В семье не без подвоха - Жукова Юлия Борисовна - Страница 4

– М-мне казалось, обычно женщины уходят для этого в другую комнату, – осторожно намекает Алтоша. Все-таки что-то изменилось в его отношении ко мне. Еще весной так бы и сказал прямым текстом: «Пошла вон!»

– Не нравится, не смотри, – фыркаю я.

Алтонгирел вопросительно косится на Азамата, дескать, как же ты такое позволяешь? Азамат смотрит на него исподлобья.

– Ты же не думаешь, что я должен Лизу выставлять из-за стола на время кормления? Она, между прочим, еще не совсем здорова…

– Не думаю, – быстро отвечает Алтонгирел и садится в дальний угол так, чтобы не видеть меня из-за Тирбиша. Ребенок помахивает ему вслед кулачком; выглядит довольно угрожающе.

– Алэк, значит. – Унгуц подвигается поближе и принимается рассматривать мелкого.

– А что это имя значит по-муданжски? – спрашиваю. Имена из двух слов я обычно могу перевести, а такие короткие, насколько я знаю, очень старые и за века приобрели всякие сложные значения.

– Так назовут человека, который всегда добьется своего. Целеустремленного, – Унгуц ласково гладит мелкого по животу, – энергичного, удачливого…

Ажгдийдимидин дергает Унгуца за рукав, а потом стукает кулаком об пол, что у муданжцев соответствует нашему жесту погрозить пальцем.

– Да ладно тебе, – отмахивается Унгуц. – Я в прошлом месяце вообще благодать не раздавал, могу себе позволить!

Ажгдийдимидин прищуривает глаза и шкрябает на бумажке: «Копил?»

Унгуц поджимает губы.

Духовник продолжает писать: «Тут и без тебя хватит, расслабься».

– Можно подумать, ты сам не больше обычного выложился, – ворчит Унгуц, но от меня отодвигается.

– Как… прошел обряд? – осторожно спрашивает Тирбиш, чтобы всех отвлечь. Остальные изо всех сил стараются не замечать диалог Старейшин. Простым людям не положено знать, что Старейшины могут быть неправы или не соглашаться друг с другом.

– Предсказуемо, – хмыкаю я. – Хотя мне показалось, в этот раз было как-то формальнее, чем на свадьбе. Тогда нам и Старейшин не перечисляли, и никакого «Совет решение принял»…

– Ну, ты сравнила! – усмехается Унгуц. – Именование – обычная процедура, давно обкатанная, там и думать особенно не надо. А свадьба – это же ответственное решение! Тем более, чего ждать от твоего ребенка, и без имени понятно. А вот чего ждать от тебя, никто из нас не знал. Даже твой духовник. Правда же, Ажги-хян?

Духовник хмурится, но не возражает.

– Вот-вот, – продолжает Унгуц. – У нас такого еще не было, чтобы пришлось решать судьбу человека, которого ни один Старейшина до тех пор в глаза не видал! А именование-то что, именование мы раз по десять в день проводим и обычно всего по трое-четверо для этого собираемся, а то, когда много народу, видно плохо. Впрочем, сегодня и так все было ясно. Я как пришел на Совет, мне Агжи-хян р-раз записочку, мол, можно расслабиться, Лиза все равно сама имя выберет. Это Асундул вечно любит, чтобы все по уставу было. Кстати, что-то он в последнее время фамильярничать стал. При своих-то ничего, но с этими международными делами как бы не оконфузиться… Я понимаю, конечно, что он остальных Старейшин почти всех сам читать учил, но я-то его помню, еще когда он на лошади сидеть не умел!

Ажгдийдимидин жестом показывает мне перекатиться к нему поближе и вручает мне распечатанный листок. Видимо, подготовил речь заранее.

«По нашим традициям, – гласит листок, и я уже начинаю нервничать, – Хотон-хон положено иметь круг приближенных подруг из числа уважаемых горожанок. Пока ты была тяжелая князем, Совет решил тебя не беспокоить. Однако теперь настало время задуматься, кого ты хочешь видеть вокруг себя. Выбирай женщин надежных, опытных в обращении с детьми и в отведении сглаза».

– Э-э-э… – растерянно говорю я. – Да у меня тут всего-то подруг две с половиной, из них одна с Земли. Зачем мне какие-то женщины, когда у меня вон Тирбиш нянькой?

Духовник, не теряясь, протягивает мне еще одну распечатку.

