Чужая невеста - Никольская Ева - Страница 27

– Ум, ри-и-ишва-а-а, – благоговейно протянул элементаль и, подняв взгляд на Йена, потребовал: – Пять штук к вечеру – и ручка этой лэфы снова будет идеальной.

– А губа не треснет? – возмутился Лааш. – Ему же полдня придется ловить этих тварей!

– Это мое последнее слово, – выпятив нижнюю губу, сообщил Скил.

– Действуй, чудовище, – вздохнул «медведь» и чуть подтолкнул меня вперед, сказав: – Ильва, дай ему свою руку.

– А… – начала было я, но друг перебил.

– Не укусит, – успокоил меня он. – Скил хоть и вредный дух, но слово держит. Верно, Скил? – спросил с нажимом.

– Верно-верно, – пробормотало существо, обнюхивая мое запястье. – Но какая же все-таки она вку-у-у-усная, – простонал он, начиная зализывать мою ранку.

Желание отдернуть руку было очень велико, но я сдержалась. Раз уж Йен готов ради меня убить полдня на отлов каких-то ришв, то побороть свой страх и брезгливость я просто обязана. Поборола, да… и получила в награду совершенно здоровую руку с идеальной кожей без каких-либо намеков на шрам.

– Невероятно, – только и смогла выдохнуть я.

– Еще бы! Я же мастер, – гордо задрав нос, похвастался элементаль.

– Спасибо, – сказала ему, старательно делая вид, что не слышу его реплик, и, посмотрев на мужчин, добавила: – И вам спасибо, большое прибольшое. – Мне улыбнулись в ответ и только. – А Фимар меня теперь признавать будет? – вспомнив о серебристом коте, поинтересовалась у них.

– Будет, – успокоил Йен. – Он кровь твою попробовал, запомнил. Это для керсов самое важное в метке.

Я кивнула и тоже улыбнулась. Ощущение прихода «песца» потихоньку отпускало, и мне даже показалось, что жизнь налаживается. Но следующий же день убедил в обратном.

Глава 7

Благими намерениями вымощена дорога в ад

Неприятности в Стортхэме, как я заметила, обычно начинали происходить под вечер. Хотя назвать просто неприятностями то, что случилось в самый разгар девичника, язык не поворачивался. С другой стороны, и девичником назвать наши мрачные посиделки я бы тоже не рискнула.

Мы, то есть женщины общины, расположились в гостевой комнате жилого этажа, которая больше походила на маленький зал. Это напоминало сходку представителей двух враждующих лагерей, встретившихся за столом переговоров. Вот только вместо пачек бумаг, ручек и пепельниц, на белой скатерти стояли столовые приборы и разные блюда, приготовленные Энией и ее командой.

Шел третий день свадебного обряда, и этот день, по обычаям лэфири, следовало весело отмечать. Жены же с амантами (спасибо, вивьер приглашать не заставили!) молча поглядывали друг на друга и ели. Без тостов, без шуток, без разговоров и даже без стриптизера, которых обычно приглашали на подобные торжества мои бывшие однокурсницы. Жаль! Последний пункт наверняка бы разрядил обстановку. А так оставалось уповать только на красивое пение Ким. Без ее чудесного голоса я бы окончательно решила, что эти хмурые лэфы в столь мрачной манере хоронят мою свободную жизнь, а не празднуют скорое замужество.

Где-то через час таких посиделок вино наконец подействовало на присутствующих дам, развязав им языки. Вот только реплики, которые нет-нет, да и отпускали женщины в адрес друг друга, больше походили на уколы рапир, чем на веселые шутки. Если б не Милора с Киминой, которые были в обеих компаниях «старшими», мой девичник превратился бы в банальную склоку. Но эти две женщины умудрялись мягко усмирять порывы своих подруг, ненавязчиво напоминая им о теме застолья.

Я же сидела во главе стола в красивом бело-красном платье, потягивала вино, слушала песни вперемешку с язвительными перепалками и думала о своем. И просидела бы так, наверное, до конца девичника, если бы в комнату не ввалился запыхавшийся норд и не сообщил с порога то, что заставило всех женщин вмиг забыть о конфронтации, подскочить со своих мест и кинуться в мини-лазарет Стортхэма. Всех, кроме меня. Потому что мне там делать было просто нечего.

– Извини, Ильва, – виновато пробормотал вестник, отводя взгляд. – Мы пытались, но… Таша не удалось спасти.

