Время серебра - Раткевич Элеонора Генриховна - Страница 17

— Вы правы. — Улыбка на губах Джеральда была прямо-таки убийственно ласковой. — Странно, что я сам об этом не подумал. Мать королевы и впрямь должна выглядеть достойно. Я распоряжусь, чтобы лучшие мастерицы пошили по вашей мерке наряды по последней лоумпианской моде, и вышлю их вам, как только будет положен последний стежок.

Рот леди Элис открылся широко-широко… и в кои-то веки не вымолвил ни слова.

— Я ведь говорил вам, что забираю Роберта с собой, — пояснил Джеральд с непревзойденной сердечностью. — Он нужен мне в Лоумпиане. А ведь Эйнсли только его заботой и процветал до сих пор — так разве я могу оставить эти земли на произвол судьбы? За ними присмотр нужен. Неотрывный. Впрочем, если вы считаете, что столичная жизнь стоит графства Эйнсли, я могу найти ему других владельцев.

Сердце Лэнниона так и пело в груди. Джеральд не лгал и не успокаивал его! Король и в самом деле все продумал… нет, но какая атака — мгновенная и сокрушительная! Леди Эйнсли со своим супругом будет сидеть дома безвылазно — потому что иначе она перестанет быть леди Эйнсли! Сделаться просто Элис де Бофорт, утратить графство, замок, доходы с земель… она не рискнет!

— Я… благодарна Вашему Величеству за этот щедрый подарок, — выдавила из себя леди Элис, и Лэннион прикусил губу, чтобы не засмеяться.

Смертный круг. Конец осени — начало зимы. Лоумпиан

Жеребец под Лэннионом шел ровной нетряской иноходью. Одри едва ли не зевал в такт его шагам. Последние две недели выдались совершенно сумасшедшие, и спал граф Лэннион часа по четыре в сутки, да и те не подряд, а урывками. Голова кружилась, шею ломило… хорошо еще, что все когда-нибудь заканчивается. Завтра, когда все благополучно завершится, Одри сразу же после празднеств и улизнет. И не велит будить себя суток этак двое. Да и кто его будить захочет, если вдуматься, а главное — зачем?

В Лоумпиане сбились с ног все поголовно вплоть до последнего нищего. После безумия этих дней всяк захочет выспаться послаще. Хотя бы уже для того, чтоб избыть послепраздничное похмелье. Завтра сразу же после шествия вино так и хлынет рекой — прямо в глотки жителей доброго города Лоумпиана! Ремесленники и судомойки, торговцы и горничные, легкомысленные пажи с вертлявыми фрейлинами — и солидные, обремененные годами члены парламента… а уж Геральдический Совет точно выпьет всласть, чтобы вознаградить себя за хлопоты!

Хлопот, и точно, было немало. Джеральд, склонный по старой привычке пренебрегать тем, что не представлялось ему в данный момент по-настоящему важным, до сих пор так и не озаботился привести в надлежащий порядок свой герб. Слов нет, прежний герб куда как пристало носить Джеральду де Райнору, Золотому Герцогу — но не Джеральду Олбарийскому! Вспомнили об упущении в самый, можно сказать, последний момент… и началось!

Райнорам еще повезло, что щит Элгеллов был синим, как и их собственный, — иначе, когда на Райноров свалились земли и титул Элгеллов, на сводном гербе получилась бы такая пестрополосица, что второй раз и глянуть не захочется. Удача благоволила Райнорам куда сильнее, чем большинству полусамозванцев, снявших с еще теплого от крови меча свою добычу — земли, замки и титулы побежденных. Синеву щита рассек посредине золотой фесс — иначе говоря, геральдический «пояс». В верхней части щита, над поясом, расположился лежащий лев Элгеллов — серебряный, с черными, «армированными» когтями. В переводе с геральдического языка на обычный — «я не нападаю первым, но вооружен и задеть себя не позволю». «Седой» лев Элгеллов внушал к себе почтение — куда больше, чем крылатая стрела Райноров, размещенная в нижней части щита. Вообще-то первоначально на гербе Райноров красовалась вовсе не стрела, а пикирующий сверху вниз золотоклювый ястреб… но языки у олбарийцев острые, а уж победителей щадить они и подавно не станут. Весь Элгелл хохотал над «пернатым разбойником, повешенным вверх ногами». Райноры подали прошение о смене герба, причем догадались отсыпать Малькольму Дангельту столько в звонкой монете, что король свое высочайшее разрешение дать соизволил. Место ястреба на щите заняла стрела — красная, с направленным вниз золотым наконечником и распахнутыми крыльями. Оно и правильно — и тех уже ястребов довольно, что поддерживают щит Райноров, а в самом гербе этой птице делать нечего! Ястреб не очень-то храбр и вдобавок, правду сказать, далеко не умен — Лэннион нередко видывал, как мелкие птицы, кружась, сбивали ястреба с толку, да так, что он просто с разгону врезался башкой в дерево. Вот и нечего ястребу делать на щите — на то, чтобы поддерживать щит, мозгов у него хватит, а на прочее пусть не зарится. Это же просто отлично, что дед Джеральда озаботился сменой герба — хорош был бы король олбарийский с ястребом вниз головой на щите!

