Пленники земли - Семенов Мануил Григорьевич - Страница 4

Наташа опрометью бросилась назад и растолкала спящих. Те, пораженные ее перекошенным от ужаса лицом, торопливо выскакивали наружу. Скоро все население фактории собралось у домика Тропота. Не доставало только Иванова. Заведующий факторией бесследно исчез.

Подавленные происшедшим, люди сходились к утреннему столу. Есть никому не хотелось. Облик Тропота стоял у всех в глазах. Кому понадобилась жизнь этого незаметного человека? Почему убийца так зверски изуродовал его? Куда скрылся Иванов? Эти вопросы задавал себе каждый и… не находил ответа.

Санин подошел к письменному столу, вынул из ящика бумагу и стал что-то писать. Скоро он подал Леве два листа и угрюмо проговорил:

— Передай это в Красноярск. Но Лева отрицательно качнул головой и грустно сообщил:

— Радиоаппаратура кем-то сломана

— Так, — проговорил Санин, и губы его упрямо сжались. — Товарищ Бабочкин, — обратился он к летчику, — немедленно вылетайте в Красноярск. Это письмо передадите в исполком.

Бабочкин бережно сложил листки, спрятал в боковой карман и, надевая на ходу шлем, вышел.

Неожиданная встреча

Владимир Иванович пришел в себя в низком сыром помещении, походившем на обычный подвал. У самого потолка, почти не давая света, еле теплилась оплывшая свеча.

Понемногу Владимир Иванович привык к царившему тут полумраку и осмотрелся. Подвал, очевидно, был выбит прямо в скале и кое-где обшит досками. Внутри он был совершенно пуст, если не считать какой-то темной кучи в дальнем углу. Владимир Иванович приблизился и увидел человека, уткнувшегося лицом в ладони. Профессор тронул человека за плечо, и тот с трудом повернулся к свету.

— Кочетов! — вырвалось у Владимира Ивановича.

— Профессор! Как вы сюда попали?

— Так же, очевидно, как и вы, — ответил профессор.

— Они били вас? — с участием спросил Кочетов.

— Но кто это — «они»?

— Шайка авантюристов, — с негодованием произнес Кочетов. — Едва я достиг земли, они скрутили меня и бросили в этот подвал. Потом, когда узнали, кто я такой, пытались обратить в свою «веру». Я, конечно, наговорил грубостей. Избили…

— Но кто же произвел взрыв? — спросил профессор.

— А вы его слышали? — оживился Кочетов.

— Да, но слишком поздно!

— Значит, не все среди них мерзавцы! — с жаром сказал Кочетов. — В этой компании есть один русский. Он здесь, как мне показалось, не по доброй воле. Когда он однажды принес мне пищу, я украдкой от часового попросил его произвести взрыв, предупредив, что от этого зависит моя жизнь. Он вышел, ничего не ответив, И вот…

Кочетов не договорил: дверь с грохотом распахнулась, и в подвал втолкнули нового пленника. От сильного толчка он пролетел через все помещение и с глухим стоном ударился о стену. Владимир Иванович и Кочетов бросились к нему.

Подтащив незнакомца ближе к свету, они стали приводить его в чувство. Кочетов принес из угла банку с водой и тщательно обмыл залитое кровью лицо.

— Владимир Иванович! — воскликнул Кочетов. — Да это наш друг, о котором я вам только что рассказывал. Незнакомец глубоко вздохнул и открыл глаза.

— Ох, изуродовали, идолы, — с усилием пошевелив рукой, проговорил он. — Дайте напиться.

Разглядев Блюмкина, настороженно спросил:

— Откуда вы? Кто вы?

— Мы из Москвы, — ответил Владимир Иванович. При этих словах незнакомец поднялся. Лицо его оживилось, он схватил Владимира Ивановича за руку и хотел что-то сказать, но тут же со стоном повалился на пол.

Тщетно Владимир Иванович и Кочетов пытались привести его в чувство, прикладывая мокрые тряпки ко лбу. Незнакомец в бреду срывал повязки. Несколько раз он пытался встать и бежать куда-то.

Принесли пищу. Профессор хотел заговорить с часовым, но тот грубо оттолкнул его и молча вышел.