«Приближенные подруги нужны, чтобы поддерживать тебя в грусти, развлекать в скуке, наставлять в сомнении и покрывать в грехе. Женщине не всегда может помочь духовный наставник, поскольку пути мыслей мужчины и женщины различны. Не забывай также и о том, что столичные женщины об этой традиции знают, помнят и надеются войти в твой круг приближенных».

– То есть, проще говоря, вы опять хотите загнать меня в клуб, только теперь круглосуточно и на дому? – обреченно спрашиваю я.

«Тебе не обязательно с ними шить, – пишет Ажгдийдимидин на обороте листка. – И можешь сама их выбрать».

– Азама-а-а-ат, – хнычу я. – Мне опять велят общаться с местными тетками…

– Ну почему только с местными? – пожимает плечами Азамат. – Никто не будет против, если ты пригласишь в круг своих землячек. Все поймут, я думаю. А еще у тебя есть Задира и Орешница. Вот и круг.

– Так это чисто формально или мы как-то собираться должны?

– Формально, – успокаивает меня Унгуц. – Но видеться ты должна хотя бы раз в месяц с каждой из женщин.

Ну ладно, раз в месяц, может, и выкроится часок. Не все так плохо, как я сначала подумала. Это не районный клуб, это мои нормальные знакомые, и много времени такой клуб не отнимет. Подзываю девиц и объясняю на двух языках, что мне (а точнее, Старейшинам) от них занадобилось.

Янка пожимает плечами: надо так надо.

Орива вытаращивает свои и без того немаленькие глаза:

– Вы правда хотите взять меня в круг? А мне разве можно? Я ведь не ахмадхотская…

– Живешь-то здесь, – отмахивается Унгуц. – А где родилась, кому какое дело.

Я киваю на Унгуца, мол, вот, слушай, что умные люди говорят.

– Но вы серьезно хотите меня взять? – снова уточняет Орива. – Я же не знатная никакая, даже не замужняя, не говоря уж, что детей нет. Да и мы с вами не очень-то близки…

– Ну, дорогая, у меня не так уж много близких людей, – пожимаю плечами. – Не волнуйся, тебе не придется, э-э, как это там было? Наставлять меня в сомнении, во. Но если не хочешь, так и скажи, я не обижусь. Сама бы обошлась, да вот заставляют…

– Да вы что, для меня это честь! – заверяет меня Орива. – Сестрам напишу – вот обзавидуются! Ничо так! Приехала подзаработать, бац – и в кругу приближенных подруг Хотон-хон!

Я только головой качаю. Подумаешь, какая существенная разница! Ходить ко мне наряды шить – это нормально, а попасть в круг приближенных – уже честь. Никогда не угадаешь с этими муданжцами.

– Две – это мало, – напоминает о своем существовании Алтонгирел. – На первое время сойдет, но начинай присматриваться к горожанкам. Нужно хотя бы четыре-пять.

– А как я, интересно, могу выбрать надежных подруг из совершенно незнакомых женщин? – задаю я риторический вопрос. Вернее, я-то хотела задать очень даже конкретный практический вопрос, но духовники явно истолковали его как риторический. Проигнорировали то есть.

Глава 2

После условного празднования в «Лесном демоне» мы все-таки едем в новый Азаматов дворец, который у меня теперь язык не поворачивается обозначить как «домой». Азамат хочет поработать до вечера, раз уж он в столице, а потом можно будет снова смыться, заодно послать пилота за матушкой, пускай приедет посмотреть на мой дом и своего внука.

Стоит мне с комфортом расположиться на кровати, как в дверь моей местной спальни безапелляционно стучат.

– Открыто, – говорю.

Стук повторяется. Ладно, придется соскрестись с дивана и дочавкать до двери.

За дверью стоит мастер искусств, и у меня тут же заболевает голова.

Дело в том, что муданжцы супротив среднего землянина чудовищно суеверны. Я понимаю, конечно, что в отличие от нас у них это предписано государственной религией, но все равно можно было бы и поубавить. Вот, например, есть этот ужасный запрет на фотографии маленьких детей. То есть, как я выяснила, фотографировать в принципе можно, если уж очень приспичит. Но фотографии следует хорошенько спрятать, чтобы никто их не увидел, пока ребенок не подрастет. Лучше даже самой не смотреть. А то, дескать, чужие люди проклянут, или боги позавидуют, или еще сто двадцать восемь несчастий.