На съемках в Новом Орлеане - Росс Джоу Энн - Страница 5

– Эрик говорил мне, что вы партнеры, – произнесла Лорелей, высвобождая руку, которую Майкл все еще продолжал держать.

Он по-хозяйски взял ее за локоть и повел получать багаж. Лорелей хотела стряхнуть его руку, но потом решила, что не стоит выказывать недружелюбие.

– Мы уже несколько месяцев партнеры. Лорелей одарила ослепительной улыбкой группу бизнесменов, которые стояли у стойки бара в зале прибытия и очень старались привлечь к себе ее внимание. Заученная профессиональная кокетливая улыбка. Она обычно пользовалась такой на публике.

– Я просто немного удивлена, что вы еще не застрелили друг друга.

Майкл начал заводиться из-за обольстительной, призывной улыбки, которую она послала этим бросавшим на нее плотоядные взгляды мужчинам.

– Может быть, у нас и бывают некоторые разногласия, – признался он, – но Шейн прекрасно понимает, что хозяином остаюсь я.

– Все так же задаешься? – Она вспомнила, как братья боролись в юности. Иногда Рорки и Шейн объединялись и сражались с Майклом, но она не могла припомнить ни одного случая, когда бы двум младшим братьям удалось одержать над ним победу.

– Любой человек использует то оружие, которое помогает ему побеждать, – он засмеялся, и этот гортанный смех, так похожий на раскаты грома над заливом, вопреки ее желанию, взбудоражил душу Лорелей.

Их шутливое настроение так же быстро исчезло, как появилось. У Лорелей была привычка говорить то, что она думает, и поэтому в Голливуде ее считали немного странной. Вот и сейчас, решив, что надо выложить все карты на стол, она остановилась и посмотрела на Майкла.

– Хочу тебе кое-что сказать. Я с самого начала была против этой затеи. И до сих пор не в восторге от нее.

– Ясно. – Майкл задумчиво почесал подбородок и посмотрел Лорелей в лицо. Побелевшие губы выдавали волнение, которого он не расслышал в ее голосе. – Ты против того, чтобы студия наняла тебе телохранителя? Или тебя не устраивает, что эту миссию взял на себя «Голубой залив» и, в частности, я?

– Только первое. Я ничего не имею против тебя лично, Майкл. – Это была чистейшая ложь, но не могла же она признаться ему в том, что он разбил ее сердце! – Просто мне не нравится, что я теряю свободу.

Майкл не добился бы самого высокого процентного показателя по раскрываемости преступлений и не получил бы признания в полицейском управлении Нового Орлеана, если бы не видел каждого подозреваемого насквозь. Лорелей держалась хорошо. Даже очень хорошо. Но при этом лгала.

– А мне кажется, что ты пожертвовала своей свободой тогда, когда решила стать кинозвездой.

По тому, как Майкл произносил эти слова, Лорелей поняла, что профессия актрисы, с его точки зрения, мало чем отличалась от профессии тех женщин, которые снимали с себя одежду в окнах заведений на Бурбон-стрит.

– То, что я делаю на экране, не имеет ничего общего с моей личной жизнью.

– Ну, это ты так считаешь, но совершенно очевидно, есть человек, который думает иначе.

Взгляд его синих, как море, глаз стал тяжелым. Лорелей попыталась встряхнуться и не обращать внимания на нараставшую в груди знакомую, обжигающую боль.

– Возможно, он не опасен. Ты представить себе не можешь, как много мужчин пишут мне письма с клятвами в вечной любви. – Она вспомнила наспех сочиненную оду, которую ей вручили во время съемок в Санта-Монике. – Мой секретарь, видимо, передает мне не всю почту, но я получаю каждую неделю по меньшей мере дюжину предложений вступить в брак. И еще больше предложений провести вместе время.

– Чему ж тут удивляться!.. – Он и сам, как почти все мужское население Америки, смотрел «Горячий лед» бесчисленное количество раз. Майкл не сомневался, что каждый, кто видел Лорелей в том неглиже, в своих фантазиях затаскивал ее в постель. – Но если речь шла о вторжениях в квартиру и скрытых камерах, это уже переходило всякие границы.

Хотя полиция извлекла камеру из ее спальни и уверяла Лорелей, что никаких дополнительных скрытых камер или записывающих устройств больше нет, она уже не могла спокойно спать в своих апартаментах.