Наступила ночь. Ученые, прижавшись друг к другу, тоскливо размышляли о своей участи. Трудно было предположить, что их ждет впереди. Что за люди, у которых они в плену? Что они делают тут, в советской Сибири? Чем привлек их этот дикий и суровый край? И главное — как вырваться из плена?

Единственной надеждой был этот незнакомый русский. Он один мог помочь во всем.

А тот метался по убогому ложу, поминутно что-то выкрикивая, — то подавая команду, то с кем-то споря и ругаясь.

К утру утомление взяло свое, и он затих. Уснули и Владимир Иванович с Кочетовым.

Крепкий сон сделал то, чего не могли сделать примочки. Наутро незнакомец очнулся и попросил пить. Кочетов с радостью напоил его и стал осторожно кормить оставшимся с вечера хлебом и консервами.

Когда банка с консервами опустела, незнакомец опять попросил пить.

— Расскажите нам о себе и об этих… — произнес Владимир Иванович, указывая на дверь.

Незнакомец судорожными глотками отпил воду, лег поудобней и закрыл глаза, собираясь с мыслями.

Рассказ незнакомца

— Зовут меня Иван Жук, — начал свой рассказ незнакомец. — Я сибирский партизан из отряда Антонова. Это имя вам, конечно, незнакомо, ведь наш отряд погиб весь, до последнего человека. В живых я остался один. Вот как это произошло.

Колчаковцы направили против нас японский «союзнический» отряд. Он насчитывал четыреста солдат, тогда как у нас вместе с ранеными и больными было чуть больше сотни.

Не вступая в затяжные бои, мы стали быстро отходить на северо-запад, в надежде натолкнуться на селение эвенков.

Противник почувствовал нашу слабость и шел по пятам. Каждый день у нас выбывало два-три бойца. Были съедены остатки сухарей, мало осталось патронов. Стало ясно, что мы погибаем.

Однажды в тайге мы наткнулись на огромный вывал леса, и, что удивительно, деревья, вырванные с корнем, лежали в одном направлении. По такому странному бурелому мы отступали еще полдня, пока не наткнулись на гигантскую воронку. Здесь мы и решили дать последний бой. Рассыпавшись по краю, мы приготовились встретить врага. Но вдруг самый младший из нас, разведчик Никитка, спустившийся в глубь впадины, закричал:

— Ребята, смотрите, что за диковинная штука! Мы обернулись на его крик и разинули рты: внизу лежал громадных размеров металлический снаряд. Кое-кто из нас бросился было к диковинному снаряду, но в это время раздались неприятельские выстрелы, и Антонов, командир отряда, дал команду приготовиться к бою.

Впадина сослужила нам большую службу. Притаившись за поваленными деревьями, мы были почти неуязвимы, тогда как спускавшийся с пригорка неприятель представлял собой прекрасную мишень. Получив отпор, японцы залегли и начали планомерную осаду. Один за другим гибли наши бойцы. Оставшиеся в живых сгрудились в тесную кучку и поделили поровну патроны. Их пришлось на каждого по шесть штук. Только у меня, как у пулеметчика, осталась половина ленты. Мы попрощались друг с другом и стали ждать последнего часа.

Неприятель, догадавшись, что патроны у нас на исходе, пошел в атаку. Я открыл огонь. Японцы тоже начали яростный обстрел. Одна пуля сорвала с меня шапку, другая угодила в плечо. И вот замолчал пулемет: все!

Цепь солдат с торжествующим ревом приближалась ко мне. Теряя сознание, я выхватил из-за пояса гранату, сбросил кольцо и, сунув гранату за пазуху, упал к пулемету.

Очнулся я на другой день со связанными за спиной руками. Граната, которую я хранил на протяжении всего похода, подвела меня и не сработала…

С тех пор я безвыходно здесь. Как пленного меня приставили к пяти японцам. В отряде был сын одного японского ученого, и я слышал, что именно он настоял на том, чтобы здесь, у таинственного снаряда, оставалась их небольшая группа… Чем занимался я? Кормил и обслуживал их. Дважды пробовал бежать, но за мною зорко следили… Потом неведомо какими путями начали прибывать сюда японцы. Причем, военные и ученые. А меня по-прежнему держали, как собаку…

Эти люди ведут здесь какие-то работы. То место, где лежит снаряд, обнесено высокой и прочной оградой, туда допускается только несколько лиц. Что там творится — неизвестно.