рыгали над благородным, армянского разлива коньяком. Эх, хорошо пошло! Дай бог, чтоб и вышло так же.

Павел Семенович и Светочка вкушали молча, не отвлекались, отец же Иоанн, повеселев, изрядно раскраснелся и после каждой рюмки крестился, охал, сверкал перстнями на волосатых пальцах:

— Прости мя, Господи, зело приятственно, зело!

Покончили с налимьей горячей, как огонь в аду, ухой, приговорили поросенка, фаршированного кашей, справились с двойным, из молодого осетра шашлыком по-астрахански, и когда очередь дошла до лопаток и подкрыльев цыплят с гребешками и сладким мясом, Светочка Залетова робко взглянула на отца:

— Есть у меня, папа, мечта, уж такая затаенная, такая несбыточная, наверное, никогда и не исполнится, так и помру.

Губы ее задрожали, на хитрющие голубые глаза навернулись слезы — талантище, куда там Саре Бернар.

— Что такое? — Павел Семенович хищно вгрызся в цыплячью ногу, с хрустом раскусил хрящи, мощно дернул кадыком. — Еще теплуху? Рыжья? Может, тачку тебе подогнать? «Мерсюка» хочешь?

— Нет, папа, не то. — Светочка отложила вилку, потупилась. — В Норвегию хочу съездить, на фьорды посмотреть, на лапландских оленях покататься. Вы ведь слышали, наверное, про Пер Гюнта, Сольвейг, Ибсена?

— Басурмане премерзкие, язычники, прости Господи. — Отец Иоанн Коломенский, скривившись, трижды осенил себя крестом, сплюнул тайно, Павел же Семенович вытер руки о скатерть, с задумчивостью покачал головой:

— Нет, дочка, таких кликух я не слыхал, видать, сявки это, шелупонь, не в законе. А вот с олешками имел дело. Печень у них вкусная, если с солью. — Он ухмыльнулся добро, потрепал Залетову по руке. — Эх, Светик, Светик, простая душа. Ну кто же по своей воле в тундру-то, а? Ты уедешь к северным оленям, в снежный Магадан уеду я, — пропел он хрипло, вполголоса, цыкнул зубом и, неожиданно став серьезным, глянул Залетовой в глаза: — Лады, дочка, запрессовали, будет тебе Норвегия. Но — через Нижний Тагил. Вначале съездим к матери на могилку, хочу я поставить стелу из черного камня, и чтоб надпись была. — Он потер лоб, сосредоточиваясь, серые глаза его влажно блеснули.

В эту нежить,

В этот холод

Нежить бы тебя

Да холить.

В эту стужу,

В эту слякоть

Целовать тебя,

Не плакать-

Видать, и впрямь

Павел Семенович твердо встал на путь любви, добродетели и всепрощения.