Бегущий в Лабиринте. Трилогия - Дашнер (Дэшнер) Джеймс - Страница 35

Раздался чей-то сдержанный смешок, и Томас замолчал, надеясь, что смог донести до слушателей свою точку зрения.

– Лады. – Ньют кивнул. – Давайте сворачивать лавочку, а что делать с Галли – позже подумаем.

– Совет не имеет права голосовать в неполном составе, если только куратор не отсутствует по болезни. Как Алби, – сказал Уинстон.

– Господи, Уинстон! – воскликнул Ньют. – Уж кто-кто, а Галли сегодня явно нездоров, так что обойдемся без него. Высказывайся в свою защиту, Томас, да приступим к голосованию по поводу твоей судьбы.

Томас поймал себя на том, что сжал кулаки на коленях так сильно, что побелели костяшки пальцев. Он заставил себя расслабиться, вытер вспотевшие ладони о штанины и начал говорить, не вполне четко представляя, что именно скажет Совету.

– Я не совершил ничего дурного. Я всего лишь увидел, что два человека пытаются доползти до Ворот, но не успевают. И не помочь им из-за какого-то глупого запрета было бы трусостью, эгоизмом и… в общем, глупостью. Если хотите упечь меня в Кутузку за попытку спасти чью-то жизнь – пожалуйста. Обещаю, что в следующий раз просто буду стоять в Воротах и хохотать, тыча пальцем в опоздавших бегунов, а потом отправлюсь на кухню к Фрайпану и спокойно перекушу с чувством выполненного долга.

Томас вовсе не собирался шутить. Он искренне не понимал, почему его поступок вызвал такую шумиху.

– Вот моя рекомендация, – произнес Ньют. – Ты нарушил чертово Правило Номер Один, поэтому отправляешься на сутки в Кутузку. Это твое наказание. Я также рекомендую Совету избрать Томаса бегуном, со вступлением решения в силу сразу после окончания заседания. Думаю, ночь, проведенная тобой в Лабиринте, стоит нескольких недель испытаний. Ты, что называется, доказал профпригодность. А что касается поста куратора, забудь об этом. – Ньют повернулся к Минхо. – В этом я согласен с Галли – дурацкая идея.

Хотя Томас в глубине души и понимал, что Ньют прав, последнее замечание его все-таки задело.

Юноша посмотрел на Минхо, ожидая реакции, но тот, кажется, совсем не удивился отказу. Однако он продолжал отстаивать свою позицию:

– Почему? Я могу ручаться, что среди нас он лучший. А лучшие становятся кураторами.

– Давай так, – сказал Ньют. – Дадим Томасу месяц, чтобы парень показал, каков он в деле. Произвести замену всегда успеем.

Минхо пожал плечами:

– Лады.

Томас облегченно вздохнул. Желание стать бегуном – удивительное для него самого, учитывая, что ему пришлось пережить в Лабиринте, – никуда не делось, но стать куратором ни с того ни с сего… Это уже чересчур.

Ньют окинул взглядом членов Совета.

– Итак. Мы выслушали несколько рекомендаций, теперь каждый может высказаться по…

– Да хрен с ними, с дебатами! – перебил Фрайпан. – Давайте сразу перейдем к голосованию, и дело с концом. Лично я голосую за твое предложение.

– И я, – отозвался Минхо.

Одобрительные возгласы послышались и с других мест, вселяя в Томаса надежду и переполняя его гордостью. Единственным, кто заявил категорическое «нет», оказался Уинстон.

– Твой голос ничего не решает, – сказал ему Ньют, – но все-таки объясни, чего ты так упираешься?

Уинстон пристально посмотрел на Томаса, затем повернулся к Ньюту.

– В принципе, я не против, но мы не можем полностью пренебрегать тем, что сказал Галли. В его словах есть смысл. Я уверен, что он не выдумывает. Вы и сами прекрасно знаете, что как только у нас появился Томас, все пошло кувырком.

– И то верно, – сказал Ньют. – Каждый из нас хорошенько все обдумает, а потом как-нибудь, если станет скучно, созовем очередной Совет и обсудим дела. Годится?

Уинстон кивнул.

При мысли, что его снова игнорируют, Томас недовольно простонал.

– Потрясающе! Меня как будто вообще здесь нет!

– Послушай-ка, Томми, – произнес Ньют. – Мы только что избрали тебя бегуном, черт возьми. Так что кончай ныть и проваливай отсюда. Тебе еще многому придется научиться у Минхо.