Того, что пристало герцогу Элгеллу, для короля никак уж не довольно. Герб надлежало изменить. Лэннион уже не помнил, кто первым предложил поменять цвет щита на зеленый — зато помнил, что спорить не стал никто. Это же только естественно — сменить в королевском гербе славу, красоту и ясность лазури на свободу, возрождение, изобилие и справедливость цвета зеленого… цвета эльфийских одеяний и Грэмтирского леса. Да и седой лев Элгеллов смотрелся на зеленом фоне ничуть не хуже, чем на синем. Вот только возлежит лев на зеленом ли, на синем поле — а без венца вид у него совсем не королевский. Льва следовало короновать… но тинктуру на тинктуру, металл на металл накладывать нельзя! Неумолимые законы геральдики запрещают увенчать серебряного льва золотой короной. Конечно, если бы лев был каким-нибудь другим, не серебряным… но тут уже Его Величество Джеральд встал на дыбы и заявил, что скорей уж он своеручно ощиплет по перышку крылатую стрелу Райноров и переломит ее об колено, нежели позволит шарлатанам от геральдики перекрашивать льва Элгеллов. Положение казалось безвыходным — и выход из тупика нашел не кто иной, как Роберт де Бофорт. И неудивительно — отец Марк еще в бытность свою честолюбивым юным Роджером Беллинсгемом заслуженно слыл одним из лучших знатоков геральдики своего времени, так неужто он не поднатаскал своего воспитанника? Мысль, осенившая Берта, вызвала одобрение Геральдического Совета и радостный возглас Джеральда, препирательства прекратились будто по волшебству, и голову серебряного льва Элгеллов украсил венок из боярышника геральдических цветов — ветви и листья пурпурные, ягоды красные. Пурпур, королевское достоинство, сила, могущество, благородство и сдержанность — и красный цвет мужества и неустрашимости, права, силы и любви. Разве золото более достойно увенчать королевского льва? Тысячу раз нет!

Дальнейшее сложностей не сулило. Компартмент — основание, на котором стоят держатели щита, расцвел в память о святой Джейн белыми маргаритками. Красная стрела сменила свой цвет на более подобающий королю пурпур. Геральдический Совет уже было изготовился вздохнуть с облегчением, но тут Джеральд вновь решил всех удивить. Он заявил, что ястребы Райноров больше не будут поддерживать гербовый щит. Что значит не будут? А вот так — не будут! Их место займут два куста боярышника в полном цвету. Геральдический Совет приуныл: если вспомнить, как и от кого Джеральд получил корону, то цветущий боярышник Доаделлинов — это правильно… так ведь отродясь не бывало подобных щитодержателей! Фигуры зверей естественных или фантастических — сколько угодно, а вот боярышник… да еще одобрит ли папа такой символ? Папа одобрил, и Лэннион даже думать не хотел, с какой скоростью скакал гонец и что ему пришлось предпринять для того, чтобы дело не застряло в папской канцелярии. Зато герб был не только одобрен учеными-геральдистами, но и как бы освящен. Оставалось только изготовить уйму изображений этого нового герба к завтрашнему празднеству… хвала Создателю, завтра вся эта свистопляска закончится!

Одри вновь зевнул — и тут вдруг увидел такое, что сонливость покинула его мгновенно. В окнах дома Рэйвенсхиллов вовсю горели огни, а вокруг дома суетилась, как в былые времена, многочисленная челядь. У Лэнниона от радости дыхание перехватило. Кларетта вернулась — ох, до чего же вовремя!