Нелегкий флирт с удачей - Разумовский Феликс - Страница 49

— Боже упаси, чтобы по основному-то направлению… Так, крутимся, решаем вопросы, отмазываем сволочь разную. — Полковник, улыбнувшись, пожал плечами, сразу же стал серьезен и все-таки отхлебнул кофе. — Финансирование сами знаете какое. Гулькин хрен.

— Вот то-то и оно, все дело в финансах. — Генерал вытер сальные губы. — В общем, в Москве все на ушах стоят. Ведь этот чертов генератор может промыть мозги населению небольшого города. А если построить стационарный образец и вдарить, к примеру, по Питеру… Одним словом, приказ свыше — рвать жопу на сто лимонных долек. Парню твоему когда в Норвегию-то ехать?

— Через десять дней, пока там визы, паспорт. — Полковник сразу понял, откуда дует ветер, но сделал недоуменное лицо. — Только надо ли? И так людей не хватает!

— Как говорили в Древнем Риме, не надо представляться более глупым, чем есть на самом деле. — Начальство посмотрело на Полковника ласково, как на дефективного. — Пиши инициативный рапорт на мое имя, и завтра этого героя сюда, к восьми ноль-ноль. Специалиста по агентурной стратегической разведке мы из него, конечно, не сделаем за десять-то Дней, но зато никто нас потом не упрекнет в бездействии. Да и чем черт не шутит, на дурака всегда везет. — Генерал подлил Полковнику кофе, вытащив из портсигара «беломорину», закурил. Кого именно он держал за дурака, было неясно.

Разбудил Прохорова телефон. Звонила Женя, голос ее был весел и беззаботен, словно щебет эдемской птахи.

— Здравствуй, милый. Чем занимаешься?

— Онанизмом. — Серега вдруг почувствовал, как екнуло сердце, истомная тяжесть спустилась в живот, и трусы сразу превратились в оковы — черт бы побрал эту дуру Корнецкую с ее железобетонной неприступностью! Может, послать ее на хрен, баб, что ли, мало? Вон Любка Зверева, к примеру, чем не подруга жизни? И накормит, и выпить даст, и отсосет, и раком встанет. Опять-таки умница и красавица, в банке работает, крыса.

— Знаем, знаем, премиленькая штучка. — Женя заливисто рассмеялась, в трубке было слышно, как рядом кто-то ноет под гитару. — Кончишь — приезжай на шашлыки, Вика устраивает отвальную.

Господи, опять эта истеричная проститутка с высшим филологическим образованием! Изящные манеры, беседы о прекрасном, сложные психические состояния. А вот Любка Зверева, та без фокусов, сразу хватает за ширинку, ей не до умных разговоров, язык другим занят… Эх, жизнь — влечение полов, непознанная бездна страсти, мышиная возня вокруг постели!

— Как только, так сразу же. — Губы Прохорова сами собой расползлись в глуповатой, радостной улыбке. Бросив трубку, он щелчком разбудил Рысика и, вытащив из шкафа свежее бельишко, с песней порысил в ванную. — Ах, какая женщина, мне б такую…

«Какого хрена! — Заспанный кот посмотрел ему вслед с негодованием, потянулся, зевнул и свернулся клубком в ямке на подушке. — Всего-то мне надо четырнадцать часов полноценного отдыха! Мелкий я хищник или нет? [25] »

Сразу помыться Сереге не удалось. В ванной водопадом шумела вода, облаком клубился горячий пар, жутко воняло закисшими трусами, хозяйственным мылом и водочным перегаром — Прохоров-старший затеял большую стирку.

— Сейчас я, сынок, сейчас. — Яростно полоща бельище прямо в ванной, он глянул на Тормоза снизу вверх, страдальчески скуксился. — Скучно без водки! Ох, плохо мне, Серега, плохо! Но врагу не сдается наш гордый «Варяг»! И пощады никто не желает!

— Давай-давай, чистота — залог здоровья. — Прохоров посетил гальюн и принялся делать зарядку, так, два притопа, три прихлопа. Вымыться он сумел минут через двадцать, надел цветные, под российский триколор, трусы, джинсы, свитер и кожаную, купленную по случаю куртку-бомбардирку с воротником из натурального меха новозеландского опоссума. Как пить дать ворованную.

— Что, по бабам? — Экс-майор угрюмо высунулся из кухни. С видом Сократа, принимающего яд, он цедил из кружки свежезаваренный чай. — Правильно, сынок, всех их все равно, конечно, не пе-рее…ешь, но к этому надо стремиться. Фридрих Энгельс сказал.

На улице было темно и промозгло, накрапывал мелкий, противный дождь. Погода к веселью не располагала, да и вообще, с самого начала все пошло как-то наперекосяк. Усаживаясь в машину, Прохоров плотно вступил в собачью кучу, едва не растянулся и долго шаркал подошвой по траве, проклиная вслух и сучье племя, и хозяйское отродье. Однако это была преамбула. «Треха» заводиться не пожелала, и когда Серега вылез, чтобы проверить свечи, снова конкретно вляпался в дерьмо, но уже другой ногой. Псов в округе держали крупных и кормили как на убой.

«Может, это знак?» Тормоз сделался задумчив, по-обтер штиблеты и начал ковыряться в трамблере. Увы — искры не было. Ветер бросал в лицо студеную морось, мокрое железо холодило пальцы, а где-то рядом тявкали барбосы и, нарезая в темноте круги, занимались своим гнусным делом. Да, вечер, похоже, ничего хорошего не сулил.

«Всех на живодерню, всех!» Злой и промокший, Прохоров поднялся домой, долго мыл «Ариэлем» руки, размышляя о смысле жизни, о превратностях судьбы, о роке, а потом плюнул на все знамения и отправился к Жене на частнике — врешь, не возьмешь! По пути он затарился розовой «Ностальгией», купил пудовый астраханский арбуз, а еще литровую бутыль смородинового «Абсолюта» — для нейтрализации фатума. Так и явился пред светлые очи Корнецкой — суровый, задумчивый, с батареей бутылок и огромной полосатой ягодой.

— Не прошло и полгода. — Женя взглянула на арбуз, затем на гостя и ехидно ухмыльнулась: — Эту ночь мы запомним надолго.

Густые рыжие волосы, заколотые пышным хвостом, делали ее чем-то похожей на лисицу.

— Держи. — Прохоров отдал ей пакет с бутылками, разделся, потащил на кухню арбуз. — Здрасьте вам, как жизнь половая?

— Привет, привет. — Виктория, в прозрачной кофточке и белых облегающих джинсах, неумело насаживала на шампуры свинину. — Живем беспорядочно, но регулярно.

Она была уже навеселе, мясо — кстати, плохо замаринованное, как Тормоз сразу определил по цвету, — держала кончиками пальцев, хмурилась, кривила губы — нет, все эти прелести кухни явно не для нее.