– Ты прав, – согласилась Лорелей.

– Конечно, прав. Вот почему, пока ты находишься в штате Луизиана, либо Шейн, либо я, либо кто-то, кому мы доверяем, будет неотлучно сопровождать тебя.

Итак, она будет рядом с человеком, из-за которого ощущает себя вновь шестнадцатилетней школьницей!

– Значит, ты опять будешь командовать?

– Это обязательное условие в моей работе.

Вокруг них толпились люди. Одни, узнав Лорелей, устремляли взгляды на возвышавшегося рядом с ней мужчину, пытаясь определить, не знаком ли им и он. Другие, торопившиеся по своим делам, были раздражены образовавшейся из-за них пробкой. Но ни Майкл, ни Лорелей не замечали ни сутолоки, ни откровенно любопытных взглядов.

– А что будет, если я не соглашусь?

– Тогда у нас два пути. Ты можешь попросить своего режиссера, чтобы он отказался от моих услуг…

– Я уже пыталась, – пробормотала она. – К сожалению, он ужасно упрям.

– Но не настолько, насколько упрям я. Поэтому возможен другой путь.

– Какой?

– Будем бороться. Победит тот, кто выиграет две схватки из трех.

– Это не честно. Ты сильней.

– В этом ты права.

Ни один из них не произнес ни слова, пока они ожидали ее багаж. Когда Лорелей протянула Майклу свои багажные квитанции, он в недоумении поднял бровь.

– Что-то не так?

– Я предполагал, что у тебя больше вещей.

– А! Ты, наверное, ожидал, что роскошная кинозвезда из Беверли-Хиллз прибудет с многочисленными чемоданами туалетов?

– Ну да, – сознался он.

– Сожалею, что разочаровала тебя. Наступила его очередь бросить на нее взгляд. Неожиданно ей стало не по себе. Лорелей даже пожалела, что не надела что-нибудь более обольстительное. На ней был ее обычный дорожный костюм: черные джинсы, белая хлопчатобумажная блузка с длинными рукавами и кроссовки…

– Наоборот, – протянул он. – Я совсем не разочарован, Лорелей. Я всегда знал, что ты вырастешь и станешь красавицей. – Его улыбка была опасно чувственной. – И ты ею стала.

Она тонула в его синем взгляде… И тут ей стало тревожно. Она всегда ценила Майкла за его честность. Что же могло случиться с ним за годы их разлуки?

Тот Майкл О'Мэлли, каким она его знала и любила, никогда бы не позволил себе с вожделением смотреть ни на одну женщину, если бы дома его ждала жена. Лорелей охватило чувство холодной ярости, смешанной с глубоким разочарованием.

– Как поживает Дезирей? Она красивая?

– Дезирей? Откуда ты знаешь о ней?

– От людей ничего не утаишь.

– Очевидно, Шейн сказал твоему режиссеру.

– Очевидно. – Ее голос был ледяным, а взгляд неприветливым.

Она стала жесткой… Лорелей никогда не была особенно темпераментным подростком. Кроме разве тех случаев, когда Майкл с трудом отклонял ее заманчивые предложения заняться любовью. Наверняка, с сожалением подумал Майкл, годы жизни в обстановке блеска и мишуры изменили ее.

– Ну, поскольку ты заговорила об этом, то да, Дезирей прекрасна. И внешне, и внутренне, – с нажимом сказал он.

– Ты счастливый человек.

Снова от ее слов повеяло холодом. Неужели она возмущена тем, что у него была связь с другой женщиной? Чего же Лорелей, черт возьми, ожидала после того, как бросила его? Что он подастся в монахи и принесет обет безбрачия?

– Я бы сказал, что это Роман – счастливый человек, – после долгой паузы ответил Майкл. Он начинал злиться.

– Какой Роман?

– Роман Фолконер.

– Писатель?

– Да. До того, как стать писателем, он был окружным прокурором. – Роман был также одним из немногих политических деятелей, к которым Майкл относился с большим уважением.

Багажная «карусель» наконец шумно пришла в движение под аккомпанемент громкого неразборчивого радиообъявления. Лорелей нервно поправила волосы.

– Я помню Романа. Он был нашим соседом.

Так же как – пусть очень недолго – Дезирей Дюпре. Строгая бессердечная бабушка отослала ее в школу-интернат в Европе.