Только теперь Томас осознал, что именно произошло: он стал настоящим бегуном и скоро отправится исследовать Лабиринт. Несмотря на все треволнения, юноша задрожал от восторга; почему-то он был уверен, что лимит уготованных ему несчастий исчерпан и больше в Лабиринте ночью они не застрянут.

– А с наказанием что?

– Завтра, – ответил Ньют. – Просидишь в Кутузке от подъема и до заката.

Один день, подумал Томас. Могло быть и хуже.

Наконец собрание было распущено, и все – за исключением Ньюта и Минхо, – поспешили покинуть комнату.

Ньют продолжал сидеть, делая в блокноте какие-то пометки.

– Славное совещаньице, ничего не скажешь, – пробормотал он.

Минхо подошел к Томасу и шутливо ткнул его кулаком в плечо.

– А все этот шанк виноват.

Томас ткнул его в ответ.

– Куратором, говоришь? Правда хотел назначить меня куратором? Да ты еще больший псих, чем Галли!

Минхо притворно нахмурился.

– А что, сработало! Замахнулся на невыполнимое, зато получил то, чего хотел. Потом меня отблагодаришь.

Лишь сейчас Томас понял хитрый замысел Минхо и расплылся в довольной улыбке.

И тут в дверь постучали. Томас обернулся и увидел Чака; тот сиротливо стоял на пороге и выглядел так, будто за ним только что гнался гривер. От улыбки Томаса не осталось и следа.

– В чем дело? – спросил Ньют, поднимаясь со стула. Что-то в его тоне было такое, отчего Томас заволновался еще сильнее.

Чак смущенно смотрел в пол.

– Меня медаки послали…

– Зачем?

– У Алби припадок. По-моему, он совсем с катушек слетел – говорит, ему надо поговорить.

Ньют направился к двери, но Чак поднял руку, остановив его:

– Э-э… Не с тобой.

– Что ты имеешь в виду?

Чак кивнул на Томаса.

– Алби настаивает, чтобы привели его.

Глава двадцать седьмая

Второй раз за сегодняшний день Томас от удивления потерял дар речи.

– Ну хорошо, пойдемте, – сказал Ньют и схватил Томаса за руку. – Одного тебя я все равно к нему не пущу.

Втроем – Томас шел следом за Ньютом, а за ними плелся Чак – они покинули комнату заседаний и направились по коридору к узкой спиральной лестнице, которую Томас раньше не заметил.

– Ты с нами не идешь, – холодно бросил Ньют Чаку, поставив ногу на первую ступеньку.

Как ни странно, Чак ничего не ответил и просто кивнул. Видно, что-то в поведении Алби сильно напугало мальчишку, подумал Томас.

– Кстати, – сказал он, обращаясь к Чаку. Ньют тем временем начал подниматься по лестнице. – Меня только что приняли в бегуны, так что теперь ты водишь дружбу с самым крутым перцем в округе.

Он попытался пошутить, чтобы развеять нарастающий страх от предстоящей встречи с Алби – что, если тот, как и Бен, набросится на него с обвинениями? Или, что хуже, в буквальном смысле нападет…

– Ага, точно, – пробормотал Чак, отрешенно уставившись на деревянные ступеньки.

Томас пожал плечами и стал подниматься. Лоб покрылся испариной, а ладони стали скользкими от пота – ему страшно не хотелось идти туда.

Ньют, мрачный и серьезный, ждал Томаса вверху на лестничной площадке. Поднявшись, Томас оказался в противоположном конце того самого длинного темного коридора, в который он попал в день появления в Глэйде. Он невольно представил Бена, извивающегося в муках, и в животе неприятно заныло; оставалось надеяться, что Алби миновал самую острую стадию Метаморфозы и ему не придется вновь наблюдать отвратительную картину – вздувшиеся вены на бледной коже, биение в конвульсиях… Впрочем, он не исключал чего-нибудь и похуже, поэтому заранее постарался взять себя в руки.

Они подошли ко второй двери справа, и Ньют легонько постучал. В ответ раздался стон. Ньют открыл дверь – слабый скрип всколыхнул в памяти Томаса неясные воспоминания из детства, когда он смотрел фильмы про дома с привидениями. Как и прежде, крошечные осколки памяти собрать воедино не удавалось: он помнил фильмы, но не лица актеров или своих близких, с которыми ходил в кино. Юноша помнил в общих чертах, что представляют собой кинотеатры, однако все детали о том, как они выглядели, стерлись из памяти. Непередаваемое чувство, которое Томас не смог бы описать при всем желании.