Вилка со звоном упала на пол, но ни я, ни норд, имени которого не знала, даже не вздрогнули. О том, что мой жених погиб, он сообщил в первую очередь и лишь после добавил, что еще трое ранены и находятся в лазарете. Имен их назвать не успел, едва не сбитый с ног метнувшимися к двери лэфами. То ли они так сильно переживали за всех мужчин Стортхэма, что не пожелали дослушать парня, то ли просто получили веский повод покинуть «вечеринку», которая в общем-то уже потеряла свою актуальность.

Я продолжала сидеть за столом, а норд – переминаться с ноги на ногу, стоя у двери. Будь у него шапка, наверняка, комкал бы ее в руках, а так просто сжимал и разжимал пальцы, теребил шнуровку на заляпанной грязью рубахе и молчал.

– Присядешь? – предложила я, понимая, что никуда этот вестник не торопится. Ибо торопиться, судя по всему, ему уже некуда. Парень кивнул и, подойдя к столу, сел с самого края. – Расскажи, что случилось? – попросила, поднимая упавшую вилку. – На вас напали?

Он отрицательно мотнул головой, но вслух не произнес ни слова. Несмотря на внешнее спокойствие, я чувствовала себя ужасно. В то, что жениха, который за эти дни стал по-своему мне близок, больше нет, сердце верить отказывалось. А вот то, что я могу теперь остаться без обещанной нордами защиты, напротив, казалось очень реальным и неотвратимо близким. Холодный липкий страх сгущался надо мной подобно тучам, и в глазах сверкнули первые капли непрошеных слез.

– Таш хотел сделать тебе особый подарок, – наконец-то проговорил гость. Совсем еще молоденький, лет восемнадцать на вид, не больше. Но уже отмеченный тонкими нитями шрамов, змеившихся на лысом виске, который в сочетании с кудрявой шевелюрой походил на деталь прически.

– Подарок, – эхом повторила я, наливая в кубок вина. Руки дрожали: посуда неприятно позвякивала, а темная жидкость частично выплеснулась на скатерть, но я словно не замечала этого. Все происходило как во сне… в странном кошмарном сне, который так походил на реальность.

– Да, подарок! – с вызовом в голосе воскликнул норд и тут же стушевался, опустил плечи и, как мне показалось, всхлипнул. Но… показалось, да… мужчины ведь не плачут. – Таш задумал это еще с утра. Собрал самых близких друзей и… – Парень снова замолчал, уставившись на свои руки, сложенные на столе. Его пальцы подрагивали не меньше моих, и, поднявшись, я протянула ему свой кубок:

– Выпей. Не повредит.

Он бросил на меня благодарный взгляд и залпом осушил сосуд. Потом продолжил рассказ:

– Таш знал, что старшие ему не позволят, поэтому втихую подговорил нас, пятерых, спуститься в подземелья Итиры за синим кристаллом, который заприметил еще на прошлой охоте…

«Безрассудный мальчишка, – всплыли в памяти вчерашние слова Йена. – Ночные прогулки на керсе, опасные вылазки в подземелья – глупые романтические порывы! Да, он такой – безрассудный мальчишка… был».

– Красные ценны, да, но синие очень красивы. Твой жених хотел подарить тебе один из них завтра, в Рассветном храме, Ильва, – продолжал говорить норд.

А я слушала и молчала, мрачно разглядывая багровые пятна на белоснежной ткани стола. Мне… Значит, Таш погиб из-за меня? Проклятье! От понимания, что косвенно являюсь причиной его гибели, становилось только хуже.

– Скажи хоть что-нибудь, Иль! – взмолился парень, явно чувствовавший себя виноватым и за то, что участвовал в рискованной авантюре, и за то, что выжил в отличие от моего жениха.

– Как он погиб? – Я с трудом узнала свой голос, он звучал слишком глухо и как-то… бесцветно, безэмоционально даже.

– Его утащила вниз орна.

– Кто? – не меняя тона, спросила я.

– Подземная гадина, – тяжело вздохнув, пояснил собеседник и шепотом добавил: – Трехглавая.

Мы замолчали, каждый думая о своем. Норд, судя по страдальческой мине на его серой физиономии, вспоминал их бесславный поход, а я размышляла над тем, что если тела нет, то, быть может, с диагнозом «мертв» кое-кто все же погорячился? Эту мысль я и высказала вестнику. Но тот, увы, моим энтузиазмом не проникся, хотя и сказал, что Грэм-риль собирает небольшой отряд для поиска. Вот только не Таша, а его истерзанного тела.